Две души Арчи Кремера (СИ)

Зоннберг же все ощущал ту странную беспомощность, которую внезапно испытал, когда Арчи терпеливо, методично и бесстрастно сообщал ему, что считает справедливым гнев Зоннберга, наказание и некоторые ограничения, которые тот решил наложить на его поведение в качестве наказательно-превентивных мер. Вроде слова были правильными, вроде и интонация соответствовала необходимой, вроде и в искренности Арчи сомневаться не приходилось, но вот то жутковатое ощущение от непонятной, невероятной, неестественной – нечеловечной – снисходительности жизнерадостности не добавляли. В общем и целом, Арчи Кремер был отличным объектом, замечательным. Особенно после того, как проект перевалил за десятилетний рубеж, а Арчи побывал в руках Аронидеса. Неизвестно, что тот тиранозавр ему сказал, но Арчи изменился. Стал куда более замкнутым – хотя куда больше. Не то чтобы более деятельным, но куда предприимчивей. Изобретательней. Любопытней. Осторожней. Неуловимей. Непонятней. И еще много «не», которые чувствовал даже Зоннберг, хотя чувства никогда не были его сильной стороной. Иными словами, Арчи получился как бы не лучше, чем это представляли в своих самых смелых мечтах могущественные люди на самом верху; это несомненно рассматривалось как заслуга Зоннберга, хотя не совсем соответствовало действительности – но кто он такой, чтобы отказываться от достающейся даром славы. Но Зоннберг терялся все больше, пытаясь оценить свое отношение к проекту – к Арчи, и ему было очевидно, что он не доверяет Арчи. Не Арчи Кремеру – его оставалось все меньше и меньше, пусть Зоннберг и не знал его до этого, но был в этом уверен. Дамиан Зоннберг не понимал Арчи 1.1, потому что это создание было – становилось – непостижимым.

Когда Дирк Шверинг со товарищи был снова допущен в лабораторию – после выговора, неоплачиваемого отпуска, внушительного штрафа, проверки безопасности и так далее – Арчи пришел к ним в лабораторию. Извиниться. Раскурить трубку мира, то есть съесть пирог мира и запить вином мира. Октавия Примстон, увидев Арчи со свертками, заявила:

– Никаких проверок!

Арчи с серьезным видом кивнул:

– Только санкционированные и только на аллергены. Присоединитесь к нам?

– На пару минут, так и быть, – охотно согласилась Октавия Примстон.

Не то чтобы Арчи жаждал этого, но против не был. Тем более можно было еще раз поговорить о теме, которая беспокоила, даже если принять, что этот их «саботаж» подвтердил: Арта взломать, а значит, уничтожить Арчи практически невозможно. Осталось обсудить возможность воздействия на Арчи – на то человеческое, что являлось ключевым элементом, наверное, в этом злосчастном проекте, и двигаться дальше. То есть возможно ли подчинить Арчи влиянию извне, минуя Арта – обманывая его при этом тоже.

– От Арта к тебе невозможно, ты же видел. Извне – пуф, – Октавия задумалась. – Как?

– Гипнозом? Гипнотерапией?

Дирк Шверинг глухо закатил глаза. Октавия Примстон застонала.

– Арчи, малыш, ты преувеличиваешь возможности гипноза, – протянула она. – Особенно сейчас, когда ты можешь расчленить любое действие гипнотизера и оно не произведет на тебя никакого воздействия, даже если допустить, что Арт устранится на несколько минут, чтобы гипнотизер мог действовать на тебя напрямую. М-м-м, гипнотерапия тоже возможна, но, Арчи, во сне на тебя воздействовать может только Арт и только с позволения начальства, которое изначально будет согласовано с тобой. Даже если ты заговоришь о нейрокоррекции, там все те же условия. Разрешение начальства, твое одобрение. Так что любое воздействие извне контролируется Артом, и твой нейроинтерфейс слишком хорош, чтобы была возможность обойти его или как-то просочиться сквозь.

– В принципе твой мозг действительно остается самым уязвимым объектом, тут фиг поспоришь. Но он и защищен на порядок лучше, так ведь? – подхватил Шверинг.

Все так. Мозг был очень хорошо защищен от механического, радиоактивного и иного другого воздействия. Даже имунные опасности были исключены: Арт тщательно отслеживал состояние органического вещества и при необходимости отреагировал бы быстро. Все было отлично, здорово и убедительно. Арчи и сам знал это, а теперь еще и убедился. Практически поверил.

Он и другое узнал во время этого демарша, из-за которого Зоннберг был все еще зол на него, а Пифий потребовал пройти несколько дюжин тестов – Арта в первую очередь, и донимал в это время Арчи своими умными беседами: даже самые высокие чины не могут беспрепятственно управлять им. Таких штук, какие раньше устраивал Зоннберг, приказывая Арту делать то и то – и успешно, больше не будет.

Оставался еще один вопрос, на который Арчи пока не мог получить ответ: насколько глубоко могут копаться в его голове все эти чины да ученые. Насколько плотно следят за ним. Что именно Арт сообщает им. Пока Арчи не мог придумать, как достоверно узнать это. Причем как узнать это, ничего не сообщая никому: Арчи был уверен, что у них были заготовлены обтекаемые вопросы на самые разные ответы, и скорее всего эти чины попытались бы подсунуть ему какое-нибудь решение, которое бы устраивало их, но лишило бы бдительности Арчи, и все было бы по-старому. Так что Арчи отказывался доверять им вообще и сообщать свои размышления. Всем. В том числе и Пифию Манелиа.

Наверное, на Луне можно было заняться этим вплотную. Из-за удаленности центра и ограниченных возможностей связи с ним (далековато, как ни крути, безопасной считалась только пакетная передача данных в определенное время, а не непрерывное их сообщение, и само собой разумелось, что объем передаваемой информации сам по себе был ограниченным, а значит и то, что передавалось на Землю, вынужденно дозировалось) что Арчи оказывался почти самостоятельным. Он, разумеется, отчитывался нескольким людям, на Луне начальству, да на Земле все тем же. У него, разумеется, были свои задания, которые он выполнял помимо обычных обязанностей, возлагаемых на служащих полковником Кожевниковым, но кроме этого – ничего. Ни необходимости возвращаться в центр и подвергаться тестам и изучениям, ни необходимости быть настороже круглосуточно, чтобы не сказать и даже не подумать чего-нибудь неосторожного, что может быть донесено вышестоящим и послужить основанием для нового приступа тестов и допросов. Иными словами, Арчи нравилось на Луне – на лунной базе. И, как выяснялось, он был отлично подготовлен для этой командировки. Сниженная сила тяжести не вызывала проблем; с координацией движений все было в полном порядке; Арт – и само тело – вел себя превосходно, даже странный, непривычный свет и резкие, чернильно-черные тени не вызывали у Арчи неприятия. Они оказались именно такими, как на симуляциях, и даже резче. Военные, отслужившие несколько циклов на Луне, признавались, что самым сложным было перестроить восприятие окружающего мира – после Земли на Луне, но и после Луны на Земле, пусть Арчи этого и не испытывал, а вообще здесь было неплохо. Пусть и тихо. Пусть и эти дурацкие перепады температуры. Пусть и эта бездна над головой. Зато очень стимулировало размышления о вечном. Так что у Арчи было немало возможностей заняться Артом. Выяснить, как подчинить его себе полностью, как отсечь любые пути сообщения Арта и внешних центров управления, а оставшиеся перепрограммировать таким образом, чтобы Арт действовал в его, Арчи, интересах – так, как он, Арчи, это понимает. И все это, не привлекая внимания центра, генштаба и самого Арта.

Это начинало получаться. Например, когда нужно было вкратце сообщить, какие задания ему поступили от центра: в случае с лунами отчет о поведении искусственных органов кибертела в условиях взлетно-посадочных перегрузок, сниженной силы тяжести и постоянной подвержденности космическому облучению. Арчи подозревал, что какая-то подобная задача должна была быть поставлена перед Артом, потребовал отчета, после нескольких минут боданий Арчи убедил Арта, что это имеет значение и для него, Арт и изобразил схему, которую Арчи мог изучить за несколько секунд. Он все-таки был очень ловким искином, самостоятельно разработавшим не один алгоритм взаимодействия с Арчи, который можно было применить для обучения других искинов.