Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид

Ирина Молчанова

Вампиры — дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид

Глава 1

А потом появился дьявол…

Слезы застывали на щеках от мороза, превращаясь в лед, глаза нестерпимо жгло. Слиплись заиндевевшие ресницы, коркой покрылся толстый шерстяной шарф. В тиши белоснежного парка только осины жалобно скрипели и снег хрустел под сапогами.

Катя подтянула съехавшую с плеча сумку и быстро обернулась. Пар изо рта метнулся в сторону. Позади — никого: укутанные снегом деревья, черные воронья гнезда в ветвях, тропа с вереницей следов, разноцветные огоньки города. Девушка провела по щекам варежкой, стирая ледяные дорожки слез, и пошла быстрее.

«Почудилось», — успокоила она себя, шевеля в варежках окоченевшими пальцами.

Уже как месяц с лишним ей частенько казалось, что кто-то идет следом. По утрам, когда шла до колледжа темным парком, или вечером, возвращаясь с работы. Но сколько ни оборачивалась, ни прислушивалась — легкие шаги оказывались лишь плодом ее воображения. Она сама не знала, кого боялась увидеть.

Замерзшая речка вилась змеей вдалеке, а из трубы завода на другом конце парка тянулся ввысь серый дым.

Девушка замедлила шаг, по спине побежали мурашки. Старая береза на обочине, где на каждой ветке сидело по две-три вороны, последнее время наводила ужас. Птицы вели себя так тихо, словно с минуту на минуты должен был наступить конец света и они его учуяли самыми первыми. При виде черных остроклювых фигур на белом фоне, застывших в полумраке, перехватывало дыхание. Блестящие глаза птиц, казалось, были прикованы к девушке.

Катя сделала осторожный шаг, и хруст снега под подошвой сапога разрезал тишину, как нож поджаристый хлеб. Воронье не шевелилось. Стало жарко, шарф начал душить, пальто отяжелело и потянуло к земле.

Раньше, когда проходила тут, воронье кружило над парком, каркало себе, и ей даже в голову не приходило бояться. Но около месяца назад все изменилось. С ее появлением птицы больше не летали, они замирали на ветвях, как от прикосновения посоха Деда Мороза.

Шаг… и оглушительный хруст, за ним еще и еще. Девушка смотрела на заснеженные кусты, за которыми начинался спасительный поворот, и ей хотелось бежать без оглядки. Подальше от блестящих взглядов черных маленьких глаз и этой страшной тишины.

Послышался плачущий скрип. Катя медленно обернулась, краем глаза успев заметить какое-то молниеносное движение за деревьями. Горячий пар собственного дыхания обжег лицо. Окаменевшие острые клювы смотрели туда же — за белеющие стволы берез.

— Кто здесь? — прошептала девушка, но так тихо, что едва ли кто-то смог бы ее расслышать. Глаза заболели от холода и напряжения, ноги точно вросли в снег. Сердце неистово колотилось, она пыталась задерживать шумное дыхание, но из-за этого нестерпимо кололо в боку. Ноздри превратились в крошечные дырочки, приходилось вдыхать через рот, чтобы не задохнуться. Ледяной воздух врывался в горло и острыми иглами проходил насквозь, поселяя холод в каждой клеточке тела.

За пределами парка сработала сигнализация машины, для девушки это стало сродни выстрела на старте. Она рванулась вперед и побежала. Воронье, как всегда бывало, когда она скрывалась за поворотом, ожило. Захлопали десятки крыльев, разнеслось по тихому парку пронзительное карканье.

Катя бежала до тех пор, пока не взлетела на пригорок и не выскочила на тротуар. Прохожие удивленно смотрели на нее, а она стояла, согнувшись пополам, не в силах отдышаться. Из-под шапки выбились длинные рыжие волосы в мелких кудряшках, нижние пуговицы на пальто расстегнулись. Над лесом кружили черные фигуры, тревожное карканье не смолкало, и ему вторил рычащий, захлебывающийся собачий лай.

Девушка окинула взглядом огромный крюк, который ей пришлось бы делать, не пойди она парком, и тоскливо вздохнула. Самый короткий путь наискосок — через мрачный лес — позволял приходить домой почти на сорок минут раньше.

Люди продолжали с любопытством оборачиваться, кто-то смотрел на парк, привлеченный странным поведением птиц, кто-то останавливался — фотографировал на телефон. Катя выпрямилась и на дрожащих ногах двинулась через трамвайные пути. Она перешла дорогу и на миг приостановилась, глядя на белеющие впереди березы. Тут, в продолжении парка, начиналась березовая аллея, и девушка вдруг засомневалась, что хочет по ней идти. Ее дом находился неподалеку. Нужно было лишь немного пройти по неосвещенной аллее и свернуть на тропинку, ведущую во двор пятиэтажного кирпичного дома.

«Глупо, чего навыдумывала? — одернула себя Катя, даже смешно стало от своих нелепых страхов. — Семнадцать лет ходила, а теперь что? С триллерами на ночь нужно завязывать, так и с ума сойти можно…»

Девушка быстро добежала до парадной и взлетела по лестнице на пятый этаж.

— Уже одиннадцать ноль девять! — встретила ее мама, настежь распахивая входную дверь.

— Да, я знаю, — тяжело дыша и разматывая с шеи шарф, выдохнула Катя, — начальница задержала.

При воспоминании о Жене в носу снова закололо, а к глазам подступили слезы. Так на нее не кричали никогда даже родители, и теми словами, которые позволила в ее адрес молодая начальница, никто не называл.

— А чего лицо отворачиваешь? — тут же прицепилась мама, хватая за плечо и разворачивая дочь к себе.

— Ничего. — Катя опустила глаза и соврала: — Устала сильно.

Валентина Васильевна хлопнула себя по полным бедрам.

— Да как же тут не устать — шляться неизвестно где! Вон, — кивнула она на кухню, — отец говорит, девчонку из нашего подъезда убили на прошлой неделе. Хлоп — и нет! Тоже шастала по вечерам, как ты…

— Мама, — слабо запротестовала Катя, вдевая замерзшие ноги в мягкие тапки.

Валентина Васильевна поджала губы:

— Псих какой-нибудь нападет — помамкаешь тогда, ой помамкаешь.

Катя уже пошла в свою комнату, влача за собой сумку с учебниками, а мать все не успокаивалась:

— Где это видано, девчонка молодая возвращается с работы так поздно?! На улице стоит, как эти… — Валентина Васильевна понизила голос до шепота: — проститу-у-утки! С листовками бегать за каждым… постыдилась бы!

Катя прикрыла дверь в комнату, прислонилась к стене и на пару минут закрыла глаза.

Из коридора доносилось:

— Твоя дочь, скажи ей, — требовала мать. Отец в своей обычной манере огрызался:

— Свою голову ей приставить? Сама возьми да скажи! Послушает она тебя! Взрослая стала… Скажи ей попробуй — она тебе скажет!

Катя разжала пальцы, сумка шмякнулась на пол. В комнате было темно, свет проникал лишь из окна, бледно освещая подоконник с кактусом в горшочке.

— Иди есть давай! — застучала в дверь мама.

— Я перекусила уже, — соврала девушка.

Маму это не убедило, она назойливо просунула в комнату голову.

— А чего в темноте сидишь, как крот?