Крестовский треугольник

Он придвинул к Андрею листок с лежащей поверх авторучкой. Стоическое молчание подследственного раздражало.

— Ну что, Вересов?

— Я не буду ничего писать, — уверенность в собственной невиновности давала Андрею надежду на оправдание в суде.

— А не пиши, так даже лучше. В СИЗО ты до суда не доживешь. Тебя в камере сначала изнасилуют, а потом прибьют. Причем мучиться ты будешь долго. У наших сидельцев фантазия, знаешь, какая? Кружок «Очумелые ручки» нервно курит в сторонке. Последний раз спрашиваю, пишешь?

От сказанного по телу Андрея прокатился холод, ладони стали влажными. Но он продолжал стоять на своем, молча мотнув головой, не глядя на Золотарёва.

— Что ж, — следователь отодвинулся от стола и разочарованно посмотрел на Андрея. — Но запомни, Вересов, я все равно докопаюсь до истины, и тогда ты получишь по полной. Это я тебе обещаю! Посмотри и распишись в протоколе допроса.

Пробежавшись глазами по документу, Андрей поставил внизу свою подпись.

Золотарёв обратился к конвоиру:

— Я закончил. Можете увести!

Евгению Петровичу Золотарёву ужасно хотелось передать это дело как можно скорее в суд. Он всей своей сущностью ненавидел педофилов и за долгое время работы в органах никак не мог привыкнуть к этой категории преступлений, каждый раз содрогаясь от выясняемых подробностей. Дело Вересова не было исключением. Следователю до отвращения не хотелось копаться в том, что отталкивающего вида смазливый мужик вытворял с ребенком. Принуждал ли он мальчика? Как уговаривал? Какими частями тела касался? От всех этих разговоров хотелось напиться, но прежде дать в морду этой твари.

От того, что Золотарёв уже узнал, становилось не по себе. После смерти жены папаша-гей забрал сына, решив, что в состоянии дать ему нормальное воспитание. И что из этого получилось, Золотарёв видит собственными глазами. Разве можно таким давать детей? Евгений полез в карман пиджака. Достав ртом из пачки сигарету, несколько раз чиркнул зажигалкой и закурил. Он уже пять лет пытается бросить, но никак не может избавиться от никотиновой зависимости, слишком близко принимая к сердцу расследуемые преступления. Евгений понимал, что такие профессии, как хирург и следователь, требуют особой жесткости, если не сказать черствости. И хотя говорят, что с годами эти качества появляются сами собой, но чувствительность Золотарёва к чужому горю никак не проходила. В такие минуты ему хотелось сменить работу, но что он будет делать? Ведь кроме расследований тяжких и особо тяжких он ничего не умеет. Золотарёв глубоко затянулся, выдыхая дым через нос.

___

*ИВС – изолятор временного содержания,

*СИЗО – следственный изолятор.

*СМЭ – судебно-медицинская экспертиза.

Часть 10

Как только милиция покинула квартиру, Роман потащил сына по адресам, оставленным следователем. Время было позднее. В больницах их принимать отказывались. Раздосадованный, он ругался с дежурными, но все попусту.

Вжавшись в кресло автомобиля, Санька тихонько радовался неудачам отца. Страх, что его обман раскроется, крепко засел в голове.

— Пап, поехали домой. Давай завтра, а? — заканючил он, когда Роман в очередной раз, со злостью хлопнув дверью, повернул ключ в замке зажигания.

— Гады! – негодуя, сквозь зубы процедил отец. – Я знаю, ты очень устал. Тебе столько сегодня пришлось пережить, Санька…

Он в сердцах потрепал сына по всклокоченным вихрам.

Всю дорогу Роман помалкивал, обдумывая, как начать разговор, чтобы лишний раз не ранить. Несмотря на отвращение, которое он испытывал, ему хотелось выяснить, что все-таки Андрей делал с мальчиком и как долго это продолжалось.

Но по возвращении домой Санька сразу отправился спать. К Роману сон не шел. Он сидел за столом и курил над чашкой остывшего кофе. На мгновение он почувствовал жалость к Андрею. Однако сумел подавить в себе эту внезапную эмоцию. Поступку сожителя не было оправдания. Как же он мог так ошибиться в человеке? Роман всегда считал Андрея намного лучше себя. И тут такое! Вдруг Роман задумался над тем, что нередко люди отождествляют гомосексуальность с педофилией. Может, есть в этом рациональное зерно? Крестовский попытался вспомнить какие-то свои ощущения, связанные с мальчиками. Но кроме симпатии, вызванной ностальгией по детству, ничего не нашел. Глядя на мальчишек, он вспоминал себя в их возрасте. Как носился с утра до вечера по улицам, как играл с друзьями в казаки-разбойники, как прыгал с крыш гаражей в снег. И ничего похожего на влечение.

***

Этой ночью Санька тоже не спал, ерзая в кровати. Он чувствовал себя очень паршиво. В голове крутились разные мысли, возвращая к событиям сегодняшнего вечера. Он вспомнил глаза Андрея, полные страха, когда отец увидел обнаженного Саньку. Как тот ползал в ногах у отца, умоляя выслушать. Стенания на полу в гостиной.

Перед глазами всплывали картины обреченной безмолвной покорности, с которой Андрей принимал все обвинения отца в свой адрес, когда приехал следователь. Сане отчего-то стало жаль парня. Во всем случившемся была ужасающая несправедливость. Несомненно, то, что происходит между папкой и Андреем стало причиной всех бед, свалившихся на Саньку в последнее время, но разве за это надо сажать в тюрьму? Чувство вины за случившееся не давало покоя. Оно словно царапало изнутри маленькими коготками, причиняя почти физическую боль. Что теперь будет? Отец так сильно разозлился, что готов был убить Андрея. Санька видел, как сжались папкины кулаки, когда тот плюхнулся перед ним на колени. Но рассказать правду было страшно. От одной только мысли о том, что его вранье выплывет на поверхность, Саньку охватывал ужас, заставляя сердце замирать. Но как долго он сможет жить с этой ложью, зная, что из-за него страдает невиновный человек?

***

Утром Роман и Санька снова направились на медицинское освидетельствование.

В больничном коридоре никого не было. Роман подошел к нужному кабинету. Заглянув туда, он долго и путано объяснял суть визита старенькому профессору в белом халате.

— Как я понимаю, постановления на руках у вас нет, — сухонький старичок посмотрел на мужчину поверх очков.

— Нет, но есть направление, — Роман шагнул внутрь. Санька засеменил следом.

— Очень хорошо! — взяв в руки протянутую бумажку, эксперт посмотрел на подростка. — Как ты себя сегодня чувствуешь?

Санька, покусывая губы, покосился на седовласого врача и, громко шмыгнув носом, ответил:

— Нормально.

— Спал хорошо?

— Не очень.

— Саша, я задам тебе несколько неприятных вопросов, но ты постарайся на них ответить. Договорились? — пожилой мужчина посмотрел на мальчика ласковым взглядом. Санька кивнул.

— Скажи, пожалуйста, как так получилось, что ты оказался раздетым, когда твой папа зашел в квартиру?

— Андрей снял с меня джинсы.

— И ты не сопротивлялся?

— Нет. Я испугался, когда он начал их расстегивать.

— А что было дальше?

Санька почувствовал, как заливается краской, не зная, что ответить старичку. Ведь Андрей его и пальцем не тронул. Сейчас-то его ложь и раскроется! Он набычился и опустил глаза, крепко стиснув губы, будто боялся, что правда сама вырвется наружу.

— Следователю даже этого не рассказал, — волнуясь, пояснил Роман.

— Что ж, его можно понять. Для ребенка это большой стресс. Давайте тогда приступим к осмотру. Ну-с, молодой человек, — профессор, поднявшись со стула, подошел к Саньке и, открыв дверь в смотровую, сделал приглашающий жест. — Проходи, раздевайся. Сейчас мы запишем телесные повреждения. Начнем с внешнего осмотра, а потом уже и все остальное, если получится.

Санька оголился до трусов и слегка поежился от прохладного уличного воздуха, попадающего в помещение через открытую узкую форточку. Доктор, внимательно осматривая руки, ноги и тело ребенка, сдвинув брови, стал сосредоточенно диктовать:

— Так! Гематомы на внешней стороне правого бедра, небольшие, около двух сантиметров в диаметре. Количество пять штук, — молоденькая медсестра заносила в документ то, что говорил профессор. — А здесь у нас что? Поверхностная царапина… так… очень хорошо… три сантиметра в длину… глубокого повреждения эпидермиса нет… Кровоподтек на правом предплечье овальной формы…