Дети ясной ночи (СИ)

— Я помню о тебе! Тьфу, о Лави!

— А вот… и… Помнишь?? — а вот теперь в голосе Сказочника была надломленная, отчаянная ярость. — Ты.. ты… ты идиот, Юу! Ты сказал, что помнишь обо мне, и делаешь всё это умышленно?

Юу готов был признать перед собой, что в последнее время был сосредоточен на чём угодно, но не на Лави. И тот если всплывал в памяти, то на мгновения. Канда умел фокусироваться на одной цели и сейчас собирался достичь её. Но он не понимал, что такого в его действиях углядел Сказочник.

И, видимо, что-то подобное отразилось на его лице, потому что тот, охнув, тихо и проникновенно произнёс:

— Допустим, я действительно не Лави. Именно так, как ты того желаешь. И принимаешь желаемое за действительное.

— Не…

— Не желаешь? Не желаешь, чтобы я оказался не Лави, нет?

И Юу снова не нашёл, что сказать. А сказочник опустил руку и продолжил.

— В этом нет ничего страшного. Я понимаю. Я был бы в ужасе, если бы ты хотел меня убить, став монстром, но, видно, о тебе хорошо позаботились и… В таком случае, где твой Лави сейчас?

— Он выбрался, — Канда пропустил первую часть речи мимо ушей.

— Выбрался? Ты уверен?

— Нет.

Он снова ответил раньше, чем подумал. Ответил, выразив все свои старые сомнения, ответил, понимая, что до того, как он встретил Алму и сумел до него достучаться, он о Лави ещё помнил. И очень переживал. И не понимал, где тот может быть. И не было ни единого подтверждения, что он выбрался из этого мира. Только предположения. Он же ждал подтверждающего звонка, так?

А потом позвонил сам Лави.

И он был странным.

Сказочник улыбался самой жалкой улыбкой из всех, что когда-либо видел Канда. Он ненавидел это. Ненавидел «это» на лице Лави.

— Ты наконец-то понял.

— Нет.

— Он не выбирался. Он ещё здесь. В конце концов, разве единственной, кто умела звонить сквозь пласты, не была Алесса? Ммм? Тогда значит, я… он звонил тебе из этого же пласта.

Юу был уверен, что оговорка была специальной. Дразнящей.

Просто поразительно, что вообще хоть в чём-то уже был уверен.

— Он всё ещё здесь.

— Если я не он, — напомнил Сказочник. — И ты собрался рушить этот мир вместе с застрявшим тут Лави. И если своему брату ты обеспечил выход, в конце концов, его душу здесь мало что может удержать, он уже мёртв, и душу ты можешь вытащить, то чтобы вытащить Лави, он должен быть с тобой. Ты должен вывести его. У него ведь нет тела там? А сейчас ты рушишь мир и составляешь его запертым здесь. Обрекаешь его на смерть и не свободу души. Так… ты правда думал и помнил о нём, когда придумывал этот план?

Юу ступил на площадку, поглядывая на мусор у него под ногами. Ничего особенно хорошего, разве что небольшой брусок мог подойти и сослужить ему неплохую службу. Если не сгнил.

Он попытался не задерживать взгляд на мусоре и замер, замечая, что теперь Сказочник спускается уже ниже первого этажа. К подвальным помещениям, и стены здесь обрели подозрительный землистый оттенок.

— Я вытащу его…

— Кончено, если успеешь найти. Но вот незадача, если сейчас ты последуешь отсюда на поиски Лави, то, конечно же, не успеешь спасти Алму.

— Что? — почему-то мысль о том, что это обман, испарилась в одно мгновение. Его все предупреждали о том, что времени мало, и он понял это ещё раньше. Если это и был один из элементов придуманных Сказочником, то он всё равно стал частью реальности.

— И ведь ты даже не представляешь, откуда начинать.

— Он может быть не здесь.

— Что не является правдой. Но твоим желанием. Ты не хочешь, чтобы я был Лави, не так ли?

Юу отрицательно качнул головой, тщетно придумывая хоть что-то, что могло бы убедить его.

В доске торчали гвозди. Отличное оружие.

Улыбка появилась на лице Сказочника, когда он шагнул к мусору, будто отступая. И теперь он сделал два шага вперёд, сокращая расстояние между ними.

— У тебя сейчас три выхода. Три выхода, и поверь, они настоящие. Или ты думал, что сумеешь выбраться отсюда так просто? Забыл, где находишься? Это место всегда оставляет победу за собой. И твои выходы удивительно просты.

Сказочник склонил голову, оттопыривая первый палец.

— Ты убиваешь меня, разрушая этот мир сейчас, спасешь Алму и плюёшь на Лави.

Он оттопырил второй палец, а Юу осторожно подцепил доску, стараясь не дышать и не слушать. Не слушать, что ему тут сейчас говорят. Это неважно.

— Ты идёшь искать Лави и упускаешь время, не спасешь Алмы, ради которого всё это начал.

Сказочник оттопырил третий палец.

— Или же ты принимаешь истину и не можешь убить меня. И мы все остаёмся здесь. Втроём. Навсегда.

Он поднял голову, но слишком поздно – Юу замахнулся, со всей возможной силой ударяя по голове того, кто стоял перед ним, слыша, как хрустит разрушающаяся доска, слыша крик Лави…

Или не Лави…

Того, кто вывернулся, отдирая доску, вытаскивая погнутый гвоздь, вонзившийся совсем неглубоко, но вида которого вполне хватило бы Канде, чтобы опустить руки.

Сказочник выхватил свой нож.

Юу попытался отбить его.

Он так и не понял, как получилось так, что нож обернулся против нападающего. Что на рукояти оказалась его рука, а дрожащие пальцы Сказочника разжались.

Он не услышал, не увидел и даже не ощутил.

Просто понял.

— Я так ждал, чтобы всё закончилось. Я так ждал, — тихо-тихо шептал Сказочник, повисая на руках Юу, пронзённый в сердце, но явно теперь уже не такой неуязвимый, как прежде.

Всё ещё живой.

Уязвимый.

— Закончи это…

Лицо Лави, перемазанное в грязи, копоти и крови, с уродливо воспалёнными шрамами и померкшим за пеленой боли зелёным глазом, глядящим, видящим и знающим гораздо больше. Всего в нескольких миллиметрах от Канды. Рука Сказочника сжимала его плечо.

— Пожалуйста, Юу…

— Лави… — это не мог быть он. Не мог. Не мог… всего одна фраза пульсом билась в виске.

— Ты ведь мог сделать это для Алмы.

Потолок рушился. Они оба уже были в бесконечно сыплющейся грязи, и Юу даже казалось, что он снова слышит дикий, надрывный вой. Не то издали, не откуда-то сосем близко. Например, от того, кого он держал, связанного дурацким ошейником, не позволяющим ему кричать то, что он должен был кричать.

— Я… — его ладонь легла на нож.

— Может быть, я не Лави, не так ли?

Юу уже ничего не видел, он лишь нажал на рукоять, слыша вновь этот дикий, страшный звук и понимая, что никогда в жизни не забудет. Холодные, почти ледяные губы Лави коснулись его щеки, и, кажется, он шепнул что-то напоследок.

А потом крик застлал собой всё пространство. Дикий, непрекращающийся, кто-то потянул его за руку, кто-то тёплый, невысокий, улыбающийся и шепчущий, что всё к лучшему, благодарящий, отнимающий у него даже то немногое, что оставалось от того, кто мог быть Лави. Уводя его назад.

Алма напоминал ему о том, что пора возвращаться.

Он стоял посреди коридора. Стоял на коленях. Он был один, совершенно один, вымотанный, измученный, желающий только упасть на холодный пол и остаться там, лежать так же тихо и спокойно, как это было в палате великого Хранителя Света, пусть даже его роль, как и всё в том мире, было выдумано.

У него не было ни ножа.

Ни фонарика.

Ни телефона.

Его тело отказывалось идти куда-либо, искать кого-либо, и лишь ладонь – та самая, которую сжал Алма в своей палате, – сохранила тепло этого простого жеста.

Он рухнул, ударяясь головой об пол, сжимаясь в комок. Умирая.

Разве что-то ещё может причинить столько боли?

====== Глава Заключительная. ======

Тики Микк ненавидел паразитов.

Всех. До единого. Даже себя чуточку, с легкостью находя некоторое важное, функциональное сходство.

К сожалению, сегодня он охотился на одно из подобных созданий.

— Тупая дрянь!

Голова всё ещё раскалывалась, а шея кровоточила. И если бестия без какого-либо «хозяина» сумела нанести материальную травму – он уже не был уверен в сохранности рассудка.