Две души Арчи Кремера (СИ)

Арчи заговорил о якобы своем друге, которого тоже звали Кремером – Арчи. Может, родственники? Аннамария задумалась.

– Не знаю. Может, какой-то родственник отца? А сколько ему лет?

– Двадцать.

Она пожала плечами.

– Не знаю. Может.

Может.

Арчи расплатился, пошел к мотоциклу. Еще лет тридцать назад это мог быть прехорошенький городок. А сейчас – тоска смертная.

С другой стороны, он ехал в совсем крохотный городишко, в котором из развлечений были только башенные часы, родник с минеральной водой и кузница. До моря – полчаса трусцой, до ближайшего вокзала – пятнадцать минут неспешным шагом. Арчи намеревался бездельничать и читать бумажные книги. И никогда больше не думать ни о Кровняках, ни о Кремерах.

========== Часть 29 ==========

Отпуск длиной в шесть недель – что-то невероятное, в жизни Арчи Кремера не случавшееся практически никогда, и вероятность того, что такое счастье повторится в его жизни еще раз, стремилась к нулю. Что-то о снарядах, которые не попадают дважды в одну и ту же воронку. Теория случайностей была с народной мудростью не согласна, но интуитивно – тут Арчи не желал спорить: и фраза была хороша, и предположение тоже. На повторение второго такого счастья рассчитывать не приходилось, если честно. Арчи после Луны провел несколько недель, послушно снося еще и такой экспериментик над собой, еще и такой тестик; ему поменяли несколько участков кожи, которые вроде как выглядели некритично, но подозрительно, прогнали все внутренние органы сквозь бесконечное количество проверок и остались довольны. Невесомость, сниженная гравитация, космические лучи и прочая дрянь оказались нестрашными ни телу, ни искину, ни самому Арчи – той его органической части, которая отвечала за достойное интегрированное функционирование всего организма.

И наконец отпуск. В который Арчи отправлялся с особым настроением. Во-первых, в его квартире в центре лежало письмо, в котором сообщалось, что Артур Кремер, такого и такого года рождения, зачислен в Галактический университет. Название было пафосным, но вполне в духе Союза; выбирать оное не приходилось, за идеологией государства на самом высоком уровне следили очень строго, а она включала как раз эту одиозную уверенность в том, что все освоенное пространство принадлежит союзу, да не просто принадлежит, а радо этому; так что какое еще определение носить лучшему университету Межгалактического союза, как не «Галактический». Предполагать, что речь в этом университете шла преимущественно обо всем «астро-» – физике, биологии, геологии, механике, чем еще, было тоже глупо: обычный классический университет, колоссальный по размерам, финансированию, с невероятной репутацией и почти недоступный для простых смертных. Иными словами, самое место для Арчи.

Во-вторых, Арт, который все-таки был искином. И соответственно, если разобраться в его внутренней структуре, можно и подчинить. Но добившись полного подчинения Арта, Арчи вынужден был признать: это едва ли не хуже: Арт отказался быть самостоятельным, иногда дергал Арчи по пустякам, требовал подтверждения своих мельчайших действий. Подчас Арчи казалось: из вредности. В остальное время было ясно: Арт следует инструкциям, которые ему навязал его хозяин – Арчи, который, осознав свою власть, на несколько мгновений стал слишком самонадеянным. Поэтому чуть ли не каждый день приходилось заниматься интроспективным анализом: перебирать все действия и разбирать с Артом же, что можно было доверить ему, как лучше сделать то и то, а что Арчи следовало улаживать самостоятельно. Особенно после нескольких дней на Луне стало ясно, насколько важно взаимодействие с Артом, осознание собственных возможностей и ни в коем случае не их переоценка: они были хороши, но и пользоваться ими следовало все-таки с умом. А Арчи даже после бесконечных тренировок вел себя то слишком осторожно, то слишком безрассудно; то сомневался в оценке ситуации, сообщенной ему Артом, то действовал слишком самостоятельно и в результате чего-то не учитывал. Или – что еще хуже – забывал, что с ним рядом находятся люди, не обладающие его возможностями, и вел себя неуместно. Иными словами, Арчи взрослел, постигал свое тело и себя в нем. Учился с ним – в нем – жить и, кажется, успешно. Учился сотрудничать с Артом, доверять ему. Последнее было особенно трудным – это после количества отчетов, которые Арт отослал руководству проекта вне его ведома: Арчи и к ним получил доступ, внимательно изучил. Серьезно обдумал возможность разозлиться: вроде как имел на это право – но чувства этого не возникло. Зато изучение отчетов показало слабины Арта и соответственно свои, и ими Арчи воспользовался. При указании на важность автономного существования, например, на существенность осознания собственной безопасности, которое является одной из наиважнейших потребностей человека и которое проистекает из осознания же своей автономности Арт, как показалось Арчи, заскрипел шестеренками не хуже старых башенных часов, но сопротивляться этому не смог. И последние пару месяцев на Луне Арчи убеждался снова и снова: Арт послушно отчитывается ему о запросах извне, спрашивает разрешения о том, следует ли их исполнять, и при этом ни слова не сообщает этим типам о том, что власть внутри поменялась. Арчи убедился в этом, когда добрался до служебных записок Степанова и Робардс, когда после бесконечных бесед с Пифием Манелиа увидел: даже он, хитрый, остроглазый Манелиа, знающий Арта куда лучше, чем поры на собственном носу, считает, что Арт поставляет ему всю запрашиваемую информацию, не фильтруя ее.

Арчи все еще учился взаимодействовать с Артом – процесс бесконечный, потому что менялся Арчи, менялся и Арт, это неудивительно. После глобального отторжения, после блистательной самоуверенности в своей неуязвимости, которая чуть не стоила ему – его телу – критических повреждений органов, после параноидального недоверия, направленного на каждое действие Арта – и снова к колоссальной самоуверенности в своей хитрости – к относительно взвешенному отношению к Арту – Арчи продолжал учиться доверять ему и, разумеется, себе. Учился воспринимать окружающую действительность как то, чем она была на самом деле – действительностью, а не симуляцией, которая могла быть опасной, неприятной и всякой-разной, но не реальной. На момент отпуска Арчи находился с Артом в состоянии робкой дружбы – робкой со стороны Арта, с стороны Арчи – снисходительной, но почтительной, вновь обретенной, особенно ценной.

В этом хрупком равновесии, которого Арчи все-таки достиг и намеревался сохранить хотя бы на время отпуска, было и что-то новое. Сознательный развернутый диалог с Артом для обсуждения методов действия в какой-нибудь ситуации, который казался ему естественным года два-три назад, становился все более редким – в нем не возникало необходимости. Арт расшифровывал самые тонкие эмоции Арчи и научился уместно реагировать на них, что Арчи находил очень приятным, вознаграждающим, что ли, а Пифий Манелиа – так и потрясающим.

– Если дело и дальше так пойдет, то мы достигнем невероятного – у нас будет искин, который способен чувствовать, пусть и опосредованно! – сказал он после одного из сеансов.

Он был настолько возбужден, что ходил по кабинету, подбирал слова для еще одного умного замечания – и отметал их за недостаточной образностью, неточностью, чем угодно.

Арчи лениво недоумевал: что особенного-то? Ему хорошо – Арт стимулирует чуть повышенный тонус организма – в смысле того, что ниже шеи, а еще точней – того, что вне мозга. Арчи не мог сказать, сам ли улыбался, когда был удовлетворен, доволен и прочее, – то есть отдавал ли его мозг неосознаваемые им сигналы, или это Арт так ловко подстраивался под его состояние. Интроспекция молчала. Арт скромничал, но из бесед с Пифием и нейровизуализаций следовало: а мозг-то и ни при чем, это Арт. Причем при сопоставительном анализе амплитуд движения тех же мышц на лице следовало, что они не полностью повторялись, а из бесконечных изображений Арта, сделанных в различные мгновения, выяснялось, что и выглядело это действительно неодинаково – естественно. Пифий выяснял у Арчи, как функционирует это взаимодействие, как Арт определяет степень, с которой следует проявлять ту или иную эмоцию, к примеру – есть ли какие-то шаблоны, которые сообщил ему Арчи, в которых он сам предпочитает действовать – или это самостоятельные решения Арта. Арчи не знал, пусть и предполагал; Арт сообщал Пифию, что принимал решение, основываясь на анализе ситуации, оценке субъективной остроты эмоции Арчи, традициях и собственной памяти. А на вопрос Арчи о том же отвечал: я счел возможным воспользоваться памятью о твоих представлениях о визуализации, например, тогда и тогда, немного адаптировал и счел, что данное представление будет возможным, ты же не сердишься? Мне продолжать?