Море опалённое свободой (СИ)

- Не хочу этого говорить, капитан, – сказал Хэнги, сам недовольный своим ответом. – Но когда у вас будут свои дети, тогда вы поймёте.

Сальмит плотно сжала губы. Она некоторое время смотрела в упор на профиль адмирала, потом отвернулась от него, глядя перед собой. Кивнула и раздражённо хмыкнула.

- Вы лишили меня этой радости, адмирал.

Хэнги ничего не ответил, он даже не удивился высказыванию Сальмит. Однако, задумался над её словами. А капитан тем временем, ускорив шаг, поравнялась с впереди идущим Горолом.

Когда они вышли на пирс, Хэнги посмотрел на сына, потом быстро скользнул взглядом по Данки и, ничего не говоря, направился к «Сирене Моря». С каким-то сожалением Лорени ступал на борт «Фортуны», с каким-то сожалением принимал душ, всё время поглядывая на закрытую дверь, за которой стоял Цурбус. Хотел его пригласить, вдруг загорелась идея – принять душ вместе. Но тут же отмёл её прочь, потому что стало страшно. Принимать душ вместе – это значит заниматься сексом. В последнее время с Цурбусом не получается никак по-другому. Отступила куда-то ненависть. Сошла на нет злость. Всё чаще Лорени стал засматриваться на Бахму. Поражаться его красоте, удивляться его уму, спокойствию и одиночеству.

Всё чаще Лорени стал ловить себя на мысли, что близость Цурбуса ему приятна, ведь совсем недавно он не то, что ненавидел этого человека, он презирал его за то, что тот гей. И сам стыдился того, что Бахму сделал в тот вечер, после того, как они вернулись из первого своего плавания. Что же происходит сейчас? Где его ненависть? Где его злость? Где его презрение и страх перед тем, что его сделают пидором? Где всё это? Где прежний Лорени? Кем он стал?..

Ночью они спали как убитые, после того, как заглянули ещё к Кураше, который проверил их состояние и обработал раны. А когда проснулись, за окном весело светило солнышко, чирикали птицы, словно будильник, пробуждая ото сна. Лежали в прежней позе, но удовлетворить утренний стояк так и не получилось. В дверь стукнули, они в тот же миг отлипли друг от друга, чуть не свалившись с кроватей.

Их вызывала Сальмит. Правда, перед тем, как пойти на аудиенцию к капитану, Цурбус и Лорени привели себя в порядок. Умылись, почистили зубы, побрились, одели чистые штаны, носки, начистили сапоги. Потом быстро позавтракали.

- Вот ваша очередная работа, – сказала женщина, когда они остались наедине с капитаном в кают-компании. Сюда могут заходить только офицеры, а Лорени и Цурбус были, мягко говоря, даже не моряками. Так уборщиками. Но Сальмит сама их привела сюда, значит, разрешила. – Этот жемчуг нужно перебрать по цветам. Разложить по этим шкатулкам. Стекляшки по цветам – по этим мешочкам. Работы здесь хватит на день, жемчуг надо отсеять чётко, без задоринки.

Иренди и Бахму посмотрели на стоявшие на столе шестьдесят коробочек, несколько шкатулок и сложенные в общую кучу мешочки.

- Как только вы управитесь, – на стол легло что-то знакомое и долгожданное. – То можете быть свободны. Этот ключик откроет замочек, который сковывает эти кандалы. Ну, а вот это, – на стол опустилось ещё что-то. Большая, пятилитровая бутыль с ромом. – Вам мой личный подарок в знак вашей долгожданной свободы.

====== 19 глава Сладкий ром ======

Бутылка, ключ, коробки, шкатулки, мешочки, закрывшаяся дверь за капитаном Сальмит. Снова бутылка – она просто выбивается из общего натюрморта. Ключ – к нему так и тянутся взгляды. Коробки, шкатулки, мешочки – так мимоходом, по которым только лишь скользят взгляды. И опять: ключ, бутылка, шкатулки, мешочки, коробки. Бутылка, ключ, мешочки, коробки, шкатулки... дверь. Бутылка. Ключ. Мешочки. Коробки. Шкатулки. Жемчуг!..

Молодые люди переглянулись, подняли сцепленные руки, не сговариваясь и не задумываясь, насколько они уже могли прочесть мысли друг друга. Посмотрели на тонкую, коротенькую цепочку, на широкие браслеты кандалов, потом перевели взгляд на ключ, затем на бутылку, следом на шкатулки, коробки, мешочки… Посмотрели на дверь. Наверно, Сальмит пошутила? А если нет?

Цурбус, сидевший ближе к ключику, протянул руку, взял его. Приподнял, зажав между пальцами. Посмотрели на него, как на диковинку, потом сообща кивнули. Бахму приставил его к замочной скважине. В этот момент они оба вздрогнули, хотя предлога для этого не было. Медленно повернули головы к двери, облегчённо выдохнули – она была закрыта. Снова переглянулись, Цурбус вернул на место ключ. Встали, подошли к двери, опять переглянулись, кивнули и легонько открыли её, посмотрели в образовавшуюся щель. В коридорчике никого не было. Выдохнули с облегчением, вернулись на свои места.

Немного посидели, магнитируя ключ, потом бутылку. Лорени сглотнул, ром был сладким, он это знал. Хотелось сделать глоток, но… Работа прежде всего, а значит, взгляды тут же устремились на коробочки с жемчугом, потом на шкатулки и на мешочки. Цурбус, потянувшись за коробочками, взял сразу две, одну придвинул услужливо Лорени, вторую себе. Потом расставил шкатулки, разложил мешочки, и в полной тишине они приступили к своей работе. В этот момент осознание того, что это последняя совместная работа, закралось в душу лёгкой грустью.

Лорени вновь почувствовал приступ грусти и странного давящего на грудь ощущения того, что не должно было случаться. В голове вновь появился рой вопросов, сомнения и истязания. Самобичевание, стыд, смешанный с тоской, и отчаяние, что всё закончится, и для оправдания своих чувств не останется больше причин. Но самое главное – это чувства. Что они? Какие они? Как их звать? И зачем они здесь, в этой мальчишеской, совсем ещё молодой груди? Кто виноват в том, что они появились? И что делать, чтобы их не было? А может, и не надо делать ничего? Но если не делать, то, как тогда с ними бороться? А если не бороться? Если не бороться, то, как с ними жить?

«Мне нравится… Он мне нравится, – думал Лорени, осторожно высыпая содержимое коробочки на стол и разглядывая в дневном свете, проникающим через окна, жемчуг, драгоценный, морской камешек. – Его глаза, – голубая жемчужина упала в одну из шкатулок. – Его улыбка, – перламутровая в другую. – Его волосы, – чёрная в третью. – Его голос, – белая в четвёртую. – Его прикосновения, – стекляшка розового цвета нырнула в мешочек. – Его горячее дыхание… Нравится всё, я больше в нём ничего не ненавижу, хотя вот прямо сейчас хочу сказать какую-нибудь гадость, но не могу, потому что за своё прошлое поведение, когда я говорил эти гадости, мне вдруг становится стыдно. Стыдно перед ним. Я даже в глаза не могу посмотреть, даже просто посмотреть на него. Блин, да в чём проблема?!»

А проблем было море. Лорени это знал. В глубине души он не хотел признавать того, что Цурбус ему стал нравиться. Очень сильно не хотел быть ему даже другом, ведь пиратов он всё равно ненавидел, хотя в последнее время о них даже и не думал, если не считать Чёрного моря. Быть пидором, а с Бахму это просто необратимо, это ниже мужского достоинства. Цурбус тогда над ним посмеялся, унизил, оскорбил, и ненависть Лорени была оправдана. Так почему же сейчас, вспоминая о том вечере, она не возрождается с новой силой, а наоборот перерождается в нечто иное? В странное и такое щемящее чувство?.. Лорени уже знал – чего таиться и отнекиваться? – он хотел повторить то, что произошло тогда.

За эти дни, за те утра, что они просыпались вместе в обнимку, Иренди лишний раз убедился в том, что Цурбус был нежен, ласков и требователен. Он вёл, он направлял, он словно бы защищал, подавляя своей отчуждённостью и красотой, своим одиночеством и умом, своей практичностью. В Цурбусе было много достоинств, много честности и решительности, силы и мощи. Лорени, стоя рядом с Бахму, оказывался маленьким, каким-то глупеньким и, самое главное, уродливым. В последнем Иренди был убеждён. Потому поверить в то, что Цурбус делает с ним все те вещи, а вчера вообще поцеловал, ради каких-то там возвышенных чувств было полнейшей глупостью. Бахму насмехался, как тогда, издевался и, в тот момент, когда оковы будут сняты, не посмотрит в сторону Лорени даже и на секунду.