Парни с планами (СИ)

1934

Стив беззвучно воет, свернувшись клубком на полу посереди узкого коридора. Снаружи трещат хлипкие доски двери, натужно всхлипывает замок и пытается не слишком громко смеяться Дженнифер. Она похожа на Джин Хэрлоу с такими же огромными с поволокой глазами, длинными ниточками бровей и безупречно завитыми светлыми локонами и сейчас кокетливо хихикает прямо за тонкой стенкой, а где-то в глубине переулка отчаянно лает местный пес.

— Зачем ты притащил меня сюда, Барнс? Всего два доллара на отель, могли бы разделить траты пополам, или можно было снять комнату у вдовы Смит, всего три четвертака за два часа.

— Ты ничего не понимаешь в романтике, — Стив вслушивается, хоть и не желает этого. Баки не пьян — точно нет, иначе в его тоне скользил бы ленивый смешок, а гласные тянулись бы до бесконечности. Не весел и не нежен. И совершенно неискренен — слова слишком восторженны и пошлы и больше всего напоминают игру звезды школьного театра в скучной пьесе.

И, похоже, чем-то недоволен, потому что за шелестом тканевых юбок Стив слышит рваное дыхание и резкие выдохи, как бывает только когда Баки отчитывает его или спорит, доказывая свою правоту.

— Ну же, детка, помоги мне ручкой, — шепчет Баки, слишком громко для того, кто на самом деле прячется. Стив воображает лицо соседки завтрашним утром и уже почти готов распахнуть дверь, чтобы разгоряченная страстью парочка ввалилась в квартиру и прекратила испытывать терпение всего дома. О его собственном речь, конечно же, не идет.

Дженнифер едва слышно стонет, бьется о дверь — кажется, локтем или плечом, — Стиву все равно, что будет происходить дальше, и страх, — нет, не страх — неловкость сковала его, притянула колени к груди, но не позволила заткнуть уши.

— Тебе же хорошо, куколка? — а в голосе Баки уже прорывается глубокая хрипотца — редкая, желанная, пробирающая насквозь. — Позволь мне сделать вот так. Ничего ужасного, всего лишь пальчиком…

Стив слышит долгий страстный стон, похоже, заглушенный ладонью или мокрым поцелуем.

— Сильнее, сожми, не бойся, — выдыхает Баки, — давай покажу. Ты же знаешь, сладкая, я не стал бы тебе врать, я серьезно запал на кое-кого, но там мне не светит, и слышал, что ты сохнешь по женатому Доновану. Так что мы с тобой отлично подходим друг другу. Ты же понимаешь, да?.. Когда не можешь с тем, с кем хочется…

Стук становится монотонным, и, черт возьми, неужели Баки считает, что Стив совсем оглох или спит как покойник? Места ему мало в закоулках Бруклина?

— Ох, еще немножко… — раздается за дверью. — Ты хорошая девочка, такая… Твоя ладошка как бархат… Погоди, стой… где-то был платок…

Два стона переплетаются друг с другом, и один из них Стив хотел бы слушать бесконечно, а другой — никогда. Он искренне надеется, что Дженнифер сейчас залепит Баки пощечину, но вместо этого слышит только долгие звуки поцелуев.

— Ну разве не прекрасно, детка, — шепчет Баки. — Не какая-нибудь занюханная комната вдовы Смит. Я провожу тебя, идем скорее.

Стив остается со стояком имени Баки Барнса и это — та невероятно долгая ночь, когда он считает Баки потерянным для себя раз и навсегда. Первая из таких ночей. Потому что за Дженнифер последуют терезы, энни и дороти, и когда-нибудь та, в которую безнадежно влюблен Баки, тоже не устоит. Глаза застилают колкие ледяные мушки, но Стив упрямо твердит:

— Все равно он мой друг.

*

— Кому ты врешь? — усмехается девчонка, сводит острые колени, переступает ногами в грубых, явно мужских ботинках, и один ее носок сползает ниже другого. — Он твой любовник.

И Стив честно поправил бы ее «любовь — не просто любовник», если бы ушей не коснулся испуганный, отчаянный крик Баки.

Тот цепляется рукой за простыню, неловко пытаясь слезть с широкой кровати, а шарик у плеча становится ярко-алым сгустком и заходится визгом.

Стив моментально стряхивает сон и слышит топот подошв в отдалении, и какого черта помощники доктора Тесс не дежурят прямо за дверью?

— Баки, Баки, все хорошо, — твердит он. — Все в порядке. Я здесь. Тебе приснился кошмар.

Баки силится улыбнуться, но выходит печальная гримаса:

— Тоже мне, удивил кошмарами. Это не он, а она. Программа. Убирайся отсюда, Стив. Зря я все это затеял.

Баки колотит крупная дрожь, и Стив решается ровно на тридцать секунд оторвать свои ладони от его плеч. Блокирует дверь куском сломанного изголовья и почти кричит в самое ухо, чтобы Баки точно понял:

— Нужно убить — убей. Не в первый раз. Все равно без тебя я не живой. Нужно, чтобы я не видел тебя, улетел на край света — пожалуйста! Но только больше никогда, никогда не смей соваться в этот холодильник. Ты слышишь меня, Джеймс Бьюкенен Барнс? Слышишь? Обещаешь?

Глаза Баки мутнеют, он отползает по кровати как можно дальше и с усилием сжимает рукой ее край, пристально следя за Стивом. А тот отскакивает и подпирает спиной гнущуюся дверь.

— Я видел ее, — мрачно говорит Баки. — На этот раз она запустилась быстрее, чем раньше. Теперь выглядит как девчонка. Ребенок. Соплячка. Хренов имплант. Похоже, самообучаемый, потому что знает обо мне такие вещи, и о тебе заодно, до которых не смогла добраться ГИДРА.

— Кровь идет…

— Что?

— У нее кровь носом и стрижка, словно вшей набралась?

— Да, — удивленно вскидывает брови Баки, и на мгновение его глаза светлеют.

Стив оставляет дверь на растерзание команды врачей и кидается к нему:

— Это не программа. Успокойся, прошу. Я вас познакомлю. Возможно, именно она — единственный шанс.

Дверь сдается, и в палату влетает десяток медиков, заставая Стива с улыбкой на губах, ладонью — на щеке Баки и совершенно непристойно сграбастанной в захват левой ягодицей. Будто не могли подождать еще минуту.

А потому что в этом веке принято мечтать о совершенно реальных вещах — высадке на Титан, цифровом переносе сознания или однополых браках, а не о чем-то несбыточном вроде того, чтобы прямо сейчас все стало легко и просто.

*

Стив никогда не заслужит царствие небесное, в котором, без сомнения, его ждут мама, отец и сотня-другая погибших соратников. Он знал это давным-давно, и с тех пор мало что изменилось. Все, на что он может рассчитывать — бои бессмертных и вечный пир в кругу суровых воинов, где прекрасные девы подносят пенистый асгардийский эль и в ходу грубые, но смешные, мужские шутки. Наверное, этот вариант «рая по Тору» нравится ему больше, чем облака, арфы и длинные белоснежные тоги. Но для этого следует погибнуть с мечом в руках, а не от неизбывного гнета обязательств за неоплаченный долг, на камне у живописного водопада.

— Я не хороший человек, — говорит Т’Чалла, и на его руке сверкает драгоценным глазом перстень со скалящейся пантерой. — Этим утром ко мне приходили шаманы, наши волшебники, говорящие с Баст и гуляющие по полям мертвых. Ты привел в Ваканду зло, капитан Роджерс — так сказали они. Сегодня ночью оно посетило каждого из наших жителей, и…

Т’Чалле невероятно трудно подбирать слова:

— Я сделал то, что должен был. Так поступил бы мой отец, чтобы искупить ошибку. Но у каждой благодарности есть свои пределы. Ваканда отличается от всех известных тебе стран, и если я буду вынужден маневрировать между давлением международных организаций, собственных соплеменников, спецслужбами, финансами и личными отношениями, то… Боюсь, мой опыт в политических интригах и дипломатии еще недостаточен, чтобы защитить всех.

Стив кивает. Стив понимает. Стив старше молодого короля на целую вечность и может услышать даже то, что тот боится высказать.

— Мы уедем, — говорит он. — Я — немедленно, так будет лучше для всех. Но позволь Баки и этой женщине остаться ненадолго. Я поговорю с ней. Она… Ты видел Алую Ведьму, а способности мисс Хоппер во много раз выше. Ванда — ее дочь.

Выпуклые глаза Т’Чаллы становятся еще круглее.

— И она — единственная возможность вернуть Баки полноценную жизнь. Король Т’Чалла, — Стив редко так официален и с трудом глушит в себе порыв опуститься на колено для пущего эффекта, — позволь ей помочь моему другу. Больше я ни о чем не прошу, а после они исчезнут из Ваканды, и мы больше никогда тебя не потревожим.