Собственными руками (СИ)

Сидеть в душной каюте, которая к тому же уныло безвкусная, осточертело. Не мог он, что ли, ярких красок добавить? Сам-то корабль в мерзкий цвет мочи выкрасил, а внутри, будто бы, и так сойдёт.

Без копошения обулся, нацепил очки и вышел из своих так сказать апартаментов. Полутёмный коридор, схожий с улицей криминального района какого-нибудь вшивого городишки, печалил даже сильнее каюты. До сих пор он выходил разве что в уборную, путь к которой предусмотрительно показал Ло после того, как его немного помятую физиономию подклеили пластырем, так что представления о маршруте к палубе у него более чем смутные.

Спустя, наверное, с десяток или больше метров совершенно одинаковых и убогих коридоров мужчина в буквальном смысле наткнулся на человека. Вернее будет сказано, что это она, покидая одно из помещений, едва избежала очень неловкой для себя ситуации, при которой бы лицом вжалась в пах особого гостя.

— Простите! — испуганно отскочила она обратно, захлопывая спиной дверь, и прижала к груди охапку, как ему подумалось, постельного белья.

Мечет взгляд по полу, стараясь не смотреть перед собой. Достаточно рослая для представителя женского пола. Да и своим грузом скорее закрывает вид сверху на заманчивое хозяйство, едва прикрытое пижамой. Недурное лицо прячет в густых чёрных кудрях, лежащих на плечах. Словно напуганный зверёк, завидевший природного врага, тихонько отходит боком, чтобы не накликать на себя его негодование.

— Где тут палуба? — высокомерно бросил он ей, и та остановилась.

— Капитан… — прижимает бельё плотнее, бубня в него, — приказал… не выпускать Вас…

— Ясно, — хмыкнул с разочарованием. — А Ло где?

Уж больно любопытно ему стало, по какой причине тот стремится ограничить его горизонт фрагментами из крохотных оконцев. Куда он денется в открытом море скованный кайросэки? Морским королям на закуску? Дофламинго охотнее себе ногу отрежет, чтобы свалить отсюда, и возможно, рассматривая именно этот вариант, мелкий засранец отдал такой приказ.

— В смотровой, — ответила она, сделав ещё один шаг от пугающего её человека, а спустя пару секунд, проведённых под пристальным взором, снова заговорила. — Я провожу.

Конечно, проводит. Ещё бы она не проводила. Дофламинго хоть и поинтересовался, куда тот переехал из своей каюты, которую пожертвовал для комфорта пленника, это совершенно не значит, что он действительно отправится в указанном направлении. Он бы бессовестно ушёл в иную сторону и заглянул за каждую дверь на пути. Уверен, у Ло тут куча интересных вещей, которые можно использовать для манипуляции им же. Хотя бы взять в пример эту девчонку или ту парочку, что их недавно застукала за компрометирующим занятием.

Не доведя до двери несколько метров, девушка поспешила по делам, от которых её оторвали. Вслушиваясь в ночную тишину, разрываемую гудением двигателей, которые в сравнении с днём сбавили обороты, он направился к смотровой, раз уж его довели с эскортом.

Ло вздрогнул, когда дверь с тихим скрипом отворилась. Видимо, тоже отдыхал, усевшись на нарах, приваренных почти у самого входа и тянущихся от стены к стене, которую он давил лопатками. Молодой человек моментально подтянулся задом ближе к углу и, прикрывая пикантные места, сложил ноги, которые до прихода посетителя были вульгарно раскинуты.

— Куда путь держим? — полюбопытствовал Дофламинго, закрывая за собой.

— На нашу базу, — отрезал тот и уселся со скрещёнными ногами. — Тебе бы понравилась.

Мужчина сел достаточно близко от него и откинулся спиной на стену. С улыбкой смотрит на хмурое лицо.

— Сказал, будто я туда не доеду, — протянул к нему руку, а тот отклонился, отводя лицо и плотно сжимая губы.

Сегодня он этому гордому мальчишке пару раз полоснул по сердцу, чтобы не забывал, с кем имеет дело. Изображает сейчас из себя недотрогу, а ведь утром прямо-таки выпрашивал ласку. Слишком сильное и грешное сочетание для одного человека — иметь острый ум, соблазнительную внешность и чрезмерное бесстыдство пользоваться этими дарами природы, чтобы помыкать людьми. С каждым годом Дофламинго укреплялся в своей вере, что из этого ребёнка выйдет единомышленник. Не последователь, протеже или подчинённый, а именно единомышленник. Если бы не одно его качество, которое уже никак не выкорчевать — он всё также по-детски ранимый, что в данный момент выдаёт обида на лице.

— Я не исключаю, — процедил сквозь зубы Ло.

От длинной руки ему было не уйти, даже вожмись он всем телом в преграду за спиной, и она взяла его под подбородком. Красивое лицо, на котором мёртвые глаза контрастируют с чувственными губами. Он хочет монополизировать всё то, чем обладает Ло. Или убить, чтобы он больше никому не достался. Чтобы больше никто не видел его милого смущения, предназначенного только Дофламинго. Чтобы больше никто не слышал его стоны в постели и никто не смотрел на его искренние слёзы. Чтобы никто не трогал его так интимно, пробуждая все эти эмоции.

— Девочка в команде недурна, хоть и маловата, — крепко держа за лицо, повернул его на себя, а на нём глаза распахнулись в ужасе.

— Для чего маловата? — испуганно уточнил Ло, смотря на ширящуюся ухмылку. — Только тронь её…

Помнит ещё тот удивительный вечер, в который Дофламинго впервые по-особенному тронул его и сделал своим. Тот цех, тот проход между стеной и стеллажом, тот грязный пол и та боль прожгли насквозь его существо.

— Я же тебя предупредил, — подтащил за подбородок к себе и вынудил подняться на колени, чтобы удобоваримо произнести по словам. — Что бы я ни сделал, это на твоей совести.

Ло горько пожалеет о своём поступке, если не прекратит играть в праведную месть. Ему было бы приятнее и спокойнее играть с Дофламинго в любовь, покорность или на худой конец партнёрство.

Вся пятерня правой руки прижалась к груди, и мужчине почудилось, будто пальцы проникают в глубь, прорезая плоть. Сердце сковало холодом, и лишь поэтому он опустил взгляд на то, что сотворил Ло. В груди образовалась квадратная дыра, в которой ещё скрывалась рука его тюремщика. Позади на кровать мягко упало нечто, в определении чего вопросов не возникло. А Ло так и не сводил с него взгляда, в котором сплелись обида и сожаление.

Дофламинго, коротко хохотнув, выпустил его подбородок. Обернулся, чтобы посмотреть на своё сердце, отделённое от тела. Оно продолжает биться, гоняя кровь по венам, но там, где ему место на самом деле, холодно.

— Умница, — похвалил он своего ученика, освоившего грязные приёмы шантажа. — Забирай, раз считаешь, что таким образом сможешь меня контролировать.

— Я отдам его команде, — встаёт Ло и огибает его, чтобы забрать куб. — Если они сочтут тебя опасным, то пусть убивают.

Разворачиваясь по ходу капитана, Дофламинго не прекращал улыбаться и сверлить взглядом его лицо. Мальчишка решил, будто достаточно умел для игр такого рода, будто сможет укротить, так нелепо угрожая убийством. Безумный смех триумфа, словно узник уже победил в их безнравственной схватке, прорывался сквозь сжатые зубы. Ло склонился, чтобы забрать куб, когда он поймал его под руку и одёрнул на себя.

Лицо упало на его грудь так же, как часто прижималось к ней в минуты близости, и мужчина взял затылок в ладонь, чтобы растянуть этот момент. Одна рука Ло оказалась на его ноге, с силой давит и стискивает. Дофламинго в поглаживании перебирает чёрные прядки пальцами, и ладонь на бедре расслабилась.

— Останься со мной, — тихо произнёс Ло.

Просит такое у человека, у которого всё отнял собственными руками, которого заковал в кандалы и которому угрожает смертью. Настолько смешной анекдот, что мужчина в голос, от души рассмеялся. Конечно, он не видит в своей просьбе ничего неправильного — для их отношений это нормально. Он ведь лично ему показал, что можно издеваться над дорогим человеком: запереть, посадить на цепь, бить и насиловать, унижать. Этот урок стал самым первым, поэтому укоренился в разуме с очень юных лет, и теперь Ло не считает себя неправым. Смешно оттого, что капризным испорченным ребёнком можно назвать каждого из них. От смеха слёзы начали наворачиваться, и Дофламинго снял очки, чтобы растереть их. Убрав влагу с ресниц, опустил глаз на взволнованное интересом к его странной реакции лицо.