Путь Ассы. Ян (СИ)

Оказалось, что волхвы – это своего жрецы святоруских богов и провидцы, странствующие хранители мудрости и знаний, порой даже юродивые старцы, бормочущие всякий бред, который толкуют, как слова небожителей. Многого он не понимал в этих святорусах, особенно в их магии, ведь существовали ещё и чародеи, и, чем они отличались от тех же ведьм и ворожбитов, Ян представлял смутно, тем более что когорты чародеев, ведьм и кудесников тоже не были едины. К тому же, именно на этих землях, землях, которые, как считали иные расы, были лишены любой магии, обитало столько магических созданий, что Ян только диву давался по поводу того, как беты, постоянно находясь в их окружении, просто не замечают того, что живут в клубке магии, которую источает их земля.

Йвановых злыдней он изгнал: прошелся просто по дому, объятый жарким синим ореолом, и те мелкие пакостники, которым удалось укрыться от его магического пламени, просто сбежали из дому, - но, как снова-таки оказалось, на святоруских землях существует целый сонм духов и мелких божеств, которых он, ввиду своей силы, мог не только видеть.

Они сами приходили к нему, некоторые с добрыми намерениями, как домовой – мелкий, вертлявый комок спутанных волос, из-под копны которых выглядывали только маленькие ручки и ножки – который попросил у него разрешения оберегать дом, а некоторые были настроены отнюдь не дружелюбно, как, например, Ледея – жуткая женщина-нежить, с безобразным лицом и пустыми глазницами, разбудившая его ночью своим истошным криком. Она даже в деревню не вошла, так, пару хаток на окраине зацепила, но уже на следующий день всех их жильцов скосила лихорадка. Вот после этого-то и послали на поиски местной ведьмы-целительницы Варвары, которая по делам своим чародейским в леса ушла, а Ян впервые всерьез задумался над тем, что даже здесь, вне основного магического мира, он не сможет жить просто так, как обычный человек.

Магия, словно привязана к нему. Даже беты это замечали, чувствовали, слегка сторонились его, хотя, возможно, все дело было в том, что, выходя в деревню, он всегда одевал плащ с капюшоном, а те путники, которых уже успел привлечь домовой постоялого двора, мало обращали внимания на неприметного мальчишку, снующего туда-сюда по своим управленческим делам. И все же, пусть все казалось пришедшим в норму и относительно спокойным, Яна на отпускала тревога.

Йван не задавал лишних вопросов, он дал ему пищу и кров, взамен не потребовав, а попросив взять на себя часть забот по содержанию постоялого двора, но что омега согласился, не раздумывая. По крайней мере, на первое время это был самый приемлемый вариант. Мужчина, и правда, относился к нему, как к сыну, хотя, порой, его шутки казались юноше обидными, ведь он не был виноват в том, что за все восемнадцать лет жизни ему не приходилось ни стирать, ни убирать, ни готовить. В доме Риверсов этим занимались женщины, в Аламуте и Тартарии – слуги, здесь же, в святоруской деревне, ему пришлось выполнят бытовые, хозяйственные обязанности.

Постоялый двор Хромого не был большим – стойло для коней, амбар с зерном, высокая загорода с сеном и соломой и, собственно, двухэтажная изба с жилыми комнатами и прилегающей к ней баней, соединенная коридором с кухней. Йван попросил его навести порядок, но дело было не только в злыднях, которые отпугивали постояльцев, но и во всем подворье в принципе. Ощущение заброшенности, пусть в избе и убирались, небрежная ухоженность, самотек самого дела, а ведь, имея постоялый двор, нужно прилагать все усилия, чтобы он приносил доход.

Сам Ян никогда не был силен в домоводстве и уж тем более не интересовался коммерцией, а содержание тех книг по хозяйственному делу, которые он прочел ещё в Аламуте от скуки, совершенно не отложилось в его памяти. Пришлось действовать по наитию, хотя Риверс и понимал, что он ничего не обязан этому человеку, он может расплатиться за еду и кров кольцом, а после уйти и не вовлекать себя в чужие заботы, но… Но разве не труд, кропотливый, постигающий и овладевающий азами, которые после доводят до совершенства, упорный, приносящий не только прибыль, но и удовольствие, есть частью обычной жизни?

И Ян решился, начав, как ему показалось, с элементарного – уборки, а после, постепенно, меняя внутренний и внешний вид постоялого двора на свой вкус. Йван в его дела и рвения не мешался, только ворчал что-то себе под нос о том, что нанимать ещё двух челядниц именно для избы – это дополнительные расходы, что взять на кухню повара вместо того, чтобы готовить самому, это чревато потерей постоянных завсегдатаев, что всякого рода занавесочки, скатерки, столовые приборы, ночные горшки и прочее – это удел богатых, но все равно делал так, как советовал ему Ян. Да, Риверс не мог сказать, что у него получилось все и сразу же, что это так же легко, как и на словах, но, пусть и мелкими толчками, дело подымалось с колен, появились первые клиенты, а с ними и доходные деньги, которые омега тщательно складывал на воплощение своей очередной идеи – купальни, ведь баня – баней, умывальник – умывальником, а купальня в любом случае и окупит себя, и станет плюсом к их репутации. В общем, он увлекся, причем настолько, что, порой, даже забывал о том, что, как беглец, живет в чужой стране, под выдуманным именем, скрывая правду от единственного человека, который не отвернулся от него, легкомысленно позабыв об опасности.

Нет, опасения у Ян вызывала не его неопытность или неуклюжесть и даже не то, что он может не справиться или же подвести своего добродетеля, не постоянное присутствие магических созданий подле, которые могли его разоблачить, а то, что поисковый рейд ассасинов вполне может затронуть и эти земли, а ещё то, что его живот уже округлился, и только просторные святоруские одежды скрывали от чужих глаз его истинное положение. Малыш ещё не толкался, но ночами, ложась в постель потому, что было уже далеко за полночь, но так и не сомкнув глаз почти до рассвета, Ян говорил со своим сыном, рассказывал ему сказки, которые слышал от Завира, пересказывал заученное на память «Сказание…» и легонько гладил свой животик, иногда чувствуя, как магия ребёнка отзывается на его собственную мелкими щипками по коже.

Думал ли он об отце своего мальчика? Да, и не однократно. Дэон Вилар, даже несмотря на свое предательство, все равно оставался в его сердце, только теперь занозой, которую Ян никак не мог решиться выдернуть. Пусть лучше ноет, чем канет в вечность, а о том, в чем омега боялся признаться даже самому себе, ярко свидетельствовала его метка, сейчас скрываемая браслетом, но так и не сошедшая с его запястья. Впрочем, не спалось Яну по ночам ещё по одной причине – своих упражнений с мечом, даже выйдя на пятый месяц беременности, он не забросил, как и упражнений в магии. Чтобы защитить себя и сына – так твердил себе юный маг, выскальзывая за ворота селения и уходя в перелесок, но даже подобное наставление не смягчало тот факт, что он врал Йвану, человеку, который до сих пор и словом не обмолвился о том, что в чем-то его заподозрил из-за увиденного в первую ночь. И это было больно. Это омрачало последние солнечные дни лета, и Ян все чаще задумывался над тем, что стоит уйти, как он и планировал, пока ещё погода позволяет и пока не случилось ничего непоправимого.

- Может, все-таки выйдешь и поздороваешься с Лелем? - да, для всех, кроме Хромого, он был Лелем, да и сам мужчина не часто называл его Яном, в основном – дитя, но жить под другим именем почему-то было неимоверно трудно, словно он пытался примерять чью-то шкуру, но был слишком то ли не уверен, то ли слаб, то ли не готов к тому, чтобы эту личину удержать. Как-то он пытался спросить Йвана о том, почему тогда, когда он впервые назвал свое вымышленное имя, тот так пристально и недоверчиво на него посмотрел, но мужчина, неуклюже прикрывшись каким-то срочным делом, так и не ответил на его вопрос, и Ян больше не спрашивал.

- Сперва я должна его прочитать. Может, он наврал тебе с три короба, а ты, тюфяк, и уши развесил, - заупрямилась девушка, и Ян сразу же почувствовал мороз по коже, словно чужой взгляд, и правда, чувствовался спиной, затылком, всем телом. Не очень приятное ощущение, от которого у слабого духом человека сразу же подкосились бы ноги или же закружилась голова, и Ян даже хотел, чтобы так было, чтобы изморозь уступила жару, чтобы вспыхнули щеки, а после он бы водил по ним золотым колечком, снимая, как говорят, сглаз, чтобы он оказался обычным, не имеющим отношения к магии, чтобы то, что с ним произошло, оказалось лишь дурным сном, чтобы он был просто человеком. Но, увы, словно противореча и отчаянно сопротивляясь его желаниям, магия мольфара отреагировала на чужеродную молниеносно, защищая не только мольфара, но и маленькую жизнь внутри него: синее пламя медленно поднялось из глубин его души, в которых юный маг так старательно прятал свой проклятый дар, и обожгло хрупкие нити, превращая их в пепел, а после потянулось по следу, клубясь, напирая, опаляя свои жаром. Пусть и на песчинку, но он все-таки не успел, с каждым месяцем беременности контролировать свою силу было все труднее, и пламя крыльями окутало его тело, словно живой щит, руша ту хрупкую иллюзию нормальной жизни, которую он обрел на этой земле.