Девятая Парковая Авеню (СИ)

— Всё не так просто. Я послал тебе нечто вроде ментального запроса, на который так и не получил подтверждения. Фактически, ты мне всё уже доказал. Но существует формальность. Как и в любом другом влюблённом сердце, в моём тоже есть малюсенькое зёрнышко сомнения. Ты ведь сначала не поверил, сам сказал. И не сказал, что веришь теперь. А главное, не сказал, что сам…

— Я всё понял, не продолжай. Ангел, я наконец-то не боюсь отказа. И не боюсь признаться, — он подошёл и обнял меня за шею, грустно улыбнувшись. — Мой путь к этой фразе, такой банальной и заезженной, был долгим и трудным. Прости. Я люблю тебя.

— Я тоже… я…

(«Ты меня сейчас на кол посадишь!»)

люблю тебя, — выпустив чувство на волю, пристукнув не в меру болтливый миокард и ласково поцеловав Ксавьера взасос, я тут же ощутил неимоверное облегчение и стал деловым. — Что будем делать с ледовым дьяволом? Он там в своей захламленной квартирке спит и видит, как бы трахнуть… и меня, и тебя.

Лапочка тоже облегчённо вздохнул и скроил лукавую рожицу:

— А ты больше не собираешься его убивать? Тогда пусть сам решает, готов он покуситься на тебя без боязни, что я огрею его по голове тяжёлым микрофоном из его же запасов, или нет. Ты удивлён? Я не в состоянии ревновать сейчас, ведь он фактически спас мне жизнь, сохранив до прихода тебя. Но я подумаю о ревности завтра. Если захочет, пусть попробует пожить с нами. А если нет… нам и вдвоём, по-моему, будет хорошо. Но в этом случае — больше никому я тебя не отдам. У него ровно один шанс на мою милость, — он посмотрел на меня со слабо разгорающимися воинственными огоньками в сладких абсентовых очах.

Миокард хлопнулся в обморок, а я ощутил горячее волнение в паху.

— Тогда пойдём, мой принц-наследник денежной империи, выразишь Кристиану свою высочайшую волю.

========== 23. Цианид, арфа и крылья ==========

****** Часть 4 — D.E.A.D. ******

(Destroy Enforce of Absolute Darkness — Разрушительная Сила Абсолютной Тьмы)

Кирсти очень удивился увидеть нас такими счастливыми:

— Кси, как тебе удалось его умаслить?

— У меня язык почти отсох вешать ему лапшу на уши, — смеясь, ответил Санктери. — Никогда ещё столько не разговаривал… короче, у нас есть шанс. Я останусь с Ангелом. И попробую с ним ужиться. А ты что собираешься делать?

— Я думал об этом, пока вы отсутствовали. Думал о Юрки… и так и не определился. Беда в том, что я не знаю, какое он для меня имеет значение. Мы были вместе слишком долго, я устал и… И я не понимаю, что чувствую к каждому из вас.

— Слушай, Ангел… — личико Кси стало страшно серьёзным. — Говоря откровенно, в острой мешанине чувств, которые я к тебе испытываю, я не знаю, что конкретно преобладает. Я могу свободно сказать, что люблю тебя, но я по-прежнему не готов к последствиям этих слов. Может, я ещё слишком мал… а может, это что-то другое. Я никогда ещё ни с кем не встречался, ну… по-настоящему. Не имел отношений. И не испытывал серьёзных чувств. Я немножко боюсь… потому что не знаю, как это — делить с кем-то дни и ночи напролёт. Но я хочу. Хочу попробовать. Ты слышишь меня? Ты понимаешь? В любом случае я не в одном положении с Кирсти. Я свободен, насколько могу быть свободен, будучи в розыске. Теперь твоя очередь. Ты себя знаешь? Можешь с твёрдостью алмаза сказать, что я твоя судьба, с которой ты, возможно, промучишься всю свою жизнь? Тумбочка между кроватями — это, конечно, тоже вариант, но… понимаешь, после всего, что было пережито с тобой и без тебя, я хочу быть уверенным в завтрашнем дне. Если есть сомнения, лучше вовсе не начинать и не обещать. Что скажешь?

— Я хочу, чтобы вы оба… остались со мной. Но себя я почти не знаю. Моя жизнь слишком горька и изломана, я был мёртв, сожжён… кто-то заставил меня восстать из пепла. Это был мой крёстный. Его стараниями я воскрес. Но всё-таки не дышал. Дышать меня заставил ты, Кирсти. Твоя музыка… твой голос, рвущийся будто из глубины моей собственной души. Я задышал… Но всё ещё не жил. Ксавьер… ТЫ заставил меня вгрызться в шею самой жизни, заставил почувствовать её вкус, её ошеломительно бьющийся пульс, её яркий цвет и жгучий запах. Ты вырвал меня из затхлого оцепенения, из замкнутого круговорота ненависти и мести, заданий и заказов, тренировок и убийств… новой и новой крови. Я больше не хочу сеять смерть. Но чтобы научиться сеять что-то другое, мне понадобится не один час и не один день. Также я осознаю, что треугольник — неустойчивая фигура, одна вершина рано или поздно падёт. Кто-то из нас всё время будет лишним, кто-то будет ревновать, и кто-то будет сильно страдать от невозможности разорваться. После всех выложенных вами соображений я боюсь говорить, что мы можем жить вместе. Остаться должна пара. Но выбирать между вами я не могу. Я слишком сильно исстрадался по вам обоим. И я предлагаю провести два эксперимента на определение нашей верности и постоянства наших чувств. Первый займёт минуту. Второй — намного больше, месяц или два. Вы хотите попробовать?

— Да, — отозвался Кристиан.

— Колись, что ты там задумал, — велел Ксавьер и растянулся на постели.

— Я вижу на столе закупоренную бутыль шампанского. Крис, какой оно древности?

— Свежее! Купил сегодня, для Кси, но по назначению так и не использовал.

— Отлично, — я открыл бутылку, налил шампанского в три бокала и продолжил: — Слушайте сюда. Сейчас вы отвернётесь и я подсыплю в один из бокалов цианистого калия. Потом отвернусь я, а вы эти бокалы хорошенько попереставляете, перепутав между собой. Уровень шампанского в каждом я сделаю совершено одинаковым, так что отличить будет невозможно. А потом мы выпьем. И кто-то из нас автоматически отпадёт. И произойдёт это исключительно по воле Божьей.

Повисло молчание.

«Ты хочешь убить? Их?! Ты?! Который только что на словах отказался сеять смерть?»

— Если яд достанется тебе, Ангел, я покончу с собой, — в конце концов, выдавил Кси, бледнея.

— Я тоже, — поддержал Лайт.

— Вы можете предложить что-нибудь другое?

Поскольку они не отвечали, я достал платиновый пистолет, открыл его и вытащил из магазина одну пулю необычного красного цвета.

— Отворачивайтесь, — разломав капсулу (а это была именно капсула), я вылил в шампанское несколько желтоватых капель. — Теперь ваша очередь.

Переставляя бокалы, они о чём-то шептались, потом позвали меня за стол.

— Ну что… — мрачно сказал финн. — Пьём?

— А ты передумал? — Ксавьер смотрел на него сквозь шипящую пузырьками жидкость.

— Нет. Твоё здоровье, Ангел, — легонько стукнувшись об мой бокал, он выпил всё до последней капли, следя краем глаза за моей реакцией.

— Твоё здоровье, — эхом повторил Кси и тоже выпил до дна.

— Это ужасно… — пробормотал я и отодвинул от себя шампанское.

— Что ужасно? — с любопытством спросили они в унисон.

— Ваша преданность. А если бы я действительно налил цианистого калия?!

— Так ты…

— Олухи вы мои наивные! Неужели вы всерьез думаете, что я мог вас убить собственными руками?!

— Но так нечестно! — возопил Кси. — Зачем мы тогда смешивали шампанское?!

— Простите, ЧТО вы делали?

— Мы потихоньку слили все в один бокал, — пояснил Кирсти, — а потом обратно разлили по трём…

— …потому что не в состоянии тебя лишиться и решили умереть все вместе, — подхватил Ксавьер и глянул на меня с диким, неистовым обожанием. — Это ярче и драматичнее, чем в опере.

— Господи, да вы вообще без тормозов!

— Стараемся… — скромно протянул Кси и бросил пустой бокал на пол.

— Второй эксперимент теперь отпадает?

Крис явно надеялся на положительный ответ, но я его огорчил:

— Нет, он гораздо серьёзнее.

*

Втроём мы поселились в моём отеле, где я снял большой и шикарный люкс. Тридцать дней мы не будем выходить на улицу, будем видеть только друг друга (обслуживающему персоналу я велел провизию оставлять под дверью), спать на одной постели и, самое главное, они не будут со мной трахаться. Трахаться друг с другом я, как последняя хитрая сволочь, им не запретил. А я, кроме вышеперечисленного, буду вести журнал наблюдений, втайне от них.