Две души Арчи Кремера (СИ)

– Тогда было одно «почти», сейчас другое. Тогда инженеры использовали для плит покрытия сталепластик NT1200, и приборы настраивались на нее. Но они не учли, что на нее будет садиться твой корабль в условиях марсисанской гравитации, соответственно ей бы сроку жизни не более десяти лет, и это если почва не деформируется. А под нами, между прочим, водяной лед. Соответственно покрытие может крякнуть, либо оно деформируется из-за особой термодинамики, либо из-за этой самой термодинамики будет нагреваться лед под площадкой, и для нас плохо любое. Пришлось дорабатывать конструкцию, укреплять фундамент, изготавливать новые плиты из NTE1130 и кое-чего там менять в решетках. В результате настройки полетели к чертям. Наши компы не справляются. Лутич предложил расширить мегакомп, но там какая-то фигня с этими расширениями. То системы слишком разные, то безопасности не хватает и соответственно Лакис очень недоволен, то операторы вынуждены в двадцать пять часов освоить с нуля совершенно незнакомый код. Лутич, конечно, подрядил кибергениев, и они обещают, что через пару недель закончат тестирование. Тогда можно будет сделать пару пробных взлетов-посадок. Это если все хорошо. А Лапочка уверен, что все плохо.

– Лапочка? – очень спокойно уточнил Николай.

– Ну да, – повернулся к нему собеседник и ухмыльнулся, подмигнул ему: – Лапочка. Смолянин. И ты не представляешь, как мне иногда хочется этого засранца придушить. Если бы не он, мы бы уже сорок суток назад закончили тестирование и приступили к пробным вылетам.

С другой стороны прилетело:

– Тебе куда больше другого с ним хочется делать…

И звуки – то ли чмокающие, то ли хлюпающие. И смех. Этот парень, который только что рассказывал Николаю Канторовичу о перспективах полетов с Марса в астеоридный пояс, клацнул зубами, заухмылялся, затряс головой; Николай подумал, что ему было неловко, но он очень умело это скрывает. Захария Смолянин, кажется, был популярной персоной в кругу этих людей.

– А в чем именно уверен Захария?

– Заха-ария? – двусмысленно протянул Марк Режнек. Николай встретил эту интонацию и пытливый, очень внимательный взгляд с каменным лицом. – Захария уверен, что мы все умрем.

С удовольствием, с торжеством Николай Канторович смотрел, как лейтенант Окли, судя по нагрудной табличке, от души ударил Марка Режнека в спину.

– Не пора бы тебе успокоиться и перестать быть бабой, – сказал он. – Лапочке нравится видеть драму там, где ее нет. Он уверен, что взлетный комплекс строится не там, что материалы недостаточно надежны, конструкции недостаточно прочны. Единственное, в чьем совершенстве он уверен, так это свой мегакомп.

– И свой профиль!

– А ты в этом сомневаешься? – весело спросил Окли у кого-то сзади. – Я так и нет. У Лапочки восхитительный профиль. Но вообще тут какая проблема, – продолжил он, обращаясь к Николаю, – беда в том, что допуск комплекса зависит от оценок экспертов. На этом настаивает Лакис, ну и Лутич тоже требует. А у нас тут в условиях ограниченных ресурсов, сам понимаешь, экспертами по инженерной фигне будут зануды из четырнадцатого бюро, по машинам – ребята из шестого пузыря, а по компьютерам – Захария. А он свое добро не дает.

– Вот мы и смотрим на астероиды, а летать к ним летаем только на скаутах, – подхватил Режнек. – Мы даже не можем поднять трейлер для пробного полета. Так и тестируем. Мечтаем, что скоро свершится наконец.

Он вздохнул и посмотрел вверх.

– Пара месяцев, Режнек, и мы пойдем туда, – бодро произнес Окли.

– Ага. Если Лакис останется доволен, если Лутич даст добро, если Смолянин не погрызется опять с Рейндерсом и со зла не зарубит на корню еще один тестовый пробег. Или еще что-нибудь.

– Рейндерс же свалил на Землю, – сказал кто-то слева от Окли.

– Да ты что! – злорадно воскликнул тот. – Не вынес!

Режнек хрюкнул.

– Захотел подышать воздухом родины и построить что-то, что будет оценено по достоинству?

– Общественный сортир, например?

– Смолянин на тебя плохо действует, Окли!

– Смолянин на меня отлично действует! – весело огрызнулся Окли под добродушный смех окружающих. – Ладно, ребят, пора за работу.

– Кстати, привет от Лапочки! – заорал кто-то от медиа-юнита. – Новая симуляция! С юпитерианцами-кракенами и минус-один-бластерами! Кто первый лететь за камнями?

Николай Канторович не мог не признавать, что у Захарии Смолянина до него, параллельно с ним, помимо него даже может быть, а если исходить из характера Захарии, так просто обязана быть бурная жизнь. Захария был неугомонным, любопытным, вездесущим, всем интересующимся типом, и глупо было рассчитывать, что он сидел в своей квартирке и вздыхал на звездное небо, дожидаясь Николая. Наверное, куда глупее даже было считать, что в Марс-сити, который очень тесно сосуществовал с военной станцией, люди не будут знать друг друга и тем более никто ни разу не слышал о Захарии Смолянине. Но кажется, Николаю Канторовичу предстояло знакомиться с ним – даже не заново, просто знакомиться. Он знал одного человека, хранил воспоминания о нем, в которых, как выяснялось, слишком много было от воображаемого Захарии, идеализированного, такого, который хорош для мечтаний, для того, чтобы брезжить где-то на периферии мыслей, сопровождать в бесконечных перелетах и успокаивающе касаться призрачными пальцами после бесконечных вахт. А народ вокруг него, новые сослуживцы, тот же комендант Лутич, который, если Николай правильно восстановил воспоминания, как раз и жаждал от Захарии чего-то такого, феерического, полковник Ставролакис, который совершенно не имел зуб на Смолянина из-за его деда, того еще гада, вот эти Окли, Режнек, Кац, Меликян, другие – они знали его совершенно другого: человека, с человеческими слабостями, со всеми достоинствами и недостатками, любили, уважали, считались с его мнением, ценили. И неясно было, хорошо это или плохо, радовало ли это Николая или – злило, удручало, огорчало, что там еще, что ему предстоял нелегкий труд по совмещению этих двух Захарий – идеального, воображаемого и реального. В любом случае, жизнь обещала быть нескучной.

На Марсе так точно жилось весело. Захария Смолянин лично явился на базу, чтобы принять участие в тестировании суперкомпьютера посадочной площадки, который создал с коллегами, отдал на проверку конкурентам, но никого не допустил к окончательному тестированию. Оно длилось полтора марсианских суток – тридцать семь часов и двенадцать минут. Затем была вечеринка, потому что коллеги Захарии категорично сказали, что все не просто отлично, все замечательно, и он сам протянул, смачно зевая: «Ну ла-а-а-адно, остальное в рабочем поря-а-а-адке». И после вечеринки полковник Ставролакис хлопнул Николая по плечу.

– Отдохни как следует, – сказал он, – завтра будет непростой день.

Несмотря на все неудобства, связанные с подъемом огромного космического корабля с поверхности Марса и выводом в космос, несмотря на еще большие сложности, связанные с необходимостью сажать его на поверхность Марса, отказаться от этих двух этапов не представлялось возможным. Сама функция трейлера обязывала – доставлять металлические астероиды из астероидного кольца на Марс, чтобы потом их разделать, переработать и часть отправить на Землю в качестве чистого сырья, а часть оставить на местные нужды да для местной промышленности. Другим вариантом был бы металлургический комбинат на орбите, но это было куда сложнее– махина была бы как бы не побольше Деймоса, и все эти проблемы стыковок, разгрузок-погрузок на средней орбите, риск столкновения с космическими телами делали его существование очень проблематичным. У Венеры болтался один громадный и еще один поменьше, но Венера – милая планета, на которой постоянно идет дождь из кипящей кислоты, так что там климат исключал возможность возведения завода на поверхности, поэтому приходилось идти на такие решения. Климат Марса был подружелюбней, построить можно было что угодно, особенно после многих десятилетий колонизации, и корабли были не теми ракетами из середины семидесятых. Но сама перспектива – первый вылет первого собранного на Марсе космического корабля, который впервые должен был отправиться не в направлении Земли, а в другую сторону – дух захватывало. Пусть это был тестовый полет, но за ним следили все. Все делали вид, что работают, а одним глазом косили на свои юниты: как там, что там, каков статус, как команда? Захария Смолянин отказался в такой выдающийся день покрываться пылью в своей конторе. Он, в конце концов, был разработчиком и воплотителем мечты местных военных о суперкомпьютере – не мега, не гипер, но тоже замечательном, а этот компьютер должен был обеспечивать теперь полет трейлера, поэтому Захария имел полное право находиться в непосредственной близости от диспетчерского пункта. Полковник Ставролакис всерьез раздумывал о том, чтобы просто выставить его за дверь, но Захария пообещал пару замечательных ништяков, способных ускорить мощность суперкомпьютера, а также установить одну замечательную симуляльку на личный компьютер Ставролакиса, подмигнул, многозначительно потупился и хитро прищурился. И Ставролакис смирился. Но предупредил: