Море опалённое свободой (СИ)

Оставшись один в тишине ночного порта, Хэнги затянулся, прищурился сквозь едкий дым, всматриваясь в море. Это было не Зеркальное, это было Рубиновое. Иногда оно приобретало бардовый цвет и казалось кровавым, если бы в лучах солнца не сверкало алыми цветами, как драгоценные камни. На плечи Хэнги навалилась слабость, он чувствовал, как за спиной вырастают крылья и как груз ответственности, что он нёс долгие годы, наконец, был сброшен. В политике вроде всё разрешилось, однако, праздновать победу было ещё рано. В личной жизни вроде тоже: Хэнги определился и стал, наконец, рабом Данки. Жизнь за многие годы метаний стала нормальной, лёгкой, и адмиралу в этот момент казалось, что она была не реальной.

Ступив на борт корабля, Лорени целенаправленно направился на пушечную палубу, миновав нескольких кадетов, которые посмотрели на него с не прикрытым презрением, но Иренди этого даже не заметил. Среди них была и Витта, которая и Цурбуса встретила так же. Бахму увидел этот взгляд, нахмурился и сразу же понял, что их видели целующимися. Цурбус не стал ничего говорить, зашёл в каюту капитана и, сев на кровать, долго изучал свои пальцы, сцепленные в замок. На плечи снова легла тоска и отчуждённость.

Лорени вернулся через час. Что-то было неладно с несколькими пушками, да и пороха надо было бы закупить, но уже времени на него не оставалось. Завтра утром, в шесть часов, они должны отплыть из порта, таков приказ адмирала, и обжалованию он не подлежал.

- Будем надеяться, – говорил Лорени Цурбусу, умываясь в тазике. – Что не нарвёмся на всякий сброд.

- Эти воды спокойные в плане преступивших закон пиратов, – ответил Цурбус, разливая по бокалам ром. Лорени его любил, и Бахму стал обожать тоже, после некоторых событий. – Так что можно не волноваться.

- Да мало ли кто захочет потешить своё самолюбие, – бурчал Иренди, вытираясь полотенцем. – Ты же знаешь дерьма всякого в Великих Водах полным полно.

- Знаю.

Этот разговор был ни о чём. Его могло бы и не быть, если бы Лорени не заговорил об этом, или если бы Цурбус не поддержал его. Он был немного неуклюжим, робким, испуганным, словно они вдвоём боялись оставаться наедине в тишине и потому прибегали к словам, скрашивая эту возникшую неожиданно неловкость. Ром же, который уже разлил по бокалам Бахму, говорил о другом, и это ещё больше давило на грудь тяжёлым грузом. Цурбус решил сегодня сделать то, что нужно было сделать несколько дней назад. Или нет, не так, что нужно было сделать именно сегодня, больше не откладывая в долгий ящик. Поэтому, взяв в руки один из бокалов, он протянул его, уже вытершемуся полотенцем, Лорени. Иренди принял фужер, посмотрел слегка вопросительно на Цурбуса и всё-таки спросил:

- И что мы будем праздновать? – и как-то неловко улыбнулся, показывая свою горечь и страх. Ему тоже было страшно. Он не знал, что происходит вокруг, не мог понять некоторых действий отца и Цурбуса, странный пассажир на его корабле, в виде всё той же принцессы Юрую, которая необычным образом вдруг оказалась на борту.

Но пассажир и отец не так сильно волновали Лорени и особенно эти тайны, которыми в последнее время был окутан Цурбус. Его волновал сам Бахму. Все те дни, что они плыли до Мурашельши, Иренди порывался сказать Цурбусу о своих чувствах. Иногда уже открывал рот и начинал говорить, вот, например, как сегодня, но останавливался. Липкий страх опутывал его сознание и душу, заставляя пятиться назад. Лорени вынужден был признаться, что первого шага он ждёт от Цурбуса и очень сильно надеялся, что так и будет. И хотя Бахму уже несколько раз говорил о своих чувствах, правда, порой странными словами – например, вспомнилось, как он сказал повару в доме, что Лорени его – Иренди в этих словах был не уверен. Разговор с Аденжурлем, перед тем, как они сошлись в битве, мог лишь на мгновение затмить взгляд Лорени, и снова ощущал пустоту и чувство, что, быть может, вся их страсть это всего лишь сгорающий фитиль пушки.

Лорени отбросил полотенце в сторону, и оно неловко упало на табурет, свесившись одним краем до самого пола. Взболтнул ром в бокале, засунув одну руку в карман. Вопрос завис в воздухе, тонким ароматом грусти и печали, от которой сегодня было сложно избавиться. Лорени знал, что ему предстоит уехать. Он боялся, что Цурбус сейчас скажет «прощай», и этот ром окажется не сладким напитком, а всего лишь грустной каплей расставания.

Нащупав в кармане что-то круглое и плоское, Лорени выудил это что-то на свет божий и уставился на предметы в своей руке. Странно, как они попали в карман этих штанов?

- Что это? – спросил Бахму, беря из ладони Лорени ракушку, задерживаясь лишь коротким взглядом ещё и на большой жемчужине. Нахлынули воспоминания, и Цурбус, вчитываясь в слова на ракушке, легонько улыбнулся. – «Ненависть любви подруга», это предсказание какое-то?

- Не знаю, – пожал плечами Лорени, вертя в пальцах жемчужину и тепло улыбаясь. – Мне её всучили, а может, купил, уже не помню. Кажется, в Адо-Рель. Всё никак не мог выкинуть.

- Можно я её возьму себе на память? – сказал Цурбус и тут же об этом пожалел. Лорени вскинул на него глаза, его губы вдруг задрожали, он сглотнул, и Бахму не выдержал, слова сами полились из уст. – Мне придётся уехать, Лорени. Долг обязывает меня стать исполняющим обязанности губернатора в порту Лухна, Волвар уже подписал приказ, и он обжалованию не подлежит. Я не знаю, сколько продлится это назначение, мне придётся уехать из Шахандера. Но я, я хочу, чтобы ты остался со мной, в Ансэрит. Сейчас отпустить тебя, значило бы навек потерять, а я не хочу терять тебя. Не хочу.

Лорени сглотнул, на глаза навернулись слёзы. Жемчужина была зажата в ладони, в другой бокал с ромом. Он смотрел на Цурбуса и чувствовал лишь одно: счастье от того, что его всё-таки любят.

- Я согласен, – словно девица, которой предложили выйти замуж, ответил Лорени, и голос его дрогнул. – Согласен остаться в Ансэрит и ждать тебя из Лухна даже, если для этого потребуется не одна тысяча… лет…

На последних словах у Иренди из глаз брызнули слёзы. Он шмыгнул, Цурбус быстро забрал из его рук бокал, вернул его на столешницу и обнял Лорени, крепко прижимая к груди.

- Лорени, – шептал Бахму, прижимаясь к нему всем телом. – Ты мой Лорени. И я буду ждать того момента, когда снова смогу обнять тебя и прижать к себе. Когда смогу снова поцеловать тебя, когда снова смогу увидеть твою улыбку, твои слёзы, услышать твой голос. Буду ждать и тосковать по тебе, буду видеть в прохожих тебя и, глядя на рыжеволосых, вспоминать тебя…

Лорени при этих словах прыснул смешком, потом потёрся щекой о плечо Цурбуса и вдруг сказал:

- А изменять ты мне тоже будешь?

Цурбус отстранился от Иренди, удивлённо посмотрел на него. Лорени, надув губы, покраснел. А что, Цурбус красавчик и гей, между прочим, ему с мужиками переспать раз плюнуть. Это для Лорени Бахму один единственный, а женщины его уже не интересовали.

- Буду, – вдруг сказал Цурбус, чем несказанно удивил Иренди. Тот вылупил на него глаза, всхлипнул, слёзы в тот же миг перестали бежать. – Во снах и мечтах с твоей очаровательной и сладенькой попочкой.

Лорени сильнее покраснел. А Цурбус схватил его за кончик носа и легонько сжал.

- Если ещё раз ты задашь такой глупый вопрос в такой важный момент, я тебя так отделаю, что ты неделю не сможешь нормально ходить. А теперь скажи, наконец, то, что ты мне хотел сказать в последние дни?

- Когда вернёшься, тогда и скажу, – прошептал Лорени, улыбнулся одними губами и потянулся к губам Цурбуса.

- Я постараюсь вернуться раньше, – прошептал Бахму в губы Иренди, и в следующую секунду их накрыла волной мягкой нежности и ласки. Скользнув рукой в карман, он положил туда ракушку с надписью, а потом обнял и прижал Лорени к груди, углубляя поцелуй.

Когда «Сирена Моря» бросила швартовые в Шахандере, был пасмурный день. В порту объявили штормовое предупреждение, но Сальмит пришла повидать полюбившихся ей молодых людей и самого адмирала. Караул, встречающий «Сирену Моря», тут же заключил в охранное кольцо принцессу Юрую, отсалютовал адмиралу, передав ему несколько свёртков бумаги и ушёл восвояси.