Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

- Да, господа, поесть не мешает, а то что-то меня пошатывает. Гарри, не забудь, пожалуйста: у меня в три самолёт в Лас-Вегас…

Через полчаса совсем не пьяный («Чтобы старик и мальчишка меня перепили?! Пусть даже не надеются!»), но отчего-то не способный встать на ноги Поттер, медленно пережёвывая непривычно кислый и неожиданно вкусный салат из капусты, моркови и брусники и запивая квасом (кажется…), внимательно слушал Скорпиуса Малфоя, сидящего напротив в залихватски заломленной на ухо русской войлочной шапке с красной звездой, в обнимку с бородатым банщиком, и заунывно рассказывающего о своей нелёгкой жизни и похождениях. Иван хлюпал пунцовым носом, утирал рукавом скупые стариковские слёзы и подливал в две быстро пустеющие рюмки попеременно то бражку, то самогонку.

- Она самая лучшая! Настоящая леди, она меня очень любит, а я её ещё больше, и скучаю, прям хоть плачь, но мужчины же не плачут, она бы огорчилась, что я плачу, у меня никого на свете роднее нету. Вот такая у меня клёвая бабушка, тебе бы понравилась, она такие эклеры печёт, надо вас, Иван Романыч, познакомить. Только ты там себе ничего не позволяй, даже не думай! И это, того, трусы эти замени, какие-то они слишком вызывающие, бабушка любит, чтобы всё в сдержанных тонах. Имя у неё изумительное – Нарцисса! А этот, её сын, не знаю… Не хочу его вспоминать. Он меня по щекам хлестал и лебедей он не любит.

- А мама-то жива, милай? – прочувствованно спрашивал дед Ваня.

- А?.. Жива, конечно, что ей сделается… – Сай вдруг замолчал на минуту, глубоко задумавшись, почти улетев в далёкие воспоминания… – А знаешь, когда она меня отцу пороть велела, он ведь этого не делал… я вдруг вспомнил! Знаешь, он мне сказал: «Этот секрет будет нашим с тобой вкладом в борьбу с жестокостью…» Как я это забыл? Не бил он меня, до Генри, оказывается. Я деньжищ заработаю, дом бабушке куплю, – нелогично, совершенно без паузы, продолжил Сольвай… – Даже лучше, чем был в Англии, мэнор называется, с эльфами такими ушастыми и с собаками тоже ушастыми. И чтобы конюшня, и розы. Они все ещё меня узнают! Услышат о Скорпиусе Малфое! Это я – Скорпиус Малфой, понятно? Только это тайна, никому не говори, тш-ш-ш… А потом у меня был такой мужчина, что я… Ты гей? Точно нет? Жаль. Всё равно, ты мужик что надо. Какой старик? Перестань, мы тебя ещё замуж выдадим, ага. Женим? Ну, ладно, как хочешь… А я ему прямо в рожу, и по яйцам! Чего это зря? Сволочей так и надо! Ё! А на том концерте нам не заплатили, и ещё пультяшник спёрли, мы две недели в столовой для нищих кушали, пока нас не прогнали. Там вообще вкусно так кормили. А потом наехали на нас, хотели Мати увезти, а Кит драться полез, мы помогли и в обезьянник загремели. Если девушка не хочет, чтоб её руками трогали – то и нехуй, да? Да. А братишка у Мати вроде выздоравливает, у него папашка… – (Поттер подумал: «Ну ладно, я слегка в курсе, а как Иван-то этот бред понимает? А ведь понимает, вопросы правильные задаёт!») – … к Мати приставал, вот она и сбежала. Моя невеста? Стоп! Мне отец сказал, что мне невесту навязывать не имеет права. Странно, вот щас подумал – и странно… Не, я вот его люблю, – ткнул Сольвай пальцем в сторону Поттера, – мне невеста не нужна. Как увидел первый раз – думаю, что за козёл разряженный? У него на форменной куртке такие аксельбантыщ-ыщи-тыщи! Да, мой любимый – Главный аровор, точно говорю, такой крутой, но я его очень люблю, несмотря на недостатки, потому что как ни старался, а любится – и всё.

- Иван, а Иван, – тронул Гарри через стол за рукав расчувствовавшегося и совершенно осоловевшего хозяина, монотонно поддакивающего откровениям пьяного мальчишки, – Иван, не надо. Нехорошо это. Не надо, чтобы он такое говорил, а мы слушали. – И покосился на слегка задремавшего Скорпи. – Давай это прекращать, закругляться.

- Да нет же, напротив, хорошо! – вполне трезво встрепенулся колдун и перешел к роли «старый русский интеллигент в иммиграции». – Психоанализ в домашних, так сказать, условиях. Не забывайте, батенька, я всё-таки врач – не наврежу. Пускай, пускай парень выговаривается, всю херню из себя выпускает, всю боль. Сердце ты ему вроде как разморозил, теперь пусть он и языком оттает. Потом легче будет.

Поттер тяжело вздохнул и налил себе самогону…

Когда кувшин с брагой опустел, Иван грустно предложил сходить отлить. Гарри никогда раньше не предполагал, что справлять малую нужду под звёздным небом – это такой кайф!..

Вернувшись к столу и притащив ещё выпивку, хлебосольный хозяин величественно затянул «Ой, мороз, мороз…», но быстро сообразил и потребовал от сановного гостя:

- Знаю, у ваших министерских такая игрушка есть… Давай сферу идиотс… ич… идиоматичес… лингво-синхронизирующую сотвори! По-русски петь хоцца!

И перешёл на частушки.

На плетне презервативы

Сохнут, трепыхаются...

Знать, жива ещё деревня –

Сексом занимается.

Мой миленок от тоски

Выбил хуем три доски.

Возрастает год от года

Мощь советского народа!

По деревне шёл Иван,

Был мороз трескучий.

У Ивана хуй стоял –

Так, на всякий случай.

Над селом хуйня летала

серебристого металла.

Много стало в наши дни

неопознанной хуйни! (1)

И всё в таком духе. Сай пришёл в восторг и азартно подхватил:

Пили викинги хмельное,

Ссали прямо под себя, Лысый Олсон с перепоя Трахнул бочку, полюбя! – На хуя тебе бадейка? – Эрик свистнул: – Протрезвей! – Крутобокая злодейка! Не хватает лишь грудей! – Отвечает лысый Олсон, Слюни с бороды смахнул, И пристроил хуй свой толстый Бочке в дырку, и заснул.

Иван и Сольвай выпили ещё по одной и крепко чмокнулись. В губы. Сай, поморщившись, сплюнул на пол и пообещал деду Ване порекомендовать отличного стилиста – художественно остричь бороду – и проверенного мастера татуажа. На что тот показал увесистый кулак, грозя неведомому врагу, и звонко моложаво затянул, встав из-за стола и принявшись бодро маршировать на месте:

У солдата выходной, пуговицы в ряд

Ярче солнечного дня золотом горят.

Часовые на посту, в городе весна,

Проводи нас до ворот,

Товарищ старшина, товарищ старшина.

Идёт солдат по городу,

По незнакомой улице,

И от улыбок девичьих

Вся улица светла…

Сай зааплодировал и тоже немножко помаршировал вокруг стола, размахивая будёновкой.

Потом Иван спел громко и душевно: «Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново. Я люблю тебя, жизнь, я люблю тебя снова и снова… Так ликуй и вершись в трубных звуках весеннего гимна! Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно» – Сванхиль в конце, проявляя искреннюю солидарность, сделал жест «No pasarán!» (2). «Вот кто-то с горочки спустился…» звезда музыкального рокнебосклона тянул старательно, чисто попадая в ноты незнакомой мелодии:

На нём погоны золотые

И яркий орден на груди,

Зачем, зачем я повстречала

Его на жизненном пути?..

Пьяные азартно включались в новую песню, Ваня забывал слова и перепрыгивал на следующую. Гарри просто прибалдел: спелись, сучары!

- Нам пора в аэропорт! – опомнился он, случайно взглянув на настенные ходики.

– Вот, точно! – сказал Иван. – Про аэропорт еще не пили. За авиацию!

Две рюмки, полные мутного алкоголя, чокнулись со звоном.

- Нам Сталин дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенное… вот говно, забыл, что там дальше… – сокрушённо вцепился себе в бороду Иван, – но припев помню! Всё выше, и выше, и выше!.. Короче, шоу маст гоу он.

Сай, устало прикорнувший на сложенных на столе руках, встрепенулся, поднял голову с торчащими вихрами и запел:

The show must go on,

The show must go on

Inside my heart is breaking

My make-up may be flaking

But my smile still stays on. (3)

Ваня, как ни странно, уверенно подхватил… На втором куплете оба заплакали…

Сольвай иногда энергично махал руками, но ни разу не разлил свою рюмку, только страшно удивлялся, что она быстро пустеет.