Замри и присмотрись (ЛП)

Некоторое время он тоже пытается вставить слово, но когда боль снова начинает туманить разум, он замолкает и просто наблюдает за ними, невольно прикидывая, сколько времени прошло с тех пор, как они виделись в последний раз, и когда они так спокойно разговаривали, если такое вообще случалось. Согретый непринужденной атмосферой их разговора, Гарри закрывает глаза и пытается расслабиться.

Когда кто-то, наконец, называет его имя, Гермиона подталкивает Драко.

– Ему можно взять с собой только одного из нас, а я бывала здесь слишком часто.

Драко позволяет Гарри опираться на него, пока они идут в кабинет, но его взгляд блуждает повсюду, с явным интересом разглядывая грохочущие тележки и стрелки-указатели на полу. Оказавшись внутри, он становится рядом с доктором и наблюдает, как с кожи Гарри стирают кровь и заматывают рану чистым бинтом.

– Это все? – шепчет он, и Гарри качает головой.

– В рентгеновское отделение - по красным стрелкам, – говорит врач, вручая Гарри карточку. – Это с собой возьми. Понадобится гипс и несколько швов, но всему свое время.

– Спасибо, – говорит Гарри, выталкивая Драко из кабинета и едва не сталкиваясь с Гермионой, которая ждет их с креслом-коляской и суровым выражением лица.

Гарри покорно садится, позволяя Гермионе катить его по коридорам.

– Он был не очень-то мил, – говорит Драко.

– Правда? – возмущенно спрашивает Гермиона.

– Он не был… не мил. Он был напряжен. Может, слегка резковат. Скорее всего, работал весь день, – говорит Гарри.

– Знавала я раньше одного такого же, – говорит Гермиона.

Гарри поворачивается, чтобы взглянуть на нее.

– Что значит «раньше»?

Она пожимает плечами.

– Ты исправляешься.

Драко больше всего удивляется тому, что его не пускают в комнату с рентген-аппаратом, и приходит в ужас, когда врач просматривает снимки и спокойно сообщает Гарри, что у него сломаны три кости. Он называет инъекцию против столбняка «варварской», но ни разу не отворачивается на протяжении всей процедуры, и его приводит в восторг медсестра, которая превращает миску сырых бинтов в гладкий, сплошной гипс, который охватывает ногу Гарри от пальцев до самого колена. Его любопытство забавляет не только Гарри, но и уставших врачей и медсестер. Даже хмурый травматолог находит для него улыбку, когда Драко наклоняется, чтобы изучить швы, и заявляет, что получилось «весьма аккуратно».

К тому времени, как их отпускают, на город опускается ночь. Гермиона подавляет зевок, когда Гарри и Драко выходят из последней процедурной, но ее глаза одобрительно смотрят на бинт и костыли Гарри.

– Теперь как новенький? – спрашивает она, медленно поднимаясь и приближаясь к выходу.

– Едва ли, – говорит Драко. – Столько мороки, а кости все еще сломаны. Целых три, между прочим.

– Я их не чувствую, – подчеркивает Гарри, согреваясь от неприкрытого волнения в его голосе. – Для этого и нужен гипс.

– К тому же, – добавляет Гермиона шепотом, – когда мы вернемся, я залечу все правильно. Нам нужно было пройти через все это только ради медицинского освидетельствования того, что произошло.

– Верно, – говорит Гарри. – И не говори, что не наслаждался всей этой, как ты выразился, морокой, потому что я знаю, что это ложь.

– Тогда я промолчу, – говорит Драко, но протягивает руку, чтобы поддержать Гарри, когда они заходят за здание и апарируют.

– Почему у тебя всегда так холодно? – спрашивает Гермиона, начиная подрагивать, стоит им появиться на кухне Гарри.

Гарри не отвечает, отвлекаясь на любопытный взгляд Драко, которым тот обводит помещение. Внезапно он чувствует легкое смущение из-за состояния дома, стыдясь груды бумаг и спертого воздуха. Если бы он не был на костылях, думает он, то мог бы броситься в гостиную и прибраться там, разжечь камин и наполнить воздух запахами свечей и пчелиного воска. Но он не может, и вместо этого неуклюже шагает в сторону чайника, царапая плитку костылями. Гермиона тут же хватает его за руку и усаживает на кухонный стул.

– Чаю, Драко? – спрашивает она так, будто они дружат уже много лет.

– С удовольствием, – он садится рядом с Гарри и хмурится. – Знаете, у меня есть ужасное чувство, что я закрыл Гарольда в лечебнице, когда мы уходили.

– Он расстроится? – спрашивает Гермиона, роясь в шкафу Гарри в поисках чайных пакетиков.

– Нет. Он будет в восторге. А вот Сандрин расстроится, когда увидит учиненный им хаос, – говорит Драко, но выглядит при этом не таким уж и обеспокоенным.

– Я бы хотела познакомиться с Сандрин, – говорит Гермиона. – Возможно, завтра получится, если вы еще хотите обсудить план.

– Конечно, – говорит Драко, а Гарри просто сидит и слушает их, не зная, как вести себя после того, как ясно понимает, что две совершенно разные части его жизни начинают сплетаться в одну.

– Ничего страшного, если я приведу Розу? – спрашивает Гермиона, разливая чай. – Она будет хорошо себя вести, а завтра их учительница будет на курсах повышения квалификации.

– Разумеется, – говорит Драко, а затем добавляет: – Что такое курс повышения квалификации?

Гарри закусывает губу и позволяет себе расслабиться, вдыхая теплый, ароматный пар из кружек на столе и решая не беспокоиться обо всем происходящем. По крайней мере, сейчас.

Наконец Гермиона отставляет пустую чашку и опускается на колени на пол, чтобы проверить гипс.

– А они хорошо поработали, – говорит она, касаясь гипса кончиками пальцев, и смотрит на него с задумчивой улыбкой. – Знаешь, очень жаль, что ты не походишь в нем какое-то время.

– Почему? – спрашивает Гарри.

– Потому что это было бы хорошим напоминанием, – говорит она, а затем замолкает, решив зайти с другой стороны. – Когда кто-то страдает невидимой болезнью… скажем, депрессией или… ликантропией, например… им часто трудно свыкнуться с тем, что с ними что-то действительно происходит. Они боятся, что другие люди их осудят, потому что на первый взгляд они в абсолютном порядке.

– Моя мать постоянно себя так чувствует, – говорит Драко, и Гермиона поворачивается к нему.

– Депрессия? – спрашивает она.

– Она называет это страхом, но я думаю, что это какое-то патологическое чувство тревоги, – говорит он, взглянув на Гарри, и, похоже, находит в себе силы говорить дальше только после его одобрительно кивка. – Говорит, это заставляет ее чувствовать себя нелепо.

– Мне очень жаль, Драко, – тихо говорит Гермиона. – Дело в том, что люди привыкают так думать, и одна из техник, которой учат целители разума - это попробовать заставить таких пациентов вообразить, будто их болезнь - как сломанная нога. Так же реальна, как и любая физическая травма, и точно так же требует лечения, как, например, ноге требуются костыли и гипс. Вы не станете осуждать кого-то за сломанную ногу или уверять их, что на самом деле кость цела. Это удивительно эффективно, – говорит она, положив руку на гипс Гарри и слегка ему улыбнувшись.

– Я признаю, что со мной не все в порядке, Гермиона, – говорит он через мгновение. – Ты меня убедила.

– Хорошо, но ты готов нести бремя этой своей ограниченности? – спрашивает она, а затем смеется. – О, Гарри, не смотри на меня так. Я просто нахожу ироничным то, что я так долго пыталась тебя успокоить, а потом ты умудряешься влипнуть во все это!

– Готов поспорить, что не сможешь, – внезапно говорит Драко.

Гарри поворачивается к нему, а сердце ускоряет свой бег.

– Не смогу что?

– Готов поспорить, что не оставишь эту штуку. Уверен, ты и недели в гипсе проходить не в состоянии.

– Драко, я оказался в этой ситуации только из-за тебя и брошенных тобой вызовов, – говорит Гарри, складывая руки на груди.

К его удивлению, Драко выглядит шокированным, и до Гарри доходит, как это должно было прозвучать.

– О, черт, нет, я не об этом, – говорит он, кивая на свою ногу. – Я имел в виду все это, а не… а знаешь, что? Ладно. Я сделаю это. Одна неделя.

Гермиона издает странный звук, когда они пожимают друг другу руки.