Я без ума от французов (СИ)

– Ну, я как-то смутно догадался, что не все так просто, – Тиерсен скептически выпускает струйку дыма, а Цицеро вполголоса ворчит о том, что в машине явно не хватает кондиционера.

– Я убил человека, Тир, – негромко говорит Назир, и Тиерсен даже сначала не понимает, что не так:

– Кто-нибудь из подозреваемых?

– Нет. Я не просто пристрелил кого-то при задержании и не перегнул палку во время допроса. Я застрелил из табельного оружия одного человека… Неважно, кого. Важно, что я…

– Решил скинуть это на меня, – договаривает за Назира Тиерсен, быстро сопоставляя все. – Отлично. Просто отлично, – он даже не может подобрать нужных слов. Вот от кого, а от Назира он такой подставы точно не ожидал. Тиерсен даже не осознает полностью сразу, что именно тот хотел сделать. Потому что многолетняя дружба и вот это простое и откровенное “я хотел повесить на тебя убийство” никак не сочетаются у него в голове.

– Цицеро та-ак жалеет, что не размозжил тебе череп! – маленький итальянец говорит зло, необычно зло даже для него, и Тиерсен вздрагивает, замечая, что они молчали все несколько секунд. Он так быстро обрабатывал новую информацию, что почти отключился от реальности. – Но еще не поздно! – Цицеро поворачивается резко, хищно скаля зубы, растягивая свой необыкновенно изогнутый рот.

– Следи за дорогой, – мягко обрывает его Тиерсен, переводя взгляд на напряженного, но совсем не виновато выглядящего Назира. – И что?

– Что-что… – Назир не поднимает взгляд от сигареты в закованной руке, но его голос тверд, – я его убил. Пистолет с твоими отпечатками в моей квартире.

– Уже нет. Цицеро увидел его и подумал, что еще один блестящий пистолет ему не помешает, – маленький итальянец хихикает, поглаживая куртку поверх нагрудного кармана, и Назир бросает на него неприязненный взгляд. Цицеро показывает ему язык в ответ и смеется.

– Я хотел задержать тебя по обвинению в убийстве и вызвать ребят из участка, – Назир снова становится безразличным, ему не до того, чтобы пререкаться.

– Ты называл кому-нибудь мое имя? Вообще говорил обо мне? – Тиерсен тоже не слишком-то эмоционален сейчас. Назир качает головой. – Значит, когда тело найдут…

– Искать будут меня, – Назир тушит сигарету в пепельнице и сжимает ладони.

– Звучит не слишком обнадеживающе, да? – Тиерсен вздыхает, откидываясь на спинку сиденья. – Ладно, я тебя понял. Это все не так просто, но…

– Это все очень просто, Тиерсен! – Цицеро возмущенно дергает носом. – Пулю в лоб – и свободен! Цицеро даже может сделать это за тебя!

– А вы тоже не слишком чисты перед законом, я смотрю, – Назир хмыкает, но не улыбается.

– Ты помолчал бы, а то ведь я и согласиться с ним могу, – Тиерсен хмурится.

– А что, пока не соглашаешься? – Назир наконец поднимает на него взгляд, немного удивленный, но сдержанный.

– Пока нет, – решительно качает головой Тиерсен. – Слишком много всего, надо обдумать. Но пока мы едем во Францию. И если у тебя хватит мозгов молчать на границе, то ты поедешь с нами. А там уже решим, что делать.

– Мозгов у меня хватит, – Назир не выглядит так, как будто чувствует облегчение, он все еще напряжен, но говорить им все равно сейчас больше не о чем.

– А если не хватит – Цицеро всегда может их выбить! – хотя маленькому итальянцу всегда найдется, что сказать. И от этого Назиру явно не становится легче, но выбирать ему никто не дает.

Тиерсен всю жизнь радовался халатности на европейских границах, но он быстро забывает об этом по дороге к Орийаку, изредка проваливаясь в короткую дремоту, снова улегшись и упираясь затылком в мягкое сиденье. И Цицеро приходится будить его, потому что следить за Назиром одному ему не слишком удобно и потому что Тиерсену лучше не спать. И Тиерсен согласно просыпается каждый раз, стараясь не выдавать собственную резкую слабость. Платок Селестина уже давно пропитался кровью насквозь, и новый, который нашелся в вещах Цицеро, тоже теперь мокрый, как и джинсы Тиерсена, и сиденье под ним. Все это прилипло, присохло, и Тиерсена довольно ощутимо тошнит, ему хочется пить, но он не просит Цицеро остановиться, чтобы купить что-нибудь, хотя вода давно закончилась. Только курит все чаще, отчего вся глотка, кажется, высыхает напрочь, но так Тиерсен хотя бы не засыпает снова.

Когда они сворачивают на дорогу к Орийаку, Цицеро очень хочется сказать: “Мы скоро будем дома, Тиер-рсен”, но он ловит почти пустой взгляд Назира из-под густых бровей и молчит. Довольно того, что он и так болтал много большую часть пути, пока сам не устал. Десять часов в дороге почти без остановок – совсем не шутка, и у Цицеро уже слабо слезятся глаза, когда он доезжает последние километры.

Они подъезжают к дому в лесу – к Убежищу – около полуночи, и Цицеро наконец-то останавливает машину, со стоном выдыхая и открывая дверцу, почти вываливаясь наружу.

– Я сейчас сдохну, – доверительно делится с ним Селестин, опуская стекло и высовываясь наружу, пока Цицеро, покачиваясь, подходит к воротам и хватается за замок.

– Цицеро бы помог тебе в этом, но сил совсем нет! – маленький итальянец почти бессильно расщелкивает замок и толкает створку, упираясь ботинками в траву.

– Подожди, я сейчас выйду, – вяло отвечает Селестин, вылезая из машины. Он тоже немного пошатывается и разминает затекшие ноги, подходя ближе.

Дверь в доме открывается, и в ночи, даже освещенной фарами, это очень ярко. Фигурка на пороге совсем маленькая, и несложно догадаться, кто это.

– Цицеро! – Элизабет, почти не одетая, в одной пижаме и курточке поверх, быстро бежит к воротам, скользя босыми ногами по подмерзшей траве. И сразу хватается за створку и тянет ее на себя. – Сел! – хочет, явно хочет броситься на шею, но терпеливо помогает сначала открыть ворота. – А где Тир?!

– В машине, – коротко, но тепло отвечает Селестин, открывая вторую створку.

– Да, я знала, знала, что вы его найдете! – Элизабет наконец отпускает створку и через два шага жарко обхватывает Цицеро за поясницу, утыкаясь носом ему в живот.

– Потом, малышка, – тот устало отталкивает Элизабет, скользнув ладонью ей по волосам, но она не обижается, она понимает, так по-взрослому.

– Лиз, ну что ты босиком? – Селестин спрашивает тоже устало, но вздыхает и подхватывает Элизабет на руки, когда она обнимает его. И она сразу хватает его за шею и утыкается в нее, разок хныкая. – Тш-ш, – Селестин гладит ее по волосам и чувствует, что у него уже нет сил никуда идти.

В доме раздается еще шум, и на пороге появляются Альвдис с Лодмундом, оба в халатах, еще не заспанные, но готовые ко сну. Но Лодмунд быстро отпускает ладонь Альвдис, широко шагая вперед.

– Идите в дом, я поставлю машины, – при всех своих недостатках он умеет быстро соображать, что от него может понадобиться. – А где…

– Да здесь я, здесь, – Тиерсен выбирается из машины, стараясь не опираться на больную ногу. Но ему все равно тяжело идти, и он не отпускает дверцу, чувствуя, как ноги затекли и держат совсем плохо.

– Тиер! Разве Цицеро позволял тебе ходить самому?! – возмущение в голосе Цицеро так необычно окрашено заботой, что Альвдис с Лодмундом даже переглядываются, но молчат. И не мешают маленькому итальянцу торопливо и ворчливо подойти к Тиерсену и подставить ему плечо.

– Спасибо, – одним выдохом, Тиерсен слишком устал, чтобы много разговаривать или думать о том, что нужно говорить.

– Он уже дома? – Цицеро спрашивает требовательно, и Альвдис кивает, отчего он улыбается широко. – Джохар! Джохар, твой Цицеро наконец-то приехал!

– Постой, – Тиерсен шагает аккуратно и прижимает Цицеро к себе на секунду, притормаживая. – Ребята, там в машине один мой гость. Сделайте одолжение, позаботьтесь о нем. Просто последите, – поднимает руку, заметив, как Лодмунд тянется к кобуре. – Я займусь этим сразу же, как появится время, а пока просто убедитесь, чтобы он чувствовал себя комфортно, но не добрался до оружия и не смог сбежать. И, если что, стреляйте без сомнений.