Счастливой тебе охоты (СИ)

Да, наверное, если бы Рамси хотел отследить, когда все это началось – касалось это старого доброго насилия, или грязи, или секса, или всего вместе, – ему бы стоило начать со свиньи. Они все были потом, блюющий Домерик со вздувшимся животом, старая шлюха Донелла, Хеке, его верный вонючий товарищ в дворовых играх, капризная Кира, которую он поил гноем, Вонючка, которого было очень смешно крепко бить током, Сара, у которой от пытки щекоткой из угла рта текла слюна, а по ногам – моча, собачница Арья…

И Джон.

В жизни Рамси было много, очень много грязного, но Джон, как нарочно, никак не хочет быть грязным. Злой, вытянутый, зажатый, он не похож ни на плачущую Донеллу, ни на сопротивляющуюся до последнего Сару, ни на баюкающего изуродованные руки Вонючку, ни на умоляющую Арью. Он приподнимается на локтях и поворачивает голову, невольно сжав лопатки до глубокой борозды вдоль позвоночника. Он принимает Рамси и то, что тот может сделать, с полным осознанием.

Он не может знать.

Рамси тщательно слюнит средний палец, безучастно смотря Джону в глаза. Растрепанные пряди упали тому на брови, и ягодицы снова нервно напрягаются, когда с тем же невыразительным взглядом Рамси сует руку между ними. Повозив по промежности, он находит заросший густыми мокрыми волосками влажный вход и равнодушно засаживает в него согнутый палец.

– Твою мать… – выдыхает Джон, роняя голову и непроизвольно прогибаясь в спине. Впадина между лопаток становится еще глубже и неестественней.

– Больно? – все еще без выражения спрашивает Рамси, ритмично двигая пальцем туда-сюда, натирая аж пульсирующее от прилившей крови нутро, к его огорчению все такое же сухое.

– Х-хах… нет… – Джон с трудом справляется с дыханием, снова запрокидывая свою хренову непослушную голову. Его зад так сжимается, и черные волоски липко обвивают палец Рамси, когда тот вводит его до конца и снова вытаскивает. – Но нахрен странно, – у Джона срывается нервический смешок. – Хотя, я думаю, можно и… – он сглатывает воздух, когда Рамси резко проворачивает палец и, сочно сплюнув между ягодиц, грубо вталкивает еще один, чтобы раскрыть пошире.

– Не учи меня, как целки сбивать, Джон Сноу, – флегматично отвечает он.

Нет, ты всегда делал это не так.

– А ты прекрати думать, что я такой сахарный, – резко говорит Джон, ложась наконец на грудь. Его бедра слегка приподнимаются с каждым толчком внутрь, насколько возможно, когда они так зажаты ногами Рамси.

– Я не понял, тебе что, недостаточно больно было? – тихо спрашивает Рамси, с удовлетворением трахая Джона пальцами. У него от этого вздрагивает поясница. Он пиздец какой узкий. Рамси нестерпимо хочется раздвинуть пальцы и сунуть еще пару, растянуть зад как можно шире, до рваных трещин, и сейчас же трахать, присовывая по свежей крови хоть на сколько выйдет – и войдет.

– Достаточно, чтобы ты не мог сделать хуже, – зло, сквозь зубы тем временем цедит Джон. Его голос немного отрезвляет. Немного.

– Ну, как скажешь, – шипит Рамси, вытаскивая пальцы, обтирая их о бедро и наглаживая другой ладонью свой член. Терпения возиться у него действительно становится все меньше, и Джон своим бараньим упрямством только еще подогревает и так выкипающий котел.

Джон никак не отвечает, и Рамси схаркивает в ладонь и обтирает член, надрачивая еще. И ерзает бедрами, придвигается, потирается открытой головкой между ягодиц. Горячо и достаточно готово для него. Рамси толкается с силой раз, не без труда впихивая головку наполовину. Это туго до зубовного скрежета, и яйца приятно ноют, а Джон еще инстинктивно зажимается, рвано вздыхая и упираясь лбом в матрас.

– Не закрывайся, Джон Сноу. Целочка у тебя хорошая, упругая, такую больно ломать – только портить, – Рамси обнаруживает, что с его дыханием тоже что-то происходит, и ему это нравится.

– Я тебе не девчонка, давай уже! – прикрикивает Джон. Спина у него дрожит, а поясница вся мокрая, но он пытается расслабиться.

Рамси не тратит глубокое дыхание на разговоры и жестко, почти насильно вталкивает головку целиком, задерживая воздух в легких.

Он должен запомнить это больно, но заботливо.

Джон рычит, хватая ногтями матрас и выгнувшись невообразимо; кажется, его поясница треснет столь желанным переломом прямо сейчас. Рамси обжигает губы влажным паром, не замечая этого; твердо напрягшийся зад зажимает его донельзя крепко, но он только упирается рукой в матрас, входя еще глубже.

И Джон кричит.

На этот крик сбегутся мертвецы со всей округи.

Блядь, блядь, блядь.

– Заткнись, сука, заткнись, – снова шипит Рамси, на секунду теряя контроль и наваливаясь, залепляя Джону рот ладонью. Так он невольно входит еще глубже, и Джон глухо кричит ему в руку. У него опять текут слезы, а Рамси старается вовсе не дышать, потому что охватывает его Джон почему-то слаще мертвых судорог Сары и окровавленной дырки малышки Элисон.

Рамси не понимает. Он не порезал Джона. Не взял его насильно. Ничего не порвал вроде, не забил тухлятиной желудок и не нарушил ни одного закона, богов или людей. Ему не больно быть внутри Джона. Он не чувствует привычного тянущего раздражения нервных окончаний, предшествующего оргазму. Джон не вырывается и не пытается вытолкнуть его, только рефлекторно охватывает член мышечным напряжением. Джон не поворачивает голову и не хлещет его по грудине резким, отточенным словом. Джон не смотрит в сторону пустым взглядом, безучастно раздвинув ноги. Это как будто совсем добровольно. Как будто на равных, как у сцепившихся зубами и когтями псов. Но все еще на зависть сладко. Почему?

– Не будешь еще кричать? – Рамси насильно отбрасывает пустые мысли. Джон качает головой, и тогда Рамси отпускает его.

– Он больше… чем я думал, – с трудом выдыхает Джон, утирая слезы ребром грязной ладони.

– Да уж, это у меня не в папаню, можешь поверить, – коротко хохочет Рамси. Он снова отклоняется назад, опираясь на кровать. Член чуток прогибается, крепко зажатый джоновым задом, и пульсирует в ритм со сжимающимися мышцами. – Мне дальше-то засаживать или как? – голос у Рамси слегка нетерпеливый, он опускает голову и плавно качает бедрами, чувствуя, как все туже зажимают его гладкие стенки, и смотря, как облепляют черные волоски его темно-красный ствол.

Зад у Джона маленький, подтянутый и округлый, почти как у Русе или у Ивы. А Рамси всегда был слаб к этим небольшим круглым задам с мокрыми волосатыми промежностями, таким, что глаже атласа изнутри. Они узкие всегда, но упругие и так щедро растягивающиеся, что только суй и еби каждый раз как влажную целочку. Сдерживаться очень тяжко, и Рамси нетерпеливо хватает жесткое бедро, размашисто скользя ладонью вверх, до потной ложбинки между ним и лобком, а Джон все молчит, только плечи дрожат. Он собирается с силами, и Рамси закатывает глаза.

– Неженка ты, Джон Сноу. И не говори мне, блядь, больше, что не неженка.

Рамси наклоняется, перебирая пальцами волосы с краю лобка, и лижет Джону солоно-горькую кожу за ухом вперемешку с волосами.

– У тебя хоть стоит там? – смеется Рамси, не дожидаясь ответа и забирая набухший член Джона в руку. Гладит большим пальцем, по стволу и скользящим движением – под шкурку, чуток натереть головку. Джон ведется и сам толкается ему в руку, в его не щадящие пальцы; член слегка выскальзывает из зада, и Рамси всовывает его обратно, но, кажется, Джон этого даже не замечает. Он только дышит часто-часто, и когда Рамси жестко перебирает пальцами по подтекающей головке, дразняще приоткрывая, резким движением вгоняет член глубже в мокрую ладонь, шлепнувшись яйцами, больно натягивая шкурку и наконец невольно расслабляя зад. А большего Рамси и не надо, и он бережно, неспешно имеет Джона, чувствуя, что опять слегка течет от того, как упругий зад сразу сходится, стоит хоть немного двинуться назад, и как хочется всадить в него за это покрепче. Но по свежей смазке ебать всяко легче. И еще легче, когда надрачиваешь Джону его хорошенький, как марципановая конфетка, член, когда тот легко скользит между пальцев, подтекая еще спермой и жидкой смазкой, когда его зад от этого чуток расходится – и снова зажимается тугой хваткой.