Замри и присмотрись (ЛП)

Маттиас ничего не отвечает, но смотрит на Гарольда, который перестает клевать зерна и смотрит на него с самым расстроенным выражением из всех, какие Гарри у него видел.

– Ладно. Он… фазан. У него коричневые пятнистые перья, а перья хвоста длинные и полосатые, – говорит он, пожав плечами. – У него белый хохолок, синяя голова и забавные маленькие глаза.

– Да, у него забавные маленькие глаза, – соглашается Драко. – И все эти красивые узоры на спине у него тоже есть, а еще он не очень умный и падает по десять раз в день. Но он не грязный и не страшный, а только то, что фазанов много, не делает их менее ценными. Я не говорю, что тебе нужно изменить свое мнение, но, по крайней мере, подумай об этом сам, а не с чьей-то помощью.

Маттиас закусывает губу и смотрит на Гарольда. Гарри не может решить, собирается ли он наброситься на него или расплакаться, поэтому готовится и к тому, и к другому, задаваясь вопросом, успеет ли он встать между Маттиасом и Гарольдом, если мальчик решит выплеснуть скопившуюся в нем злость.

Гарольд издает тихий вибрирующий звук и бежит вперед, чтобы клюнуть шнурки Маттиаса. Гарри задерживает дыхание.

– Думаете, я ему нравлюсь? После всего, что я сказал? – спрашивает Матиас, все еще не отрывая взгляда от Гарольда.

– Он отходчивый, – говорит Гарри. – Я пару раз его случайно пнул, а он, кажется, по-прежнему меня любит.

Маттиас поднимает глаза на Гарри, затем переводит их на Драко и вздыхает.

– Что вы скажете Граббли-Дерг?

– Профессору Граббли-Дерг, – поправляет Гарри, а затем мысленно дает себе подзатыльник.

– Скажу, что мы поговорили, как и собирались, – говорит Драко. – Может быть, если я так сделаю, то с этих пор ты сможешь воспринимать фазанов как часть природы, которую нужно уважать?

Маттиас кивает и трет свое красное лицо.

– Прости меня, Гарольд, – шепчет он, и они вшестером пробираются сквозь снег, чтобы присоединиться к остальным.

Маттиас бежит вперед, явно желая оказаться от них двоих как можно дальше и как можно скорее. Гарри и Драко идут медленнее, а Гарольд, Чейз и Питер крутятся у них под ногами.

– Знаешь, это был момент почти родительского воспитания, – говорит Драко, поднимая фонарь и пытаясь разглядеть в тумане ярко-красное пальто Сандрин.

Гарри смотрит на него и улыбается.

– Наши дети не будут так грубы с фазанами.

========== Тринадцатое декабря. Лесная подстилка ==========

– Думаю, в целом все прошло хорошо, – говорит Драко, внимательно рассматривая треугольник тоста, прежде чем от него откусить.

– Думаю, все прошло просто блестяще, – соглашается Гарри. – Они обязательно захотят вернуться. Но в том-то все и дело.

Драко вздрагивает, когда на стол запрыгивает кошка.

– Ты о чем?

– О том, что… Ладно, вчера у ребят была здесь экскурсия.

– Верно.

– И через несколько дней они все разъедутся по домам и расскажут о случившемся своим родителям.

– Скорее всего, – говорит Драко. Кошка пытается слизать масло с его пальцев, и он отодвигает ее в сторону.

Гарри хмурится.

– Я думал, что все происходящее здесь - секрет.

– Так и есть, – легко соглашается Драко. – Просто не очень строгий.

Гарри трет лицо обеими руками и разочарованно вздыхает.

– И как тебе удалось меня убедить, что все это - настолько ужасная тайна, что даже Рону с Гермионой нельзя рассказать?

– А мне удалось? – спрашивает Драко, выгибая бровь. – Ну, это не моя вина, если я так убедительно говорю.

– О, боже, – стонет Гарри, почти убивая его взглядом. – Так это секрет или нет?

– Это… не разглашается. Скажем так, я не стану скалиться и метать проклятия, если кто-нибудь узнает, что здесь происходит, но вместе с тем меня совершенно не интересует самореклама.

Гарри фыркает.

– В самом деле?

Драко закатывает глаза.

– Уже давно нет.

– Иногда мне интересно, в курсе ли ты, как умеешь запутать людей, – говорит Гарри, допивая чай и поднимаясь из-за стола.

– Ты куда? На улице по-прежнему ужасная погода. А если ты туда пойдешь, мне тоже придется, – жалуется Драко.

– Почему? – удивленно спрашивает Гарри.

– Потому что если ты начнешь делать что-то полезное, а я нет, это будет очень странно.

– Сделаю вид, что ты не пытался только что меня обидеть, – говорит Гарри, поднимаясь по лестнице, и Драко следует за ним по пятам. – Я собираюсь поработать над тем шедом, о котором ты меня попросил. Припоминаешь подобное?

– Смутно, – говорит Драко, улыбаясь своей матери, когда они проходят мимо нее и множества ее кошек в вестибюле. – Медичи на кухне, если тебе интересно. Наверное, слизывает масло с наших тарелок.

Нарцисса вздыхает, ускоряет шаг, отчего за ее спиной развеваются полы мантии, и исчезает на лестничном пролете.

– И ни слова о невымытой после себя посуде, – бормочет Драко. Он открывает тяжелую дверь парадного входа и отшатывается, когда порыв холодного ветра треплет его волосы и одежду.

– Должен признать, что сама мысль о том, что ты моешь посуду своими руками, весьма тревожна, – говорит Гарри, беря себя в руки и шагая в туман улицы.

Резкие порывы ветра, беснующиеся на всей территории поместья с самого восхода, разогнали туман, но не полностью, а, скорее, сгоняя его из одного места в другое. Ощущение тихого, покинутого места остается, и только его решимость добиться определенного прогресса на стройке не позволяет Гарри вернуться обратно и захлопнуть дверь. Вчерашний день принес много разного удовольствия, но после это на Гарри накатило чувство холода, сырости и усталости.

Да так и осталось с ним. Он пообещал Драко шед? Драко получит шед. Гарри колдует Люмос и осторожно спускается с крыльца вниз по ступенькам. Он слышит, как за спиной хлопает дверь, а затем шаги Драко.

– Я и постель свою застилаю, – говорит он.

– Заклинанием? – удивляется Гарри.

– Но застилаю же, – отвечает Драко.

Гарри смеется. Когда они доходят до зоны восстановления, все еще украшенной яркими огнями, Драко направляется в лечебницу, а Гарри идет к своему строительному участку на краю леса, удивляясь внезапно возникшей радости от того, что Гарольд, Чейз и Питер бегут за ним.

– В ваших же интересах вести себя хорошо, – говорит он, снимая рюкзак и вытаскивая свиток пергамента с последним чертежом шеда.

Он высушивает клочок земли заклинанием, а затем приседает, разматывая лист и удерживая уголки руками и коленями, чтобы рассмотреть его и вспомнить, на чем он остановился.

Чейз пробегает по пергаменту, засыпая его снегом, и Гарри вздыхает. У него куча работы, и надежды закончить проект до Рождества растворяются в холодном тумане. Сидя на пятках, он коротко бросает Люмос и без удовольствия смотрит на недостроенный каркас. Работа добротная; проблема в том, что проделано ее слишком мало. Гарри кривится, а порыв ветра, кажется, за это бьет его по лицу, пользуясь его невнимательностью, и подхватывает чертеж, унося его в гущу тумана.

Гарри взбешенно вскакивает на ноги и бежит за ним. Свет от палочки лишь самую малость освещает пространство вокруг, но он бросается в пустоту, отчаянно желая вернуть украденную схему отчасти потому, что возмущен таким бесчинством погоды, а отчасти потому, что он проектировал его целую вечность и, будучи идиотом, не сделал запасного варианта. Ветер борется с ним за каждый его шаг, словно назло бросая хлопья тумана прямо в лицо, чтобы дезориентировать, и он достаточно быстро осознает, что это бесполезно. Он и руки своей у самого лица рассмотреть не может, не говоря уже о пергаменте, и все, что он слышит - это ветер, воющий в ушах и звонкий хруст веток под ногами.

Обессилев, он замедляется и пытается восстановить дыхание.

– Люмос Максима, – шепчет он, удивляясь, почему не додумался об этом раньше, а затем слышится отвратительный лязг металла, и все тело Гарри прошивает сильнейшей болью.

Он кричит, но звук царапает горло и распугивает стайку птиц с ближайших деревьев. Он медленно опускает глаза на землю, теперь освещенную достаточно, чтобы он мог увидеть ловушку, сверкающие зубцы которой вонзились в ступню, лодыжка оказывается вывернутой под странным, неестественным углом, отчего голова начинает кружиться, а к горлу подступает тошнота. Когда он пытается пошевелиться, боль становится настолько сильной, что его выворачивает прямо на землю и влажные листья до тех пор, пока в желудке не становится пусто.