Две души Арчи Кремера (СИ)

– Ядовит? – зашипел он и навис над Де Велде. – Ядовит?!

Он угрожающе засопел.

Де Велде сжался в еще более компактный комок и встревоженно посмотрел на Лутича. На молочай. На Лутича. Сбежать этому кроту в голову не приходило.

– Э-э-э… в некотором роде это свойство многих природных веществ, если рассматривать любое растение диалектически, то можно отметить, что его полезные свойства проистекают из вредных, а вредные – это всего лишь взятые в неразумном количестве полезные. Скажем, сок диффенбахии ядовит, но если…

– Диффенбахии? – любезно уточнил Лутич. – Той, которая стоит у меня в кабинете?

Де Велде задумался. Не о диффенбахии. В кои-то веки – о том, что за глупость сморозил. Кажется, безрассудную глупость, которая может очень дорого ему обойтись. Он склонил голову к плечам, задумчиво посмотрел на смородину и отложил секатор. Снял перчатки, зачем-то снова натянул одну на правую руку. Снова снял, начал выковыривать грязь из-под ногтей.

– Да, той, которая стоит у вас в кабинете.

– У меня появляются некоторые мысли. Самые разные, я бы даже сказал, мысли. И не самые приятные. Сначала ядовитая диффенбахия. Теперь ядовитый молочай. Следующим будет что – олеандр?

Де Велде с уважением посмотрел на него.

– Он очень красив, – мечтательно произнес он. – Хотите посмотреть?

– Вы действительно хотите меня отравить.

Де Велде повесил голову.

– Я понимаю, что это некоторым образом выглядит… некоторым образом двусмысленно…

«Некоторым образом», – не удержался Лутич. Он ждал: начнет ли Де Велде что-нибудь ковырять, и что это будет.

– Но растения, которые мы допускаем в места общественного пользования, являются многократно опробованными в самых различных условиях, и они очень гармонично вписываются в интерьер. Впрочем, вы же знаете все это сами, – оживился Де Велде и ухватил его за рукав. – Олеандр – восхитительное растение, пойдемте же, пойдемте, я с огромных удовольствием поделюсь с вами нашей радостью.

И он потащил Лутича за собой. Огромного коменданта тащил за собой хлипкий Де Велде. К сожалению, здравомыслящее и приземленное человечество ничего и никогда не могло противопоставить энтузиастам.

И Лутич, хотевший малого: сначала наехать и деморализовать, а затем в качестве компенсации потребовать, чтобы Де Велде сопроводил его, скажем, на ужин в ресторанчике, – вляпался в экскурсию по всему восьмому пузырю. Ему показали: смородину самых разных сортов, заставили повздыхать от умиления в сельскохозяйственном отсеке – там у пасленовых снимали третий урожай за двести сорок дней, а земля по-прежнему хороша, похвастались совершенно бесполезными, но очень красивыми цветами, подтащили к олеандру и наконец почти оставили в покое: Де Велде замер, любуясь кустом. Лутич чувствовал себя круглым идиотом, стоя рядом с ним. А горшок с молочаем все это время был у него под мышкой.

После короткой передышки Де Велде начал вываливать на него груды бесполезной информации о легендах, которые складывались вокруг олеандра. Лутич не слушал – на кой бы ему еще и эта дурь. Но Де Велде время от времени поворачивался к нему, счастливо щурился, довольно улыбался, и Лутич улыбался вслед за ним. Дурацкий молочай все еще был у него под мышкой.

Самым унизительным был даже не горшок, от которого не удавалось избавиться, а то, что к Ною Де Велде присоединилась Бруна Сакузи (откуда, спрашивается, вынырнула, старая перечница), а за ней потянулись и другие – на радостях, очевидно, что комендант пришел не громить и устрашать, не сокращать и лишать, а благоговейно стоять и внимать красоте всего сущего. И Лутич вляпался еще в одну экскурсию. Ему были показаны многоуровневые павильоны, в которых нужны новые воздушные системы, еще павильоны, в которых ирригационные системы уже на Земле устарели, а это было пятнадцать лет назад, еще павильоны, в которых растут солнцелюбивые растения, а купол, между прочим, и свет плохо пропускает, и имитаторы солнечного света руководство зажмотило. Вот как в административных пузырях развлекаться бесцельной имитацией чистого марсианского неба, так средства есть, а как речь заходит о пищевой безопасности всего поселения, так средства резко заканчиваются. И по большому счету, убеждал себя Лутич, ему ничего ведь не стоит избавиться от этих клещей. На них рявкнуть, попугать – дело плевое, он сколько раз это совершал, и все было отлично. Просто когда у тебя под мышкой болтается самолично обрезанный молочай, а за руку цепляется кое-кто, просто-таки излучающий доброту, как-то неловко напоминать этим сорокам, что им следует свое место знать.

На счастье Лутича, изо всех их, ботаников этих, административными делами добровольно соглашались заниматься человека три-четыре, да и то вынужденно. И сами по себе дела бюрократические интересовали этих людей постольку поскольку. Бруна Сакузи, обрадованная общим благодушием коменданта Лутича, повозмущалась еще немного, что способность самостоятельно выжить приписывается им совершенно зря и они нуждаются в материальной поддержке не менее, а иногда даже более, чем другие отрасли местного общества, но и ей стало скучно. Лутич даже не заметил, когда она исчезла. Просто только что была, возмущалась, пусть громко, но без былого пыла, а потом оп – и нет ее. Только Ной Де Велде задумчиво смотрит куда-то в сторону. Ей в спину.

– Весело у вас тут, – буркнул Лутич, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Не жалуемся, – улыбнулся Де Велде. – Хотите, я рассажу вам два олеандра, чтобы они перед комендатурой росли?

– Два ядовитых растения в месте со стратегической значимостью? – холодно уточнил Лутич.

Де Велде посмурнел и надулся. Лутич до хруста сжал челюсти.

– Альтернативы есть? – сквозь зубы процедил он, чтобы хоть как-то реабилитироваться в его глазах.

– Азалии? – засиял Де Велде. – У нас как раз распустились…

И он потянулся, чтобы снова ухватить Лутича за рукав и потянуть за собой.

– Стоять! – негромко приказал тот. Де Велде отдернул руку и настороженно уставился на него. – Сначала ужин. Рабочий день закончился.

Де Велде покосился на табло с часами над дверью.

– Действительно, – задумчиво сказал он. – Может быть, вы не сочтете за дерзость с моей стороны, то есть это конечно, разумеется дерзость, но некоторым образом я думаю, что с моей стороны это всего лишь вежливость, просто чтобы вы не подумали, что моя вежливость основана на желании некоторым образом компенсировать вам ущерб, который был нанесен вам не по моей беспечности, ни в коем разе, хотя я, разумеется, должен был вас предупредить о некоторых правилах обращения с эуфорбией, хотя она очень милое и неприхотливое растение…

– Да? – невозмутимо произнес Лутич.

– Да, – остановился Де Велде. – Как вы знаете, у некоторых из моих коллег очень разнообразные увлечения, и в их число входит и кулинария. Тем более мы в силу нахождения в этом уникальном месте ближе всех предстоим возможности использовать самые разнообразные новинки… – он уловил, что Лутич поднял брови и приготовился снова возвращать его в колею, – и у нас организована совсем небольшая столовая, в которой, разумеется, не готовится ничего сногсшибательного, а скорей все скудно, если сравнивать, скажем, с совершенно замечательными блюдами, которые готовят Эразмус и Талия, – Де Велде указал рукой куда-то на юго-запад; Эразмус и Талия Клинкены, дополнил Лутич про себя, готовят офигенно, но и дерут за это втридорога, элитные, мать их, кулинары, – но я думаю, что самое примитивное блюдо оказывается значительно более вкусным, если оно приправлено гостепри…

– Я согласен, – серьезно сказал Лутич.

– Замечательно! – засиял Де Велде и осторожно вынул горшок из-под мышки коменданта Лутича. Тот честно признал, что в руках Ноя Де Велде и горшок, и колючка в нем смотрелись куда более уместно.

Идти, да не просто идти, а прогуливаться с настроенным на романтичный лад Ноем Де Велде оказалось делом невероятно приятным. Он спросил у коменданта Лутича, как обстоят дела с новой конструкцией пузыря (дела обстоят, буркнул тот), правда ли, что в планах руководства – постепенная замена имеющихся решеток более современными, облегченными и упрочненными, позволяющими нарастить высоту пузырей, а в довесок еще и покрыть новейшими материалами, разработанными непосредственно на Марсе (типа того, буркнул Лутич, а сам задумался, какая сволочь болтает в открытую о секретных разработках, найти бы и ноги переломать), правда ли, что полковник Ставролакис уже утвердил вахту, которая отправится на «Триплоцефале» в астероидный пояс уже через декаду дней, причем уже с заданием доставить астероид для промышленного комплекса («Э?» – удивился Лутич, думая, в курсе ли сам Ставролакис, что все его намерения доступны гражданским и не просто гражданским, а этим вот… этим). А затем: нравится ли Лутичу их столовая и блюда в ней, не считает ли он, что можно было бы попробовать открыть коммерческое кафе и не прогорит ли оно, и что он делает сегодня вечером.