Замри и присмотрись (ЛП)

Он чувствует, что плывет, не замечая ничего, кроме огня за спиной, запаха мази и прикосновений рук Драко. Он чувствует себя согретым, защищенным, любимым, и даже весьма реальная угроза возникновения Нарциссы Малфой и прекращения ею всего этого не может прогнать чувство покоя, которое, наконец, начало распространяться в его сознании.

Трение и массаж сменяются нежными похлопываниями, и Гарри открывает глаза, вздрагивая от взгляда Драко, направленного прямо на него.

– Спасибо, – говорит он от чистого сердца.

– Помогло?

Гарри кивает.

– Я могу для тебя еще что-нибудь сделать? – спрашивает Драко, удерживая ладонь на лодыжке Гарри.

Гарри закусывает губу. Сердце колотится о грудную клетку, а у основания позвоночника скапливается возбуждение, которое, кажется, приклеивает его к стулу. Он хочет смеяться, насколько ему все это нужно. Вместо этого он опускает ногу на пол и наклоняется, чтобы схватить Драко за запястье и потянуть на себя, заставляя вскочить на ноги, а затем упасть на колени перед стулом Гарри, где они и встречаются, качнувшись навстречу.

Драко запускает пальцы в волосы Гарри, пачкая их мазью, когда они сталкиваются друг с другом в страстном, беспорядочном поцелуе, а затем отстраняются, чтобы прижаться губами вновь, на этот раз в поцелуях медленных и нежных, высекающих искры в груди Гарри. Он отпускает запястье Драко и проводит руками по мягкой шерсти свитера, притягивая его ближе и пряча лицо на теплой шее, пахнущей лимонами и мокрым фазаном.

Когда они отпускают друг друга, на кухне царит тишина, и Гарри считает, что это прекрасно. Глаза Драко темные, подернутые дымкой, а дыхание настолько частое, что все, что Гарри действительно хочет сделать, это сказать «К черту терпение» и дизапарировать с ним в спальню на Гриммо, но что-то его останавливает. Он никогда не испытывал ничего подобного, и ему слишком хорошо, чтобы спешить.

– Мне лучше уйти, – говорит он, оставляя еще один поцелуй в уголке губ Драко. – Более того, завтра я немного опоздаю.

Драко выгибает бровь и поправляет Гарри воротник.

– Да неужели?

– Да, – Гарри осторожно встает и тянет за собой Драко. – У меня есть дела.

– Как чертовски таинственно.

– Это точно. Я вообще таинственный, – говорит Гарри, подхватывая костыли. Просто на всякий случай.

– Ну, тогда вперед. Проваливай, – говорит Драко, складывая руки на груди.

Гарри колеблется, а затем притягивает его к себе для очередного поцелуя.

– Свалю. Через минуту.

Комментарий к Двадцать второе декабря. Кофе и кофейник

* Я не люблю переводить имена и клички(( С английского Corduroy – вельвет. Просто чтобы вы понимали, что у Драко-то все в порядке с головой – вполне нормально назвать шерстяного поросенка Вельветиком. Это у переводчика крыша поехала, но тут ничего не поделаешь. :С

***

К ЧЕРТУ ТЕРП… кхм. Ура, товарищи)

========== Двадцать третье декабря. Рождественский венок ==========

Гарри вытягивается, примостив голову на фарфор, и позволяет горячей воде обнять его кожу. Пока он шел в ванную комнату, на ходу досматривая неясный сон про холодные пальцы и волнительные движения, мир все еще был погружен во мрак ночи, но сейчас небо за окном начинает светлеть до глубокого светло-синего.

Вокруг натертой кожи горячая вода ощущается просто восхитительно, и он осторожно поворачивает лодыжку под поверхностью воды, закрывая глаза и решая, что ему очень хочется оставаться там, где он находится, до конца дня. В конце концов, его палочка находится в пределах легкой досягаемости, и он может наложить согревающее, даже не открывая рта. Но все же у него есть дела, и ни одно из них не может ждать.

Нехотя выбираясь из ванны и не забывая осторожничать с непослушной левой ногой, Гарри вытирается так быстро, как только может, пытаясь протиснуться в теплую одежду раньше, чем до него доберется холодный воздух. Наспех выпив чашку кофе, он заворачивается в длинное пальто, надевает свою любимую вязаную шапочку и выходит в морозное утро. Оказавшись в центре Лондона, он покупает сэндвич с беконом в теплом кафе и идет в офис Благотворительного фонда Магических Существ. Стоит женщине с мишурой в волосах открыть перед ним тяжелые стеклянные двери, как ее лицо светлеет, и она спешит зайти за стойку регистрации.

– Мистер Поттер, какой чудесный сюрприз, рада вас видеть, – говорит она. – Надеюсь, вы планируете завтра вечером посетить наш рождественский бал?

Гарри заверяет, что действительно там будет, и, когда он наклоняется к стойке, чтобы коротко обрисовать ситуацию, ее улыбка увеличивается до тех пор, пока Гарри не начнет волноваться, что она так и застрянет.

– Простите, что не предупредил заранее, – говорит он с извиняющейся улыбкой. – Все, что мне пока нужно – это объявление на завтрашнем балу. Обещаю вернуться в новом году и разобраться со всем остальными. Как думаете, мистер Бердс на это пойдет?

– Мистер Бердс в ярость придет! – смеется секретарша. – Это благая цель, – добавляет она. – Я поднимусь к нему, как только закончится утреннее собрание. Можно вам прислать сову, если возникнут какие-то вопросы?

– Конечно. Большое спасибо за помощь, – говорит Гарри, возвращая ей улыбку и оставляя маленькую запакованную коробку конфет рядом с маленькой латунной табличкой. – Счастливого Рождества, Сабрина.

– Спасибо, – удивленно бормочет она. – И вам счастливого Рождества, мистер Поттер!

Гарри машет ей рукой и выходит из здания. «С одним закончил», – думает он, проверяет расширенный заклинанием рюкзак и отправляется к следующему пункту назначения. Он идет медленно, помня о слабость лодыжки и голени, но обещает себе с каждым разом увеличивать скорость, раз нужды опираться на костыли больше нет. К его удивлению, он ловит себя на том, что скучает по ним, чувствуя себя странно одиноким без их назойливого присутствия, но нет никаких сомнений в том, что стоять обеими ногами на земле просто прекрасно.

Он слышит музыку еще до того момента, как офис У.П.Р.И. появляется в поле зрения, и понимает, что Ханна взяла на себя роль ди-джея, как и каждое Рождество. А еще знает, что Александр и Петр будут качать головами в такт праздничной классике, вместо того, чтобы жаловаться на ее отвратность и настаивать, что сыты ею по горло настолько, что в следующем ноябре точно спрячут все ее пластинки.

Он изумленно останавливается у офиса, чтобы рассмотреть рождественский венок этого года. Каждый год мама Петра вручную делает дюжину подобных венков и всегда оставляет один для коллег сына. Они все без исключения потрясающе красивы, и Гарри уделяет минутку тому, чтобы оценить тот, который прикреплен к входной двери сейчас. Сплетенный из еловых веток и шишек различного размера, венок протягивает длинные, колючие лапки по крашенному дереву, перекрещиваясь, выгибаясь и распространяя аромат рождественского утра. Гарри осторожно прикасается к нему и задается вопросом, что не дает ему распасться.

Из открытого окна доносится смех, и он отступает на шаг назад, складывая руки на груди, и кричит своим коллегам.

– Эй, мятежники! Ваш капитан хочет говорить!

Происходит короткая потасовка, во время которой музыка прекращается, а затем из окна первого этажа показываются три головы.

– Хорошо выглядишь, – говорит Александр, а затем хмурится. – И не можешь зайти.

– Я и не прошу, – кричит Гарри. – Я надеялся, что вы пустите меня в новом году.

– Разумеется, – говорит Александр. – Первого января.

– Второго! – поправляет Ханна. – Я по-любому не приду после новогоднего праздника Абботов. От меня пользы будет, как от лакричной палочки.

Петр тяжело кивает.

– Я согласен с Ханной. Второе января – официальный конец мятежа.

– Думаю, справедливо, – говорит Гарри. – Слушайте, у меня тут для вас кое-что есть. Может быть, кто-то из вас мог бы спуститься и забрать это?

Ханна, Петр и Александр обмениваются взглядами.

– Если мы откроем дверь, ты попытаешься войти? – осторожно спрашивает Ханна.