Тишина (СИ)

Брось, Георг, начинается утро.

Как данность, принимаю веселое начало утра и совсем не разочаровываюсь, глядя, как Макс подносит чашечку горячего шоколада девочке из соседнего отдела. Садится с ней за столик и двумя руками обхватывает свой собственный большой пластиковый стакан с любимым капучино в попытке согреть пальцы. Они редко бывают теплыми, но бывают.

Нет, совсем не разочаровываюсь, улыбаюсь. Она мне нравится, хорошенькое, милое и неглупое лицо, не испорченное чувство юмора и звенящий колокольчиком смех. Макс, так вот что за чудо ты обихаживаешь, ну, молодец! Давайте, пусть у вас все будет, как надо, как у людей, как у всех нормальных людей!

Хорошо…

Я пытаюсь вникнуть в какие-то дела, какие-то подробности. Отчего-то не выходит, как обычно. Утренняя прохлада давно улетучилась, и все вокруг словно вознамерилось задушить меня и на корню пресечь мои попытки поработать. Надоела перевязанная рука, черед два дня Кэрол обещала снять швы. Жду - не дождусь.

Вспоминаю, как утром того дня я встретился с Томом, а, точнее, саму аварию.

Все свои мысли о том, что очень хочется жить. Хочется, но так душно.

И снова, и опять… не хочется думать ни о ком и ни о чем. Но мелодичный сигнал пришедшего сообщения говорит о том, насколько несбыточны эти фантазии - ни о чем не думать.

И, все же, я не ждал этого смс.

«Пожалуйста, приходите. Мне очень нужно поговорить с вами»

От Билла.

Почему-то сердце наполнилось тревогой. И ноги сами подняли тело и понесли. Я даже не взглянул на Макса, который шел по направлению к моему кабинету, но так ничего и не сказал, когда я пронесся мимо.

Что-то случилось. Билл, если я правильно думаю, не мог просто так попросить о встрече. Значит, что-то не так. Может, Том? Окончательно довел мальчишку? Что же он так с ним? Я практически уверен, что все дело в Томе. Такие вещи считываются на уровне интуиции, и… побывав однажды в этой шкуре, начинаешь чувствовать все это острее и ближе. Боже, какие неимоверно сложные люди встречаются на моем пути.

Нужный этаж, я торопливо жму кнопку звонка и не понимаю, почему в груди все словно работает на износ. Я не пил кофе, а трясет так, как будто сердце уже снаружи, а не внутри. Надо подлечиться. Стареешь, брат. Да…

Дверь открывает Билл, и я с оторопью понимаю, что передо мной вновь незнакомец. Таким я его еще не видел. Знакомым остался только… все тот же долбаный зов… не реагировать на который у меня не выходит.

Он потрясающе красив, он… я не понимаю, зачем он позвал меня, я оторопел и не знаю, что сказать, глядя, как полоска света, теряясь в треугольном вырезе шелкового черного халата, не желает теряться на самой крайне точке и отливает на шелковом бедре. И я начинаю понимать. Меня сейчас возьмут. Я, правда, не решил пока, как. Как завоеватель -знамя чужого города, или как котенка, притихшего на серой мокрой улице. Последняя мысль отозвалась толчком в ребра. Остановись. И я посмотрел в его глаза. Передо мной - совершенно взрослый человек, в глазах которого теперь я вижу совсем другое - тонны неизбывной печали, просто она скрыта за слоями черного, и так запросто не разглядишь. Вот оно, родство. Я понимал, что вижу перед собой себя, пусть более красивую и молодую копию. И этот момент, когда глаза увлажнились, и я понял, что непролитое прольется, я двинулся навстречу, утешить, уберечь, сказать, что и так живут. Сказать так, чтобы он поверил. А он, конечно, совсем иначе все понял, вовлекая меня в свой плен так глубоко, что дрожь его тела моментально стала моей. А кожа его бедра, которое пожелало явиться на свет, окончательно свела с ума, заставляя белеть костяшки сомкнутых в жесткий кулак пальцев. И ногти давно врезались в кожу, и безразлична была эта капля боли в сравнении с той лавиной, что я прочел там, в глубине. И ни звука, только губы, нашедшие что-то такое невыносимо нежное и терпкое на моей шее, замыкали круг, выводили за черту дозволенного. Я мог назвать себя тварью, порывающуюся завладеть этим нежным и трепетным созданием. Я сам нашел его губы. Я бы все равно нашел их. Этот вкус тепла и невинности. Мы уже далеко от входной двери. Стой, Георг. Нет!

Почему нет? Он хочет тепла, я хочу тепла. Почему нет? В этой долбаной жизни, где нет правильного счастья и свода правил, как именно становятся счастливыми. Здесь и сейчас - эти губы, эти руки, это точеное тело. Так сладко пахнущее… грозой, и виной, и нежностью. Эти руки умеют быть нежными, я помню те полукружья, один такой штрих по моей коже - и возврата не будет, и малыш об этом знает и зовет, говорит - соверши со мной этот грех, давай, назло ему, давай, назло всем. Я же вижу именно этот призыв сейчас, правильно? Тогда эта выдуманная нежность сотрет последние остатки разума… а что даст взамен, мгновенный экстаз? А разве то, что ты сейчас видишь перед собой, не является этим? Не дивные ли дали обещали тебе эти глаза, как, может, и ещё нескольким, но и тебе, тебе тоже, ты удостоился чести сорвать этот цветок, сделать его своим на желанную долю секунду. Да, он увянет, да, ему постоянно нужна будет влага и солнце, чтобы справиться с этим после. А ты… а ты насытишься, напитаешься этим… невообразимо прекрасным и убийственным коктейлем его молодости и своей вины. Я не готов.

Он не готов. Это ошибка. Тревожно бьется пульс на шее, а рука тянется повторить предыдущий жест и вжать в себя, и почувствовать ответную пульсацию, как когда-то. Георг, мать твою, что же ты творишь. Его вкус. Губы нежнее шелка, легкие, сводящие с ума прикосновения. Хочется выть и шептать, только ты, Билл, только ты.

Когда я все так испортил?

Я резко замер. Нет, Билл. Не для меня твоя нежность. А потом обнял его жестко, по-мужски, вливая в него без остатка свою уверенность в том, что он заслужил не моего тепла.

А он… Он понял, ещё секунду пытаясь вовлечь меня в эти сводящие с ума игры. И понял. Остановился. Попытался оттолкнуть, а потом поверил, вжался и разрыдался, судорожно, неудержимо, вцепляясь стальными пальцами в мои плечи. Я только теперь открыл глаза, поняв, что держу его уже обнаженное тело в неразрывных объятиях.

И мне не стыдно, я смог. Я не поддался. (мамамамамамамама!!!!! Ой не нравится мне это... Чую билл чота сделает с собой после этого (((( )

Я мог бы, Том, я мог бы, назло тебе и себе, но здесь не было места злу, здесь была только нежность. Я не стал, но это не ради тебя. Не из-за тебя. Так потрясающе было вздохнуть сейчас, когда Билл уже успокаивался на моем плече, понять, что я переступил через все, что связывало с Томом. Меня больше никогда не тронет этот человек. Я готов был поцеловать пальчики Билла за то, что он подарил мне эту долгожданную свободу, и не имел права вновь подвергать его сомнениям. Я просто обнимал это хрупкое, но стальное тело. А он, наконец, оторвался от плеча, глядя на меня из-под завесы черных ресниц. Застеснялся вдруг, заалел. Превращаясь в немного знакомого мне мальчишку, шмыгнул носом. А я потянулся за его халатом вниз, даже не реагируя на вид так смутивших меня прекрасных ног. И одел его, нежно, будто любяще, избавляясь от своих наваждений и похоти. Наконец.

- Хочешь поговорить? – шепотом спросил я.

Он немного помолчал, судорожно выдохнув куда-то в сторону, и неопределенно кивнул.

Я взял его за руку и повел к дивану, испытывая дикое вдохновение для общения. Улыбнулся этой мысли и подумал, что, раз уж такой день, почему бы и нет, может, это поможет нам обоим. Да и… задолжал я себе это признание вслух. А кому, если не Биллу? Кому ещё, как ни ему, понять меня?

Сели немного вдалеке друг от друга, и начал я, прекрасно понимая, что говорить он не может. Не хочет.

- Мне кажется, я знаю, с кем ты так хочешь поговорить, – я посмотрел на него.

Он ощутимо вздрогнул, не глядя на меня, и подтянул худые колени к груди. Я же, повинуясь интуиции, протянул ему руку со словами:

- Иди сюда, не бойся, я не причиню тебе вреда, - наверное, это прозвучало смешно, но и он уже не тот незнакомец, готовый бросить себя к моим ногам, только бы разделить с кем-тосвою неизбывную тоску.