Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

Уснуть не удавалось. Гарри пообещал себе, что в следующие выходные отправится с детьми в собачий приют и пожертвует хотя бы денег на корм. От этого самоутешения поттеровская совесть взбунтовалась, и усмирить её не удалось даже во сне, накинувшемся на него, как тот голодный пёс на обидчика: яростно и не признавая поражения.

Снилась ему дочь, она кормила бродячую собаку с ладони карамельками и плакала. Господи, к чему такие игры подсознания?

Гарри, проснувшись, первым делом вспомнил разговор с Лили, то, что она говорила ему о юных, о том, как легко их травмировать, убить словом. И удивился, что он, взрослый мужчина, не обращает на такие важные вещи никакого внимания. А между тем, права Лил: подростки думают о любви больше, надеются на неё, ждут; шкура у них, что ли, тоньше, не обросла ещё ржавчиной цинизма; а у взрослых только дела грёбаные на уме, деньги, карьера, долг, быт и сознательное неверие во что-то важное и настоящее, ради чего стоит жить. Дети – конечно, никто не спорит, — это для многих смысл жизни, и Гарри Поттер в этом плане не исключение. Но дети очень быстро вырастают, жить их жизнью или решать за их счёт свои застарелые психологические проблемы – значит навсегда испортить им жизнь. Полностью растворяться в них – взваливать на их плечи тяжкий груз, которого они не заслужили. Дети не принадлежат родителям, а родители – детям. При всей взаимной любви и близости, зависимости даже, это совершенно разные люди, не чужие, но и не копии, не повторения друг друга, не единое целое. Сложно ли это признать, когда ещё пару-тройку лет назад ты был самым главным существом в жизни дочки, а сейчас она, девушка, оказывается, во сто крат мудрее и честнее тебя? Сложно. Но необходимо. Иначе не быть ни ей, ни сыновьям, ни тебе самому счастливыми. Ну, ради счастья детей Гарри готов сделать всё, что угодно, но вот сам… Оценят ли, примут ли когда-нибудь его подросшие малыши мотивы отца, отказавшегося по непонятным причинам от своего личного счастья? Ради них? Да не смешите, им, рассудительным, всё понимающим и свободным, такие жертвы нафиг не нужны…

Эти нелёгкие и какие-то новые мысли, перемешанные с вязкими образами короткого сна, резко прервались ударившим в нос запахом гари. Потом послышались причитания домовика, звон посуды, голоса детей с кухни. Всё понятно: Лили Поттер варила кашу…

*

Гарри решил ещё раз поговорить со следователем, нарушившим закон – вчерашний скандал в Министерстве оставил на душе тягостный след, не пропадавший даже от шуточных перепалок детей за завтраком.

— Если вы не перестанете прикалываться — я объявлю вам бойкот! — Лили была намерена всерьёз обидеться на паясничающих братьев. Она из принципа доедала уже вторую тарелку овсянки, которую, когда её готовили мама или домовик, с младенчества не очень-то жаловала.

— Ну что ты, Лил, каша — зашибись, настоящая походная, с дымком! — Альбус притворно причмокнул. — В лагере ведь только так! Хозявка ты наша!

— Не нравится — не ешь! — Девочка надула губы, но не удержалась и фыркнула. — Я единственная женщина в доме, так что лопайте, что дают, и не жужжите.

— Он нее не только зажужжать можно, но и обос… — Джей взглянул на отца и решил изменить окончание фразы. — Оборжаться и обожраться. А вообще, если джемом залить, корицы добавить, сахаром присыпать…

— И зажмуриться! – мгновенно подхватил Ал.

— То очень можно есть! — закончили братья хором.

Гарри засмеялся, и все порешили на том, что можно на ужин сходить в кафе. Семейный это день или как? Лили при этом довольно улыбалась, и у Гарри закралось подозрение, а случайно ли или по неопытности у неё сгорела каша?..

«Завтра понедельник, — думал он, наблюдая за дурачащимися отпрысками, — делом займётся Визенгамот, ЧП в Аврорате – не шутки. Надо сегодня не беседовать с арестованным следователем, который вчера весь день играл в молчанку, а душу из него вытрясти. Чую, интуиция подсказывает, нельзя сдавать парня прокурорским». Поттер хорошо знал недавнего курсанта Мелекью, не особо сильного мага, но умного парнишку, после выпуска без труда поступившего в Следственный комитет стажёром и успевшего за пару лет достойно проявить себя. Совершенно не верилось, что тот мог оказаться взяточником и сознательно пойти на столь серьёзные нарушения. Мелекью выпустил до суда ведьму, которая применила к магглу тёмномагический приворот – дело, в общем-то, типичное, не такое уж и редкое, обвиняемую неминуемо ждал Азкабан, но она скрылась от правосудия…

*

Стажёр Мелекью сидел у окна, но не смотрел ни в него, ни на Главного аврора. В маггловской футболке с цветными буквами и поношенных трикотажных брюках (арестовали его ночью, оделся, наверняка, в первое попавшееся) он казался простым пареньком из английской провинции, кем, в сущности, и являлся. Коротко стриженный, очень улыбчивый по жизни, сейчас он не поднимал взгляда от своих стоптанных кроссовок. Ребёнок, ей-богу. У этого ребёнка «отлично» по боевой магии, несколько собственных разработок по теории магической юриспруденции и пятнадцать отлично проведённых следствий…

— Вирджил, зачем ты это сделал? Без протокола. – Поттер подошёл к окну и уселся прямо на подоконник. Солнце сразу принялось греть ему спину, от этого полумрак, вечно, даже в ясные дни, царивший в допросной, показался совершенно невыносимым. Захотелось как следует потереть глаза, стереть удручающую пелену, наполнить окружающий мир яркими красками.

Мелекью посмотрел на Главного, как на глупца или неразумного. Гарри даже непроизвольно поёжился.

— Простите, командор, — сказал Мелекью, — я вас подвёл. Но…

— Она тебя околдовала, Вирдж? Опытная бестия? Признайся, это, конечно, позор для профессионала, но мы проведём экспертизу, докажем, что ты не виноват, переведём тебя в канцелярию, там тоже люди работают.

Мелекью отрицательно замотал головой:

— Я сам. Она не при чём. Я считаю, что за такие проступки у нас слишком серьёзное наказание. Она того козла столько лет любила, а он её мурыжил, ни да, ни нет. Вот она и не выдержала – стала его подпаивать.

— Да. — Поттер всё-таки устало потёр глаза ладонью, но сумрак комнаты от этого почти не изменился. – Она, конечно, не виновата, это злые авроры против любви. Что же ты, парень, наделал? Сам под трибунал пойдёшь. И за кого? Преступление есть преступление.

— Так она же по любви это делала! – с какой-то пронзительной ноткой надежды в голосе воскликнул Мелекью. — Когда знаешь, что любишь, господин Главный аврор, то на всё пойдешь. Признаю, что глупостью кажется, но никак нельзя было иначе… Она ж добивалась того, кого любила… Я её так понимаю...

— Вижу, что понимаешь, — без иронии ответил Поттер и, поднявшись, похлопал Мелекью по плечу. – Постараюсь тебе помочь… и ей… но лучше бы ты ко мне с этим раньше пришёл, а не занимался самодеятельностью.

— А раньше вы меня слушать не стали бы, — едва заметно усмехнулся Мелекью.

Поттер подумал, что тот даже не догадывается, как на самом деле прав, и, уходя, бросил через плечо:

— Не стал бы. Раньше не стал бы…

*

«Не ебался целую вечность! Стал забывать, как это — кончать... Хорошо бы профилактику амнезии устроить твоему бельчоночку, как думаешь? Встречу сам назначь. Лесной Еблан»…

— Сильней, Поттер, мать твою! — хрипло простонал любовник, с силой двинувшись навстречу таранящему его члену. – Я ж не цаца!

— Не учи… ученого. — Гарри перехватил того за поджарую талию и тверже оперся отведенным в сторону, поднятым под прямо-таки балетным углом коленом о низкую спинку кожаного дивана. — Соскальзываю, блин, повернись!

— Нахрен? И так хорошо, давай, только быстрей! — послышалось глухо, потому что партнер уже плохо соображал, мотал мокрыми волосами и выдыхал резко, со стоном. Тяжелая штора, за которую тот держался, рухнула вместе с карнизом, зацепив Гарри по напряжённо выгнутой спине. Оба на миг замерли… пьяно засмеялись и синхронно кончили.