Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

— Хозяин, — Мэтт сглатывает и дрожит всем телом, боясь лишний раз вдохнуть и пошевелиться. — Не могли бы вы… вынуть, пока я…

Уильямс не успевает договорить, как по ягодице прилетает звонкий удар. Джеймс замахивается и бьет второй раз почти сразу, а Мэтт ловит ртом жалкие остатки воздуха вокруг. Два шлепка словно насквозь прошивают все тело, он зажимается, пробка давит сильнее и все вместе проходит мощнейшим разрядом вдоль позвоночника, по всем нервным окончаниям.

— Я сказал тебе идти к кровати. Вперед, — от насмешливого голоса так и тянет властью и превосходством. — Или тебе нравится и так? — Джеймс нарочно ведет по покрасневшей коже, которую заметно покалывает, и слабо ударяет снова до громкого стона. — Иди же.

И Мэтт делает шаг. В эту секунду мир смазывается и теряет любые очертания за тысячей звезд и темных пятен. И если до этого Уильямс считал, что уже на грани, то вот теперь он понимает, что падает далеко за эту границу. Пробка елозит внутри от каждого осторожного шага. Она мажет по простате, неудобно скользит и трется внутри, выбивает все человеческое из головы. Мэтт больше не ощущает себя человеком. Все его мысли сводятся до тупого желания кончить, но он послушно доходит до кровати, едва ли переводит дух и слышит следующие слова:

— А теперь — садись.

Джеймс внутренне просто ликует, когда видит столь потерянное и неосмысленное выражение на лице Уильямса. Вся комната буквально пропитана его запахом, Джеймс впервые чувствует его полностью, чувствует так ярко и оглушающе сильно. У него и самого давно свербит, а белье должно быть уже мокрым от смазки. Но он хочет довести эту игру до конца, а для этого…

Джеймс смотрит, не отрываясь, как Уильямс осторожно опускается на край кровати и едва ли не подскакивает на месте. С его члена течет, все тело слабо блестит от пота, а приоткрытые губы слишком сухие от частого дыхания. И он все равно подчиняется. Не трогает себя, не пытается подойти к Джеймсу. Покорно следует каждому слову.

— Хороший мальчик, — Джеймс пересекает комнату в пару секунд и опускается рядом. — А значит, ты можешь получить награду.

Он не дает ни о чем подумать, да Мэтт и не сможет в таком состоянии, а просто валит его на спину и впивается в губы, пока рука опускается на член. Джеймс целует жадно, впечатывается губами в губы, ласкает языком, а Мэтту хватает пары движений, чтобы спустить и выгнуться на кровати. Чтобы хрипло простонать прямо в губы и утонуть в хвойном свежем запахе, который просто сводит сейчас с ума.

Мэтт оседает обратно и бессмысленно смотрит перед собой. Джеймс глядит жадно на это распластанное тело, сглатывает и старается взять себя в руки. Это еще не конец. Нужно еще немного выдержки, ведь так хочется попробовать…

Джеймс поднимается на ноги и старается дышать ровнее. Он идет обратно к тумбе, подцепляя то, чего хочется больше всего, а заодно вытягивает из второго ящика полотенце, перед тем как вернуться назад. Одного взгляда на Уильямса хватает, чтобы в который раз осознать, насколько же сильно Джеймс его сейчас хочет. Молодой, красивый альфа, с крепким, но не крупным сложением, влажными каплями и белесыми разводами на животе, с неопавшим до конца членом. У Джеймса в горле стоит плотный ком от того, что этот альфа принадлежит сейчас только ему. У Джеймса в голове туман, потому что такого он не испытывал ни с одной омегой, а альфы все поголовно пытались завалить его самого. А Мэтт лежит и млеет. Не наигранно, такие эмоции просто невозможно вообразить.

— Тебе понравилось.

Джеймс опускается рядом и мягко касается бедер полотенцем. Мэтт заметно вздрагивает, пытается сфокусировать взгляд, но выходит слишком плохо. Его губы слабо шевелятся, пытаясь выдавить обычное «да», но даже голоса сейчас нет. Джеймсу и не требуется ответа. Он обводит махровой тканью пах, скользит ей невесомо по члену, стирает все белесые капли с живота. Его пробирает какой-то нереальной нежностью от того, как снова заливаются румянцем щеки Мэтта, как он силится выдавить из себя хоть слово. Но на лице отражается все та же ухмылка — Джеймс еще не закончил игру.

— Я… могу… — слабый хрип прерывается с легким ударом все тем же полотенцем.

— Я сам буду решать, что ты можешь, — спокойно, но строго отвечает Джеймс и снова обводит пах. Мэтт тихо стонет и дергается — член еще слишком чувствительный, и Уильямс это прекрасно знает. — Не рыпайся, — предупреждает он.

Полотенце сползает по стволу вниз, а пальцы, будто нарочно, цепляются за яички и ползут ниже.

— Совсем никуда не годится, — Джеймс презрительно цокает и качает головой. — Ты весь грязный здесь.

Словно в подтверждение слов он поднимает перед лицом Уильямса влажные от смазки пальцы. Мэтт теряется, силится свести ноги вместе, но получает по бедру полотенцем в опасной близости с пахом.

— Я сказал не рыпаться, — повторяет Джеймс строже. — Вставай на колени, руки перед собой на кровать.

Мэтт вздрагивает, но с трудом перекатывается на прохладной простыне и поднимается на колени. Все тело до сих пор окутано сладкой негой, и будь это позволено, Мэтт с радостью бы завалился сейчас спать. Но он чувствует. Чувствует ленивое возбуждение, не такое оглушающее, как прежде, но так и не ушедшее до конца. Чувствует грубые ладони, которые обводят теперь его ягодицы. А еще — чувствует запах Джеймса, и это перечеркивает собой все остальное. Мэтт знает, что тот возбужден ничуть не меньше, и это лишь подстегивает инстинкты, сильнее поджигает и без того непомерное желание. Уильямс прогибается в спине и утыкается лицом в кровать. Постыдная поза. Унизительная. Потрясающая.

— Ноги шире, — поправляет Джеймс и ведет полотенцем по промежности, прямо по стопору пробки.

Мэтт радуется тому, что теперь его лица точно не будет видно, а все звуки можно глушить о матрас. Потому что поглаживания продолжаются, снова распаляют постепенно, снова разжигают внутри пожар. Член крепнет, и с него срывается вниз новая капля. Джеймс водит уже своими руками и по спине, и по ягодицам, и между них, а Мэтт… Мэтт давит в себе нарастающие стоны, которые буквально разрывают легкие.

— Ну-ну, так не пойдет, я хочу слышать тебя, — хмурится Джеймс, а пальцы вдруг резко опускаются на стопор. — Быть может, тебе мало? Не достаточно унизительно? Тогда исправим это…

В секунду, когда пробка с громким хлюпом выходит из тела, Мэтт вцепляется зубами в простынь, чтобы хоть немного заглушить стон. Без нее слишком пусто — тело уже привыкло. Без нее мышцы сокращаются, а Мэтт давит абсолютно сумасшедшее желание завести руку за спину и трахнуть себя пальцами. Наверное похожее чувствуют омеги во время течек. Но Мэтт все же сдерживается, зато Джеймс уже очерчивает покрасневшие края пальцами, и это до раздражающего приятно.

— Все же пробка слишком мала для такого извращенца, как ты, — рассуждает вслух он и чуть проталкивает пальцы внутрь.

Мэтт едва заметно подается назад, но как назло пальцы тут же исчезают, что ему взвыть хочется от этой зудящей пустоты. Он даже не замечает, что член снова крепко прижимается к животу — все мысли об исчезнувшей ладони.

— Нет-нет, пальцы — это тоже слишком мало, — голос Уильямса звучит задумчиво, опасно. — А вот это вот в самый раз.

Мэтт с трудом поворачивает голову и скашивает взгляд. И тут же жалеет, что не остался лежать в счастливом неведении.

— Вибратор, — Джеймс любовно обводит ладонью изогнутую ярко-красную игрушку по плавным изгибам. — Тебе точно понравится, — Уильямс не удерживается и смеется тихо, облизывает губы, а Мэтт торопится уткнуться обратно в простынь — лицо готово слиться по оттенку с этим вибратором.

Выдают даже уши, красные до самых кончиков. Но на них Мэтту становится все равно уже через несколько секунд, когда между ягодиц вновь скользит смазка, а потом…

В этот раз Джеймс не дразнит, не изводит легкими касаниями и умопомрачительными движениями. Он сразу аккуратно надавливает на колечко и начинает медленно проникать внутрь.

Все не так страшно, убеждает себя Мэтт и давит очередной стон. Все не так страшно — мышцы натягиваются все сильнее вместе с тем, как расширяется игрушка. Глубоко. Широко. Много. Мэтт дышит тяжело и рвано, когда все оказывается внутри и заметно тянет мышцы. Его ноги страшно дрожат от напряжения, по члену влажно течет с кончика, а Джеймс лишь методично потирает растянутое покрасневшее колечко, придерживая второй рукой игрушку. Мэтт отвлекается на это движение, расслабляется и почти кричит, когда игрушку довольно грубо вынимают и двигают обратно.