Дети ясной ночи (СИ)

========== Пролог и Глава Первая. Его голубоглазый страх. ======

Жизнь пройдет, и густая листва

Опадет с черных веток в траву.

А была ли вообще я жива?

Или, может, я там оживу?

Я свершу этот маленький круг

И, желая идти на второй,

Оступлюсь, и послышится вдруг

Голос: “Что забавляться игрой?

Там свершенья полезнее есть,

Чем руками развеивать мрак.

Там не лучше, не хуже, чем здесь,

Но не так, совершенно не так...”

Александр Юринсон.

Где-то и когда-то.

Тихая бренчащая музыка будоражила студёнистую воздушную массу, невольно вырывая из цепких лапок тяжёлого, беспокойного сна. Тихий, крадущийся звук шагов заглушал эту весёлую мелодию, превращая во что-то строгое, похожее на торжественный марш, и даже вовсе заглушая звуки негромкого звона колокольчиков.

Или эта мелодия существует только во сне?

Шаги остановились, стоило только поднять голову и едва слышно произнести слово.

Тёмное марево кружило и клубилось, скрывая и впитывая едва обозначившийся страх, хитрую, сдерживаемую усмешку и сплетая тончайшую паутину интриги из нитей эмоций и чувств. Напряжение натягивало струны душ до упора, заставляя сердца дребезжать от напряжения. Покров тишины затаил дыхание и рассыпался на мельчайшие осколки при первых звенящих, чуть истеричных звуках смеха.

— Шутка! Просто шутка! — воздух всколыхнулся, прогоняя тьму и разрывая её объятия на тысячи водящих хороводы теней. Голос был наполнен молодостью, энергией и рвущимися наружу эмоциями. Губы едва дрожали, а дернувшаяся в сторону рука одним простым движением отбросила что-то в темноту.

Она неловко улыбнулась, качая головой.

— Всё кончено. — И добавила, словно самой себе не веря или не желая верить, — мы победили.

Нижняя губа оказалась прикушена, плечи чуть ссутулены, и — как будто она вот-вот не выдержит и расплачется — в карих глазах блестят слёзы и что-то ещё на самом дне, напоминающее разгорающееся безумие.

Тьма разорванным в клочья полотном теней кружила свой древний танец, меняя обличье за обличьем, отражаясь и уплотняясь, меняясь, но навсегда оставаясь собой. В стороне подмигивали огоньки разноцветных фонариков, и звучала незамысловатая тренькающая мелодия.

Она улыбалась.

Аллен сосредоточенно высчитывал монеты, прикидывая в уме, сколько в следующем месяце у него уйдёт на проезд. Сумма, как ни крути, получалась удручающая. Значит, лучше начать откладывать сейчас, вот прямо сегодня, развернувшись к прилавку спиной и под звуки мягкой мелодии, раздающейся в зале, прошествовать к выходу из торгового центра.

Хорошо живётся летом. Вот только сообразить отложить средства в июле у него мудрости не хватило. А всё Лави со своим днём рожденья: с пустыми руками к этому книголюбу не пойдёшь, а своим корявым ручкам Аллен никогда особенно не доверял. Пришлось отправляться в магазин и убить целых три дня, пока он не нашёл то, что полностью удовлетворило именинника. Но хотя бы отъелся у него до отвала, пока остальные распивали горячительные напитки, орали тосты и приставали к девочкам. Аллен же был разумен и запаслив. Вместо того, чтобы стащить часть еды со стола и унести с собой, он вежливо донёс до немного пьяного Лави, что сейчас все разойдутся, а он останется один на один с вот этой горой не прожёванной пищи и сломанным холодильником.

И Лави сам, щедрой рукой махнув всем, кто ещё мог слышать, предложил в срочном порядке разгрести эти продовольственные запасы. Да, сломанный холодильник это полезно. Если не твой.

В общем, трату на подарок рыжеволосому одинокому другу Аллен проблемой не считал. К тому же рыжеволосый больше не был одиноким: если Аллен всё правильно понял, тот самый парень-японец с темными, длинными волосами и привычкой огрызаться, обзываться, грубить и бить всё, что движется, стал парнем Лави.

Аллен плохо себе это представлял. Прямо-таки отвратительно. И смущал его не сам процесс или ориентация друга (чего уж лгать, Аллен недавно заметил, что любуется он не только ладными фигурами девушек, но и парнями, что не опасались летом появляться на людях даже топлес). Аллена смущал контраст весёлого, начитанного Лави и Канды, состояние души которого выражалось лишь в одном им часто произносимом «Тч».

Впрочем, стоит признать, что Аллен знал Канду не слишком хорошо, ни он сам, ни Юу не стремились узнать друг друга поближе. Уолкер с самого детства не особо сближался с людьми, да и Канда был одиночкой по жизни.

Другое дело Лави. Аллен познакомился с ним всего-то месяцев семь-восемь назад в одном из санаториев и не думал, что будет общаться и дальше. Привычно улыбался при встрече, поддерживал разговор как мог, а всего через пару недель Лави, какими-то своими путями выяснив, где проживает новый знакомый, вытащил его из дома показать «местные достопримечательности». Учитывая, что Эшфилд хоть и был городом немаленьким, но ничем, увы, не отличился, то экскурсия приняла характер ознакомления с самыми необходимыми местами, вроде больницы, полицейского участка, хороших магазинов с приемлемыми ценами.

А потом они с Лави стали друзьями, частенько захаживающими друг к другу в гости.

Но всё это сейчас было для Аллена неважно.

Важное для него сейчас соблазнительно грело бока под дневным светом длинных флуоресцентных ламп и прямо-таки просило купить. Заварные пирожные – его маленькая слабость. Аппетитные, дурманящие, только привезенные и разносящие свой непередаваемый аромат на всю округу. Аллен уныло скрёб монеты, понимая, что прихваченных с собой денег хватит, и лучше бы он оставил их все дома.

Соблазн был просто удушающий.

И ведь ладно было бы просто глупое, бездушное пирожное с какой-нибудь слишком сладкой или вообще безвкусной начинкой. Ладно. Но ведь это было совсем другим!! Оптимальная цена, проверенный безупречный вкус и просто невероятный соблазн! Только здесь и вот прямо сейчас.

Уолкер проводил унылым взглядом молодую женщину с парочкой счастливо препирающихся ребят, что унесла отсюда сразу два выдающихся произведения кулинарного искусства. Юноша был голоден. И, закрыв глаза, чтобы не наблюдать своё падение, он всё-таки протянул продавщице в смешной шапочке монеты и пробубнил себе под нос, чего он хочет.

Уже через пять минут улица встретила его гулом проезжающих мимо автомобилей, болтовнёй спешащих куда-то людей и ярким светом уходящего к западу солнца. Со времени завтрака прошло больше шести часов, и Аллен медленно и аккуратно отгрызал кусочек за кусочком от своего вожделенного приза.

Жизнь вновь была прекрасна.

И даже тот факт, что сегодня Аллен опять не сэкономил, не позаботился о грядущем сентябре и каждодневных поездках на метро до колледжа, его не расстраивал. Надо будет через пару недель озаботиться за проездным, который поможет ему скинуть половину стоимости проезда на государство. В конце концов, у него были кое-какие льготы.

Сирота.

Слово уже не казалось таким же обидным и горьким, как раньше. Со своим статусом парнишка давно смирился и с тем, что у него вряд ли появится кто-то близкий, — тоже. Кто с таким, как он, пожелает связаться? Достаточно взглянуть в отражающую поверхность витрины и отметить белоснежные седые волосы. И то это была не главная беда. Большинство предполагали, что он покрасился, как это часто бывает у молодёжи, чтобы походить на какого-нибудь героя романа или фильма. Сейчас никто не обращал внимания на фиолетовые и красные волосы, так что им какой-то подросток с белоснежными?

Но Аллен всё равно предпочитал натягивать толстовки с капюшоном даже в тёплый день, чтобы не привлекать к себе внимания. А покрасить волосы на самом деле удачно не получалось.

К тому же была ещё изуродованная рука, которую он постоянно забинтовывал и скрывал под тонкой, не слишком тёплой перчаткой.

У Аллена Уолкера было более чем достаточно причин для того, чтобы держаться в стороне от людей. Он их не любил. И не доверял. Доверие к людям исчерпало себя в детстве, его вычерпывали ложка за ложкой, уверенно и непринуждённо.