Парни с планами (СИ)

И Вижн медленно сползает спиной по стене и опускается на пол, укладывая голову на скрещенные на коленях руки.

— Это всего лишь доказывает, что ты — куда больший человек, чем многие, кого я знаю, — говорит Стив. — И… ты любишь Ванду.

— Концепция любви всегда изложена сложными словами и метафорами. Это красиво и трогает что-то внутри…

— … душу…

— Общеизвестно, что у меня есть только разум, — горько улыбается Вижн. — Эмоции, равно как и зависть к тем, кто может их испытывать, должны быть чужды моему рассудку.

— Но ты любишь и сожалеешь… и хочешь ее защитить.

— Если вы способны идентифицировать подобные нюансы, Стив. По доступной мне информации вы не связаны высокими чувствами ни с кем. Физиологические показатели — ритм дыхания и сердцебиения, температура тела, кровяное давление, мышечный тонус и прочие индикаторы возбуждения — у вас меняются только в схватке с применением грубой физической силы. У меня было множество шансов это засвидетельствовать. И только однажды похожие данные были зафиксированы вне поля боя. Тогда вы оставались в башне Старка наедине с Вандой. Неудивительно, что вы хотите увидеть ее вновь.

Это ужасно невежливо, и Вижн ошалело хлопает ресницами, глядя, как Стив хохочет, закидывая голову, и после, обессилевший, устраивается на полу рядом.

— Ты ревнуешь, — говорит он, отдышавшись. — Святые небеса, и ты же утверждаешь, что не способен испытывать чувств.

— Все люди лгут, капи… Стив Роджерс. Даже самые лучшие из них. Я пытаюсь учиться, но это слишком сложный протокол.

Стив старается успокоиться, глубоко вздыхает и говорит чистейшую правду — то, чего не слышал никто и никогда, кроме того, кому были предназначены эти слова много лет назад, когда машины ездили на бензине, один доллар еще считался деньгами, а футбольные игроки гасили сигарету у кромки поля под прицелом рекламных фотографов, прежде чем занести тачдаун.

— Я люблю Баки. Всегда любил, сколько себя помню. В тот момент, когда ты так бесцеремонно вклинился в наш с Вандой разговор, я говорил о нем. Можешь просканировать мой мозг, — и Стив раскидывает руки, хотя честно признается самому себе — это должно выглядеть слишком картинно. — Ты не найдешь в моей голове похожих чувств ни к кому другому.

— Информационные источники… — начинает Вижн.

— Лгут не меньше. Люди могут увлекаться. Но разве Тони Старк любит кого-то, кроме Пеппер, хотя… прости, Вижн, имел множество сексуальных связей с другими?

— Он очень трепетно относится к полковнику Роудсу, но я ни разу не фиксировал возбуждения или скачков пульса даже в моменты их непосредственного контакта, в то время когда только мысли о мисс Поттс…

— Ты все прекрасно понимаешь, — кивает Стив. — Для меня Ванда — как Роуди, а Баки…

— Тот, отношение к кому не поддается логическому анализу?

— Эти попытки я оставил задолго до войны, — смеется Стив, и — боже! — оказывается, это так легко — сказать кому-то постороннему: «Я люблю Баки Барнса».

— А Ванда-то тебе зачем нужна? — Вижн хлопает его по плечу так, что, кажется, сейчас вытащит из-под плаща пару запотевших бутылок «Хейникена».

— Ничего плохого, — глоток холодного пива сейчас бы пришелся весьма кстати. — Просто передай ей письмо, я предложу встречу в месте, которое она сама выберет. Если откажется, я не буду настаивать

— Велика вероятность, что согласится, — кивает Вижн. — Она очень тебя уважает. И… письма на бумаге — это так романтично… Ванда ценит подобные жесты.

— Только от тебя, уверяю, — все еще улыбается Стив, бросаясь на поиски чистого листа и ручки.

— Я могу еще что-то сделать для тебя? — спрашивает Вижн прежде, чем протянуть руку для пожатия.

— И без того спасибо, но… Послушай, ты можешь защитить мой ноутбук, чтобы никто не мог отследить сеанс видеосвязи? Если нет, то…

— Никто, кроме мистера Старка, — уточняет тот. — Его возможности непрогнозируемы, а методы непредсказуемы.

— Плевать.

*

Следующие двое суток он не вылезает из гостиничного номера, открывая дверь всего три раза: дважды службе доставки соседнего кафе и один — взволнованной соседке-проститутке, интересующейся, все ли в порядке у «красавчика, который выглядит таким одиноким».

У него все в порядке настолько, как не было, наверное, никогда. И если он испугал соседку, то только потому, что хохотал как сумасшедший над фильмом братьев Маркс.

— Понимаешь, Баки, сейчас ведь такого не снимают.

Тот фыркал в камеру, останавливая фильм со своей стороны, и уверял, что для столь поспешного вывода у них недостаточно данных.

И Стив был абсолютно, совершенно, непередаваемо счастлив, как в тот момент, когда мелькание сигнала в окошке программы сменилось заспанным лицом Баки, с припухшими веками и растянутыми в улыбке губами, так и когда стучал по монитору зеленым горлышком бутылки, а в кадр вплывал огромный стакан с коктейлем безумного цвета и почти настоящим зонтиком. И когда Баки лихорадочно шептал:

— Покажи мне, покажи, Стив… Я почти забыл, как охренительно это выглядит. Немедленно напомни мне…

Он послушно лил на пальцы дешевый крем, закидывал ноги на шаткий столик, переносил ноутбук ниже-выше, дальше-ближе, чтобы Баки было лучше видно, и сам, дрожа от возбуждения, смотрел, как тот стягивает мягкие брюки и сжимает ладонью член, и почти терял сознание, когда слышал:

— Хочу сюда твои губы… Я помню, помню, помню… Хочу тебя везде, я затрахал бы тебя до смерти.

— Не раньше, чем я тебя…

Стив был почти согласен провести так остаток своей жизни — в грязном дешевом отеле, на прожженном сигаретами кресле или продавленном чужими телами матрасе, с потолком в странных разводах и треснувшими вдоль пластинок жалюзи. И почти закрывал глаза, когда взгляд Баки стекленел, а лицо превращалось в каменную маску, сам подсказывая:

— Бедренная артерия. Если бить ножом в одно и то же место примерно раз в три минуты. Крови у меня не больше, чем у нормального человека.

Баки серьезно кивал, что-то обдумывал и добавлял:

— Лезвие непременно с серрейтором, что-то вроде Даггерта или Ка-Бара, так больше повреждений мелких сосудов.

И встречал широкую улыбку в ответ. Определенно, Стив мог бы с этим прожить. В конце концов, он тоже не без недостатков.

Он даже умудрился вздремнуть, когда доктора увели Баки на плановый осмотр, и распахнул глаза от хрипловатого «You are my lucky star. I saw you from afar»*, донесшегося из динамика.

— Не хочу портить тебе уикэнд, — улыбнулся Баки, — но… ты же сожрешь меня живьем, если не скажу. Т’Чалла ждет следующего нападения. И Эль… Она такой же монстр, как я, но король не чувствует себя обязанным, и его терпению есть пределы. В прошлый раз погибли четыре девушки из его войска, и в следующий…

— Я хочу купить трак… — сонно тянет Стив. — Огромную фуру, размером с дом.

— Мне больше по душе байки.

— И преимущественно чужие. Но большие машины лучше, и нашу ты полюбишь.

— Мамочка уже придумала питомцу имя? — Баки неестественно весел, и Стив понимает — они готовы нести любую чушь, лишь бы отсрочить момент, когда придется говорить о деле. — Жаль, если так, теперь я не смогу уронить его со скалы.

— Я так устал, Бак. И, кажется, никогда не был так счастлив, как в дороге до Нью-Йорка и эти два дня с тобой.

— Много времени пройдет, пока ты ввяжешься в очередную драку? — печально вздыхает Баки и, морщась, чешет поджившие язвы на груди. — Прежде, чем вновь разделишь мир на правых и неправых, на требующих спасения и заслуживших наказание? Я же вижу, ты давно хочешь спросить. Валяй…

— Слышал что-нибудь о базах ГИДРЫ в районе Австралии? Я потерял их посреди Индийского океана, и…

— Ровным счетом ничего, — пожимает плечами Баки, — но я терпелив. Подождем, Стиви. Рано или поздно они выползут под прицел, и тогда… Если они наладили ебанный конвейер суперсолдат, то это необходимо остановить.

Когда в дверь слышится осторожный стук, они оба наслаждаются «Мальтийским соколом», хором подсказывая актерам реплики, и Баки крутит в губах обломок коктейльной соломинки, затягиваясь, как Хэмфри Богарт, а Стив не может не признать вслух — выглядит это так горячо, что он понятия не имеет, каким образом его рука вновь оказалась в джинсах.