Девятая Парковая Авеню (СИ)

Эксперимент прост как пара валенок. Если трое мужчин выживут в четырёх стенах, запертые без друзей и родственников, без новостей и без свежего воздуха, если они не сойдут с ума и не перебьют друг друга, если их не настигнет скука в неизменно тесном обществе — они действительно хороши вместе и им можно дать шанс. Итак…

День первый. Я спал на другой кровати. Не выдержал и перелёг на неё после целого часа их полупьяных приставаний. Кси надрался даже больше Кирсти и всё пытался сделать мне минет, но в темноте не мог попасть пьяным ртом куда надо. Бедный ребёнок…

День второй. Ксавьер долго и жалостливо просил прощения. Его мучило такое похмелье, что я не мог отказать. Вечером никто не пил, ночь прошла спокойно, но… Крис подглядывал за мной в уборной. Что такого он надеялся заметить, чего ещё не видел?

День четвёртый. Как и вчера, ничего. Все чинно сидят, обрабатывают пилочками ногти, мажут их чёрным лаком, позаимствованным у Лайта, слушают музыку и кушают бананы. Остальные фрукты нетронуты.

День шестой. Кси осваивает эротические танцы. Крис ничего в них не понимает, и лапочка просил меня помочь ему. Я сказал, что подумаю. А пока он самостоятельно извивается у стены, прижимаясь и хватая её потными ладошками, выгибает шейку и одаривает меня томным взглядом, от которого я мысленно почти согласился нарушить правила игры. А ведь ещё и недели не прошло. Определённо, у него талант.

День седьмой. Я согласился помочь Ксавьеру. Для начала научил его правильно показывать стриптиз. То есть правильно раздеваться, красиво и медленно, попадая в такт. Бедняга Кирсти, глядя на наши тренировки, перепачкал спермой единственные свои приличные джинсы. Стиральная машина в отельном номере не предусмотрена, а жаль.

День десятый. Поскольку я уже не могу смотреть на расхаживающего в одних боксерских трусах Кирсти, решил постирать его джинсы. Для этой цели я полчаса застирывал их жидким мылом, согнувшись над ванной, пока какой-то псих озабоченный не попытался воткнуться мне в задницу, не снимая с нее (с задницы) штанов. Решив даже не выяснять, кто это был, я въехал удалому трахальщику кулаком по яйцам. По жалобному писку понял, что это был Кси. Странно… с каких это пор он решил стать активным?

День одиннадцатый. Джинсы ещё не высохли. А Крис с утра запачкал себе и трусы. Но их уже я стирать не буду. Пусть ходит с голой задницей, если ему так нравится. Пусть только регулярно её моет.

День двенадцатый. Ксавьер делает несомненные успехи в порнографическом искусстве. Очень ловко танцует вокруг стула и порывается его изнасиловать… профессионально грызет за ножки и лижет деревянную спинку. Лайту плохо. Мне тоже, хоть я и не признаюсь ни за что.

День тринадцатый. Кси заставил меня выломать в ванной металлическую батарею для сушки полотенец (она всё равно холодная) и разогнуть с помощью тяжелого пистолетного приклада в ровную трубу. Зачем, спрашивается… но гадал я недолго. Он сделал себе удобный пилон, как в стрип-барах, пристроив трубу посреди гостиной. Просил Кирсти подобрать подходящую музыку, но Кирсти ему не поможет, у него несварение желудка (наелся опилок с обгрызенного Ксавьером стула).

День пятнадцатый. Мы счастливо прожили половину срока. Кси научился садиться в шпагат в воздухе, бесстрашно натирать соски льдом и… совращать меня. Весь вечер провёл за чтением вслух старых финских газет (Крис так ухохотался над его произношением, что теперь не ходит, а ползает на полусогнутых, держась за живот), а ночью вылизывал мне шею и засовывал себе в пупок кубики льда.

Но самое страшное — он засовывал кубики льда и мне в пупок! Как он догадался, что меня это заводит?

День семнадцатый. Кристиан и Кси вместе ходили в туалет. Что они там делали, знает только унитаз и бачок для слива. Я их допрашивал — не раскололись. Фаянсовые сволочи…

Ночью Ксавьер был сама нежность и сладость, связал меня и засыпал целой горой льда. Постель мокрая, хоть выжимай.

День восемнадцатый. Ксавьер отказался обедать, обмазав себя картофельным пюре, шоколадным суфле и полив сверху котлетным соусом. Зато Крис выявил желание съесть дополнительную порцию, слизав с него все эти деликатесы, особенно из района «бикини». Самое интересное, что Кси ничего не лил туда, но всё притекло само. Даже сила притяжения на стороне этих извращенцев.

День двадцатый. Кси онанирует перед зеркалом… лижет его там, где в отражении нет его губ (но получается плохо, почти никак), и почему-то шепчет: «Ангел». Испачкать пол и стены не успевает: из-за зеркала выползает ошалевший Кирсти, берёт в рот его член и сам довершает дело.

Ночью Ксавьер онанировал в постели. И кончил на меня, оросив длинной струей от подбородка до паха. Его сперму съел… ну кто ещё мог её съесть, если нас тут трое, а я воздерживаюсь?! Но я… я чуть не сорвался и не изнасиловал обоих. Пришлось подыматься, вытирать с живота остатки, не съеденные Кирсти, мокрыми салфетками и пить холодную воду. Помогло не очень.

День двадцать первый. Лайт открыто трахался с Кси, стоя у стеночки в сортире. Старые привычки трудноискоренимы. Лапочка жалобно стонал и даже немного сопротивлялся, оставив в кафельной плитке следы от кулачков. Но, поскольку на помощь никто так и не позвал, я остался в кресле, допивать утренний кофе.

День двадцать второй. Они занимались сексом всю ночь, лёжа в постели, и через раз менялись местами. Нашли самый действенный способ меня доконать. От этих стонов и вскриков я чуть не сошёл с ума. Смотреть на это и не участвовать… в аду наверняка давно освоили такой тип пыток — самый изощрённый и болезненный.

День двадцать третий-четвёртый. Они прекратили трахаться, полностью переключив внимание на меня. Целый день их руки лапали моё тело, Крис сосал соски, а Кси терзал пупок. По-моему, он на манер Шеппарда превратил его в свой фетиш — вечером соорудил из обглоданных куриных косточек алтарь и приносил в жертву кусочки овощей из салата, поджигая длинными каминными спичками. Все были немилосердно сожжены.

А ночью Кси улёгся на меня и сказал, что не слезет, пока я не позволю ему облизать себя с ног до головы. Я покорно согласился… не зная, что он собрался заниматься этим до рассвета. Я так опустошён его минетами, что всё утро не могу избавиться от сушняка.

День двадцать пятый. Я больше не могу! В этих танцах нагишом Кси так откровенно предлагает себя, что мой несчастный орган от похоти так болит, что писать не может. Вечером детка устроился у меня на коленях и одними лишь телодвижениями сымитировал половой акт до такой реальной степени… короче, я описался. Только там была не моча.

День двадцать шестой. Джинсы высохли (кто-то наконец догадался их вытащить из ванной и повесить). Кирсти перестал ходить полуголым, а Ксавьер наоборот разделся. Весь день протанцевал голышом, а ночью, ложась спать, сказал, что готов выпускаться из школы шлюх с золотой медалью, и доверчиво спросил, не хочу ли я быть его сутенёром. Я сказал, что не хочу. Эту почётную должность тут же взял на себя Крис.

День двадцать седьмой. Кси занялся отжиманием, качанием пресса и боксом. В качестве боксёрской груши выбрал меня и велел мне потолстеть, поскольку я жестковат для груши, да и вообще плохо амортизирую.

День двадцать восьмой. У меня крепатура… у Кси тоже. Тайком от финна мы целовались, сидя на постели, и вылизывали друг другу… неважно что. Лёд опять закончился.

День тридцатый. Они отказываются выходить из номера! Сказали, что им тут очень понравилось и что по окончании этого дня они устроят групповуху на полу и жестоко изнасилуют меня. Жду с нетерпением.

*

— Ну что, детки? Как вам пройденный месяц? — я закрыл журнал наблюдений, разорвал на три части и бросил в камин.

— Отпад! — завлекающим голосочком сообщил Кси и задрал длинные ноги на стену.

— Надо будет обязательно повторить, — поддержал Кристиан и забрал одну его ногу себе. — Бэби, а ты готов к растерзанию?

— Нет, но всё равно насилуйте, — я пожал плечами, ложась между ними в постель.