Мы будем жить (СИ)

Карлус цокает языком, а Дорея складывает руки словно в молитве.

-Да нет же, Джим! Просто я считаю, что мы должны написать его матери, пусть она приедет сюда, они поговорят… Джеймс моментально подскакивает. Этого еще не хватало! – Нет, не пиши, пообещай, что не напишешь! – Но его мама волнуется, если бы ты пропал среди ночи… – Волнуется? Матери Сириуса наплевать! Он поэтому и приезжает сюда на каникулы, потому что видеть своих родителей больше не может! Они запирают его в комнате, промывают мозги всем этим чистокровным бредом, орут по поводу и без, и, Сириус никогда не рассказывал, но я уверен, что еще и бьют! На самом деле Джеймсу очень хочется выложить все то, что он узнал от Сириуса сегодняшней ночью. О том, что родственники Сириуса подались в Пожиратели Смерти, что Вальбурга спит и видит, что ее сыновья тоже отправятся на службу к долбанному Волан-де-Морту, что вся семья Сириуса – свихнувшиеся чистокровные фанатики, а еще Вальбурга вчера вечером пыталась испробовать на нем Круциатус. Но Джеймс умеет хранить чужие секреты. – Бьют?! – мама хватается за сердце. – Я не знаю точно, – спешит успокоить ее Джеймс. – Мам, все, что нужно сейчас Сириусу – общение с нормальными людьми. И, может быть еще, твои блинчики с вареньем. Он их обожает, – Джеймс улыбается. Мистер Поттер решает, что ему пора вмешаться. – Дорогая, действительно, пусть мальчик отдохнет, успокоится, придет в себя, а потом мы решим, что делать дальше. Не беспокойся, – он повернулся к сыну, – Сириус нам уже давно как родной и может оставаться здесь сколько захочет. – Спасибо. Вы у меня самые лучшие! – Джеймс целует маму в щеку и быстро обнимает отца. – Пойду… Дверь в столовую открывается. Сириус смущенно и растерянно смотрит на теплую семейную сцену, по его лицу пробегает едва заметная тень, но в следующую секунду он торопливо и, с неизменной вежливостью, говорит: – Извините. – Ничего, – Дорея идет к Сириусу, не сдерживается и ласково треплет его по спине. – Хорошо, что ты спустился. Сейчас будем пить чай. Июль, 1977 Карлус Поттер читает книгу, время от времени поглядывая на Джеймса. Он сидит в кресле, листает свежий номер квиддичного журнала, но, судя по всему, даже не старается вникнуть в турнирную таблицу. Между бровей сына упрямая складка, он о чем-то думает и иногда косится на букет белых лилий, стоящий на столе.

Сириус ушел на свидание. Каждый год на каникулах он заводит новый роман, а потом девушки весь сентябрь приходят к дому Поттеров, задают вопросы, Дорея, сочувственно улыбаясь, раз за разом объясняет, что Сириуса вряд ли можно будет увидеть раньше Рождества. Стоит, наверное, поговорить с Сириусом по душам, объяснить, что… Карлус усмехается. Как будто он был другим в семнадцать лет! Пока в его жизни не появилась Дорея, конечно.

Джеймс вздыхает, запуская пятерню в волосы. Странно, почему в теплый летний вечер, когда в Годриковой Лощине сладко пахнет розами, распустившимися во всех садах, когда поют цикады, а с неба падают звезды, его сын сидит в душной комнате, а не гуляет с какой-нибудь девчонкой по липовым аллеям? Год назад он, вместе с Сириусом, возвращался домой ближе к полуночи, получая очередной нагоняй от матери, только беспечно улыбался, по ночам в комнате сына что-то взрывалось, хлопало и сверкало, Джеймс не давал своей сове отдыха, постоянно отправляя кому-то письма. Но ни спрятанная под кроватью бутылка огневиски, ни пачка сигарет, случайно обнаруженная в куртке сына, ни плакаты, с изображением лохматых парней, одетых в черную кожу, не беспокоили Карлуса так, как эта задумчивость и странная, непривычная скрытность Джеймса. Попал в неприятную историю? Поругался с кем-то из друзей? Обеспокоен из-за плохих новостей, приходящих из каждого графства? – Все нормально, Джеймс? – не выдерживает мистер Поттер. – Нормально, – отмахивается сын. Джеймс встает, идет к лестнице и тут из журнала выпадает белый прямоугольник, прилетая мистеру Поттеру под ноги. Прежде чем Джеймс выхватывает фотографию из рук отца, мистер Поттер успевает разглядеть рыжеволосую девушку. Очень хочется облегченно рассмеяться. Джеймс пятится к двери и едва не роняет вазу с цветами. – Ну? И как ее зовут? Несколько секунд Джеймс молчит, вертит пуговицу на клетчатой рубашке, а потом тепло и, немного смущенно, улыбается. – Лили. Январь, 1978 Джеймс лежит в постели, подперев голову рукой, и смотрит на Лили. В углу комнаты тлеет огонек ночника, разливая по стенам и мебели нежно-оранжевый свет. Темно-рыжие волосы девушки разметались по подушке, ресницы чуть подрагивают, а щеки нежно розовеют. Джеймс осторожно отводит локон от лица, легко целует Лили в уголок губ, натягивает пижамные штаны и, уже привычным крадущимся шагом, покидает гостевую спальню. С особенной осторожностью нужно идти по коридору – мама имела привычку вставать по ночам и спускаться вниз, чтобы выпить молока. Слушать лекцию о том, откуда берутся дети, Джеймсу не хотелось, к тому же у мамы до ужаса пуританские взгляды, не стоит маму разочаровывать, пусть дальше считает его приличным мальчиком.

- Джеймс?

Мысленно выругавшись, Джеймс застывает на пороге, глубоко вдыхает и выдыхает, прежде чем обернуться на голос отца.

Что сейчас начнется….

Папа почему-то молчит. Наверное, подбирает такие слова, чтобы Джеймс сразу же устыдился содеянного… Или же копит воздух, чтобы начать кричать. На всякий случай Джеймс виновато опускает глаза.

Мистер Поттер жестом показывает на лестницу.

Понятно, собирается казнить его на кухне, чтобы не забрызгать кровью мамин ковер…

Но папа не спешит с нотациями. За каникулы им так и не удалось поговорить наедине. Папа рассказывает, что мама просила его молчать и ничего не сообщать ни Джеймсу, ни Сириусу, но война все ближе и она гораздо страшнее, чем пишут в газетах. В красках описывая боевые действия, отец, судя по всему, пытался его переубедить, отговорить от подачи документов в мракоборческий центр, пару раз упомянул о гонорарах квиддичных игроков… Джеймс благоразумно отмалчивается. Он, не без оснований, считал своего отца храбрецом и настоящим героем. И хотел быть похожим на него не только внешне. Нельзя позорно прятаться или колесить по стране метлой под мышкой, когда вокруг творится черт знает что!

Заметив знакомое упрямство на лице сына, Карлус меняет тему.

– Лили чудесная девочка. Очень отзывчивая, удивительно добрая, а главное, в ней есть стержень. Нежная и хрупкая с виду и такая сильная в душе. И ты ей очень дорог, это видно. Насколько все серьезно, Джеймс? – Я люблю её, – ответ был легким, но от этого не менее взрослым. – Тогда ты должен её беречь, – мистер Поттер смотрит Джеймсу в глаза. – Ты молодец, сынок, – с ноткой гордости говорит папа. – Будь счастлив. – Буду, – он вспоминает сияющие зеленые глаза. – Самым счастливым. Карлус усмехается: – И еще, Джеймс, ты, кажется, слишком буквально понял слова мамы о том, что мы хотим внуков. Это вовсе не значило… – Пааап… – стонет Джеймс.

Он бродил по пустому осиротевшему дому, стараясь до конца осознать случившееся. Меньше трех недель назад мама и папа сидели на этом диване, хохотали над словами Сириуса, звали Лили погостить на летних каникулах… В родительской спальне еще пахло мамиными духами, в шкафу висели ее мантии и платья, на прикроватной тумбочке лежала папина книга, раскрытая на середине и его именные часы. Комнатные цветы начали вянуть, и Джеймс, ни о чем не думая, наполнил кувшин водой и принялся поливать мамины фиалки. Как будто в этом теперь есть какой-то смысл. Как будто мама сможет обрадоваться тому, что распустился очередной бутон. Как будто ему просто снится бесконечный кошмар…

Черствое печенье в вазочке, пыль на подоконниках, припорошенная снегом садовая дорожка, которую некому подмести, и зеркала, затянутые белыми простынями.

Этот дом дышал светлыми воспоминаниями, скучал по папиному раскатистому хохоту и маминым шагам, без своих хозяев он вдруг стал холодным, унылым. Джеймс прежде даже не подозревал, какие огромные и пустые здесь комнаты, какие жесткие стулья, какие неудобные кровати…