Две души Арчи Кремера (СИ)

Эберхард Смолянин узнал о перебранке дня через четыре и посмотрел на своего секретаря (именно так, не личного помощника, не адъютанта! Сам настоял, из вывернутого наизнанку тщеславия, чтобы все помнили, что он вроде как советник Аронидеса, но полномочий скорей лишен) бесцветными глазами.

– Рейндерс и с Бенскотером отказывается разговаривать? – только и спросил он.

Учитывая тот прискорбный факт, что секретарь Смолянина не смог справиться с замешательством от неожиданного вопроса, ответить на него он не смог. Еще через пару дней разнюхал ответ на него, прискакал к Смолянину, а тот спросил:

– А племянник его, этот, снулый, как его там, его еще совершенно бездарно назвали в честь ветхозаветного пророка… да-да, Илия, мода тогда была дурацкая. Он чем там занимается? … В творческом отпуске?!

Смолянин хмыкнул. И неожиданно заметил не без гордости, что его-то внучку, этому головогрызу фосфоресцирующему, подошло свое имя и куда лучше подошло бы это. Лучше, в смысле, чем этому унылому Рейндерсу. «Захария» – тоже вполне уместно. Эберхард Смолянин долго еще рассказывал, что его аналитические способности действительно сохранились в его роду, но проявились только через поколение. Все по народной науке, по которой на детях природа отдыхает. Тот же Карл, недоумок, дослужится до какого-нибудь адмирала. Но не более. А Захария смог бы взлететь куда выше, чем папенька. Способности-то у него очень даже внушительные. Пусть он и упрямо отказывается применять их на нужды генштаба.

Все эти странные разглагольствования оставались для Смолянинского секретаря загадкой. Нет, конечно, он знал, что Смолянинский внучок резко активизировался после того самого ЧП с НМЛС-1120, но все его депеши приходили очень тщательно закодированными, а код адмирал Смолянин получал только после проверки личности третьего уровня, которая, между прочим, включала сканирование биотканей. И старый хрыч Смолянин долго ругался на паранойю этого свиристелки Захарии по первости – а потом молчал, пусть и кривился, добывая слюну изо рта и подставляя для сканирования сетчатку глаза и отпечаток пальцев. Наверное, оно того стоило, потому что после изучения депеш внучка Смолянин составлял служебные записки Аронидесу. И не только это – внеслужебные встречи тоже интенсифицировались. Вместо ужина раз в месяц в каком-нибудь уныло-пристойном месте Аронидес мог вызвать Смолянина, чтобы пообедать с ним «в отличном ресторанчике в реконструированном имении поблизости, которое наверняка понравится вам, дорогой Эберхард». «Дорогой Эберхард» охотно соглашался, а с обеда возвращался, и его настроения можно было описать как смешанные: он и удовлетворен был, и встревожен.

Впрочем, секретарь Смолянина не был дураком; был бы – не то чтобы вылетел с треском после одного дня работы, а и с первого тура собеседований вышибли бы его с волчьим паспортом. Он сунул нос в одно-два места и узнал с веселым удивлением, что Рейндерс, который неоправданно носит имя того буйного пророка, принимал, оказывается, не то чтобы активное, но участие в конструировании многих объектов на Марсе, в том числе и площадке на горе Олимп, и по заключениям комиссии, созданной на Марсе силами тамошних специалистов, был косвенно, пусть даже очень опосредованно, тоже виновен в данном ЧП. Как это увязывалось с бойкотом, который Рейндерс и Бенскотер объявили друг другу после нескольких десятилетий достаточно тесного приятельства, секретарь догадывался, но не рисковал предположить. Смолянин, то ли увидевший муки своего помощника, то ли просто захотевший поболтать, кое-что поведал о забавной любвененависти, которые связывали этих двоих. Они вроде учились в одной академии в одно время, но в разных потоках, и, как ни странно, именно Бенскотер увел у Рейндерса изначально Надежду Манелиа. А просто потому, что. Но у него завелась еще одна зазноба, и еще одна, и Надежда Манелиа, прикинув все за и против, поманила пальчиком бедолагу Рейндерса. Затем Бенскотер резво пошел вверх, и крыситься на него дальше было глупо, поэтому Армин Рейндерс по наущению своей супруги пригласил его на ужин, вроде как настаивая на том, что они всегда были приятелями. Ну были. И Бенскотер пришел на ужин, и позже заглядывал, восхищался Надеждой Рейндерс, которая очень хорошо смотрелась в роли и функции супруги перспективного офицера, и никакими другими ее достоинствами, кроме этого, но больше положенного по кодексу вежливости внимания на нее внимания не обращал, и вроде как ходили слухи, что Бенскотер не раз и не два позволял себе не очень лестные остроты в ее адрес, пусть и в компании мужчин. К счастью, в ней Рейндерса не было, а так был бы на их приятельстве вынужденно поставлен жирный крест и значительно раньше – крутись как хочешь, а за оскорбление в адрес жены, высказанное в его присутствии, хочешь – не хочешь, а следует бить морду, ну или что-то такое.

– Представьте себе, молодой человек, – подняв бокал с коньяком и довольно щурясь, говорил старик Смолянин, – из таких мелочей, как юношеские недоразумения, выстраивается неплохая основа для старческой вражды. Что характерно, на данный момент у Юргена куда более выгодные позиции – он нападает. И у него нет того нерасторопного племянничка, который имел несчастье оказаться не в той команде не в то время. Я не сомневаюсь, что его роль сводилась к точному копированию этих… схем там, расчетов, что еще делают эти… хм, неважно. Но он оказался в той команде, по чьей вине предположительно генштаб и несколько корпораций потеряют очень крупные суммы.

– Внука, – осторожно поправил его секретарь.

– Внука, – на секунду Смолянин перестал улыбаться и изучил своего секретаря холодным, очень пристальным, очень неприятным взглядом. Затем снова заулыбался, – да, действительно, внука. Племянничек у него хваткий. Умудрился заработать самые отличные характеристики и усвистел покорять свою алхимию головного мозга дальше.

Он сделал глоток коньяка, неторопливо облизал губы и, прикрыв глаза, принюхался к коньяку и расплылся в довольной улыбке.

Его помощник осторожно перевел дыхание, подумал было стереть ледяной пот со лба, но не решился. Счастьем было, что Смолянина, казалось, куда больше интересовал напиток.

– Вас может интересовать, молодой человек, почему я все это рассказываю, – после минуты смакования продолжил Смолянин.

– Мне интересны ваши наблюдения и сами по себе, – осторожно сообщил тот, – они делают картину объемной, объясняют некоторые нестыковки. Но разумеется, господин адмирал, ваши мотивы, по которым вы делитесь со мной своими знаниями, а также тем, как вы их получаете и применяете – это бесценная информация, за которую я бесконечно благодарен вам.

Смолянин довольно улыбнулся.

– Бла-бла-бла, – прокряхтел он. И неожиданно сверкнул острым взглядом: – Вы же не думаете, что польстили мне этой вот тирадой? Вы знаете, сколько их я наслушался?

– Не знаю, – честно признался его помощник. – Могу только предполагать. Но я искренен. Ваш опыт действительно бесценен. Я всего лишь следую примеру адмирала Аронидеса, который очень высоко его ставит.

Смолянин хмыкнул.

– Да, – непонятно отозвался он. – Так вот. Рейндерс претендует на место в свите Аронидеса, а Бенскотер видит на нем своего ставленника. Место, скорей всего, будет занято кем-то неприметным и пока безымянным, тем более Аронидес уже третий год развлекается тем, что позволяет курсировать слухам о том, что хочет поставить кого-нибудь на него.

– Мы говорим о советнике по новым технологиям? – рискнул спросить помощник.

– Да. Рейндерс считает, что подходит на него, Бенскотер считает иначе, а помимо этого – что его подопечный куда лучше разбирается в новых технологиях. Что, в общем-то правда. Я, если честно, одно время думал, что Захария может неплохо смотреться на этом месте, но этот засранец намерен остаться на Марсе и с «Омникомом». Насчет второго его еще можно переубедить, насчет первого едва ли. С другой стороны… – Он отпил коньяка. – С другой стороны, Аронидес тоже не вечен. Как и я.

Помощник набрал полную грудь воздуха. Правда, ничего не сказал, и вообще ничего говорить не собирался, хотя слова, сказанные спокойным, невозмутимым тоном, произвели на него отчего-то огромное впечатление.