Это было у моря (СИ)

Но на самом деле и Бриенне Тарт порой было хреново. Поэтому в тот день, когда ей позвонил Ланнистер с нелепым предложением поехать на «переговоры» в горы — а она до этого несколько часов провела в квартире своего друга, успокаивая его после разрыва с очередным любовником — друг был геем, а она, сама себе не отдавая отчета, была уже пятый год в него влюблена — Бриенна, даже не задумываясь, дала Ланнистеру положительный ответ. Надо выходить на новые горизонты.

Ланнистер, конечно, псих, и все его идеи — одна другой хуже — но Бриенне было интересно узнать, как он вообще мыслит, чтобы дойти до такого кошмарного абсурда. И все же ей казалось — у него есть потенциал. Если слегка освободить молодчику голову от клише и статусных заморочек — там могут открыться совершенно неожиданные находки. Стоило попробовать, по крайней мере. Можно подумать, ей есть что терять. Девственность, разве что. И то — время. Лучше уж с таким, как Ланнистер, чем с каким-нибудь мелким актерчиком-режиссерчиком, выползшим из мглы и надеющимся сорвать куш и жениться на богатой владелице крупной компании — даром что она страшна, как смертный грех.

В Ланнистере Бриенна не чувствовала вот этого подобострастия, прикрывающего презрение. Он был откровенен, даже хамоват — но не пытался ей льстить, сразу сказав, что она — истинное чудо природы, но от женщины в ней, конечно, мало, отметив, что это был комплимент. Бриенна была так обескуражена, что даже не нашлась, что сказать. По крайней мере — честно.

Сам он был верхом совершенства — как и его красавица сестра, которую Бриенна несколько раз встречала на светских раутах. Так что о привлекательности Джейме имел понятие не понаслышке — и, казалось, придавал этому малое значение. То ли пресытился (в столице ходили немыслимые слухи о его победах — половина из которых, конечно, была неправдой: Бриенна знала нескольких якобы жертв — и точно могла сказать, что молва не соответствует действительности — а вторая половина — да кто же ее знает?), то ли вообще действовал от противного, даром что красоты у него хватило бы с избытком на троих. Ланнистер по всему — и по известности — до этого он подвизался как неплохой актёр — и по внешности мог позволить себе что угодно и кого угодно — но почему-то Бриенне казалось, что все это его мало интересует. И это располагало. Он был нетипичным — этот отпрыск благородного семейства. Бриенна по работе сталкивалась с десятками таких, как он — и все они были другими. Джейме был уникален — и, похоже, догадывался об этом, что было самым печальным. Оттого и дичайшая самоуверенность, и нахрап, и даже какая-то тоска и скука во взгляде — от того, что уже привык, что ему все удается. Не поэтому ли он решил ее покорить?

Бриенна имела репутацию самого неподкупного и упертого продюсера в столице, никогда не меняющего свои решения. Вот тебе и повод помериться силами. Беда в том, что в поле она была воином — но когда оказалась в Ланнистеровской машине в футе от него, поняла, что пропала. Надо было ехать на своей тачке, надо было отказаться сразу, выпрыгнуть в сугроб — но не тащиться с этим обаятельным мерзавцем куда-то в немыслимый медвежий угол на сомнительные переговоры и еще более сомнительный отгул. Всю дорогу они немыслимо препирались до самого закрытого перевала, который Ланнистер ничтоже сумняшеся просто смел своей новой «проходилкой», а потом, когда после поворота Бриенна заметила, что он законченный псих, и она хочет ехать обратно — остановил машину и впился в нее таким поцелуем, что Бриенна сразу забыла и о возвращении, и о кино, и о том, что смазливые блондины с длинными волосами ей никогда не нравились. После чего они довольно мирно доехали до охотничьего дома, принадлежащего семье сестры Джейме — где их ждал сюрприз…

Что это были за звери, Бриенна понять не могла. Про Сансу Старк она слышала краем уха. На слуху была трагическая история ее семьи — от смерти отца в столице год назад до странного самоубийства матери не далее, как месяц назад, повлекшего за собой еще и автокатастрофу, в которой погиб старший наследник. Что-то говорили про пропажу девочки, еще более таинственные слухи ходили про ее связь с одним из самых отвратительных холостяков столицы — Петиром Бейлишем. То ли он ее совратил и увез, то ли вообще на ней женился, то ли она от него залетела, и теперь он ее скрывал — разное говорили. Бейлиша Бриенна, впрочем, видела несколько раз за этот период — процветающего, без какой бы то ни было жены или невесты, как всегда, полного сил и желания интриговать и еще более ехидного, чем обычно. Единственное, что бросалось в глаза — это их полный разлад с семейством Серсеи. Раньше все рауты, где появлялась мадам Баратеон, посещал и Мизинец, этаким “серым кардиналом”-приближенным двигаясь в ее тени, а теперь — напротив — где была она — не было его. Только на похоронах Роберта они оба присутствовали — ну, еще не хватало — вдова — понятно, а Бейлиш имел с Робертом прямые деловые контакты — тут уж не отвертишься.

Бриенна сопровождала туда отца — идти с любовницей он не захотел — в такие места приличные люди приходили лишь с женами или, на худой конец, с дочерями. Там Бриенна опять увидела Ланнистера — под руку с красавицей-сестрой — оба — как изумруды среди серых камней. Потом видела, как Джейме нес гроб — человек-энигма — с ничего не значащим выражением лица, поддерживающий один угол дорогущего черного с золотом саркофага. Серсея шла позади — глаза сухие, на лице — приличествующее для этого случая выражение скорби.

Что супруги друг друга ненавидели — об этом знал даже самый ленивый обитатель столичной богемы. Роберта вечно сопровождали какие-то скандалы, связанные с попойками, с девицами, с драками с кем ни попадя в местах, куда человеку его возраста и положения вообще не стоило соваться. Серсея меж тем благоденствовала в роскоши своих приемов и элитных мероприятий — опекала сына-певца, благотворительствовала, посещала, организовывала — делала то, чего от нее ожидал свет. Как и на приеме по случаю прощания с Баратеоном.

Обходя гостей, Серсея задержалась возле них — доброжелательно кивнув отцу, старому знакомому ее родителей. Проходя мимо Бриенны — а ростом Серсея доходила той едва до подбородка (Бриенна в который раз почувствовала себя здоровой неуклюжей кобылой) — остановилась, с интересом окинув ее взглядом с головы до пят и процедив: «Интересное решение — вы весьма оригинальны в выборе одежды». Бриенна, несмотря на небольшой скандал, что ей устроил отец, была, как обычно, в мужском одеянии — в черных брюках и застёгнутом под горло синем френче — более прилично было бы надеть черный же верх — все же похороны — но ничего такого не нашлось, И Бриенна, подумав, что для человека, которого она видела два раза в жизни, и черных брюк вполне хватит, решила не заморачиваться. Тем более, Роберт Баратеон явно не питал любви к условностям. Джейме в этот вечер она больше не видела, но лицо Серсеи — презрительно-насмешливое — преследовало ее долго, всю дорогу, пока она отвозила отца домой и ехала утешать своего приятеля, который вызвал ее, находясь в состоянии полной прострации. Поэтому, уложив спать несчастного кинутого друга и сев наконец-то спокойно на вылизанной до предела маленькой кухне с заслуженным стаканом виски, Бриенна была крайне удивлена, когда вдруг телефон запиликал, и она, даже не проверив, кто, собственно, так некстати ей звонит, подошла и услышала в трубке беспечный — слишком беспечный, чтобы быть искренним, голос Ланнистера. Он кратко сообщил ей, что едет в горы «потому что обрыдло все, прошу прощения за грубость» и предлагает ей поехать с ним — «для обсуждения дальнейшего возможного сотрудничества на благо обоих заинтересованных». Бриенна набрала было воздуха в лёгкие, чтобы выдать приличествующую вежливую фразу с отказом, как Джейме вдруг сказал со вздохом: «Ну поехали, а? Тошно до безобразия… похороны эти… Почтим память Баратеона, устроив оргию в его домике. Он был бы рад. Сам частенько делал такие вещи назло Серсее. Ну не оргию, ну не устроим — но никого другого я бы не хотел сейчас видеть. Или соглашайся, или поеду один — и если мне случится сверзиться с устатку с “серпантина” — можешь смело винить себя.» Бриенна, услыхав имя Серсеи — а ведь ее он не позвал — кратко сказала: «Ладно».