Цветы сумерек (СИ)

Наступившая внезапно тишина казалось оглушительной. Даже свист ветра затих, и только капли дождя всё так же мерно шелестели по камням.

Ингвар молчал, и Раймон мучительно принялся искать новые слова:

- Ты будешь представлен ко двору Императора. Никогда не будешь знать ни нужды, ни чужой власти. Я не буду ограничивать тебя ни в чем, и ты будешь моим единственным.

Ингвар молчал… мучительно долго, прежде чем спросить:

- Я должен ответить сегодня?

Сердце кольнуло.

- Завтра будет поздно, - сказал Раймон, сдерживая внезапную злость.

Ингвар молчал. Так долго, что Раймону почудилось, что время замерло, и только он чувствует его бег.

- Нет.

Ингвар развернулся и так же легко, будто несомое ветром пламя, колыхнулся в направлении дверей.

Луч света, падавший из прихожей, погас.

Раймону показалось, что он умер.

Комментарий к Глава 21. Возвращение

возможно, вечером выложу ещё маленькую продочку… Если успею, и если она кого-то будет интересовать ;)

========== Глава 22. Конец ==========

И снова бесконечные коридоры резиденции Императора. Снова роскошные портьеры и дорогие портреты кисти лучших художников Империи.

Последнее время Раймон редко бывал при дворе и ничуть не жалел. Лицо его привыкло к свежему ветру, бьющему в лицо. Сплетни придворных больше не докучали. Он весь был погружён в единственное дело, которое волновало его. Пятьдесят лет. Они промелькнули как один миг. И вот дело сделано. Приказ Император выполнен. Только почему не отступает клокочущая злоба в груди? Почему всё ещё хочется разрушать?

Минуя гвардейцев, стоящих на карауле, Раймон одним движением руки распахнул дверь во внутренние покои Императора.

Атрей полулежит на диване, свесив одну ногу на пол, и двое миньонов старательно вылизывают его промежность. В холёных руках кубок с густой алой жидкостью – новое веянье при дворе. Кровь больше не пьют из живых тел. Будто чужая жизнь, перелитая в бокал, перестаёт быть жизнью и становится просто вином.

Атрей на секунду оборачивается к двери. Взгляд Императора фиксирует тёмный силуэт на фоне ярко освещённого коридора. Раймон не удосужился переодеться, явившись сюда в походном костюме и грязных сапогах, но это последнее, что волнует Атрея сейчас. И так же мало волнуют его новости с запада. Куда важнее то, что разворачивается где-то под носом. В каждом углу пахнет предательством, но запах гнили так силён, что Атрей не может определить источник. Ламия продолжает плести интриги. Её речи сладки, как патока, и такие же липкие. Когда-то давно Атрею казалось, что он любил её. А может, то была просто жалость… Странная тяга к беззащитному существу, присущая многим мужчинам, исконный инстинкт защищать. Но тысяча лет – слишком много для любви. Даже если она настоящая. И он давно уже не верит в слабость существа ещё более древнего, чем и он сам.

- Это ты, - Атрей отворачивается и снова принимается разглядывать эпическое полотно на стене. Люди убивают людей. Когда-то давно у него была мечта. Власть. Власть над всем обозримым миром. Но мир оказался бесконечен. Чем дальше продвигаются его армии, тем больше народов встречают на своём пути. Зато власть, напротив, до паршивого конечна. И даже Император – лишь муха в паутине интриг.

- Мой Император, - титул звучит насмешкой, но Раймон склоняется в поклоне столь глубоком, что этикет требует ответа.

Однако шевелиться не хочется, и Атрей просто лениво ведёт подбородком, снова оборачиваясь к гостю.

- Я пришёл доложить, что башня Золотого Дракона взята.

Атрей смотрит рассеянно, не сразу понимая, о чём с ним говорят.

- Башня Золотого Дракона, - повторяет он медленно.

- Башня Золотого Дракона, - поясняет Раймон терпеливо, хотя в груди клокочет ярость. – Обитель первого Дома сумеречного народа. Дом Золотого Дракона уничтожен, но Башня сохранила своё сакральное значение. Властитель башни властвует над всем сумеречным народом.

Зрачки Атрея чуть расширяются, но это все эмоции, которые видит на лице Императора Раймон.

Наступает долгое молчание.

- Поздравляю, наместник, - как звонкие капли ударяются в тишину.

Наместник.

Но титул не приносит радости. Будто горсть песка с лёгким шорохом падает в бездонную могилу его души. Ещё одно звание, ненужное никому.

- Во славу вашу, - и снова глубокий поклон.

- Свободен.

Бесконечные коридоры, гардины и портреты… Тлен… Всё в этом городе пахнет тленом. В городе мертвецов.

Выйдя на воздух, Раймон останавливается. Так странно знать, что дело сделано. Будто груз упал с души. Но что дальше? Он не знает и не хочет пока что знать. Пусть думают другие. Те, кому жизнь ещё нужна.

Легко вскочив на коня, разворачивает его в сторону города – туда, где ему станет хоть немного теплей.

***

Свен сидит в своём кресле у камина и читает. Ему тоже всё время холодно, но он всегда молчит.

Сейчас он поворачивает голову на звук и устало улыбается.

- Раймон? – улыбка становится чуть ярче, наполняясь жизнью и расцветая. – Ты в городе? Я не знал.

- Всё кончено, - Раймон проходит в центр гостиной, и Свен тоже замечает грязные сапоги, но молчит.

- Что – кончено? – улыбка становится чуть напряжённой.

- Война.

Облегчённый выдох, и Свен закрывает глаза. От его лица, такого спокойного сейчас, на миг становится тепло, и Раймон, не в силах сдержаться, протягивает руку и касается пальцами белой щеки. Кожа Свена бархатистая на ощупь. Эта самая дорогая ткань, которую видел Раймон в Гленаргосте. Но почему глаза его всегда грустны? Все восемьдесят лет глаза его грустны…

- Спасибо… - так тихо, будто эта война была его собственной войной, хотя Свен давно уже почти не занимается армией. Он помогал поначалу, стараясь сделать переход под новое начало безболезненным для всех, но едва солдаты признали нового командира – подал в отставку. С тех пор Раймон видел его только таким – усталым и потухшим. Двери его дома всегда открыты, но он никогда не встаёт навстречу, будто пламя внутри него совсем иссякло.

На миг что-то надрывается в груди у наместника. В глазах отпечатываются усталые черты и опущенные веки. Он встаёт и одним длинным движением склоняется к Свену, чтобы коснуться его губ.

Губы отставного командора холодные, но такие нежные. Они не двигаются, не отвечая на поцелуй, и, чуть отстранившись, Раймон видит тоску в голубых глазах.

- Не делай так, - спокойно и ровно, но этому голосу нельзя не подчиниться.

- Прости, - Раймон опускает голову, не зная, что ещё сказать. Не зная, что нашло на него и как исправить ошибку. Раньше со Свеном было легко. Теперь с ним неимоверно трудно, потому что стыдно и больно. И всё же каждый раз, когда он приезжает в Гленаргост, что-то неумолимо тянет его в этот дом. Заглянуть в эти глаза. Коснуться бархата кожи. Отвести взгляд, не смея просить о большем.

- Что теперь? – спрашивает Свен, чуть отталкивая его от себя, и Раймон с тоской смотрит на соседнее кресло – пустое и холодное.

«Не знаю…» - хочет сказать он, но вдруг понимает, что не эти слова нужны сейчас Свену.

Он молча подхватывает другого вампира за плечи и, вздёрнув, ставит на ноги.

- Пошли.

- Куда? – во взгляде Свена лёгкое удивление, но именно это, наконец-то, делает его живым.

Раймону всё равно куда. Аккуратно убирая в сторону плед, он тащит Свена к выходу.

В парке идёт дождь. Слабый и тихий, будто плачет небо. Они идут по аллеям, неуловимо похожим на Свена – таким же состарившимся без срока, убранным золотом, но всё равно одиноким. Останавливаются у каких-то беседок. Кормят уток обнаружившимися в кармане Раймона старыми галетами. И там, у пруда, Раймон не выдерживает молчание, хоть оно и приятней в стократ всех чужих голосов.

- Говорят, Данаг на свободе, - соломинка, за которую наместник цепляется, чтобы услышать прежний бархатистый голос, от которого по спине пробежали мурашки.

- И ищет союзников, чтобы свергнуть Императора.