Это было у моря (СИ)

— Мы же не говорим про любовь и материнство. Мы говорим о «перепихнуться в чужом доме»….

— Ну, надо с чего-то начинать? А там, чем черт не шутит…

— Я тебе сказала — иди в пекло. И закрой машину, а то завтра ехать обратно — салон обмерзнет…

Бриенна взяла в руки свои две сумки — и на хрена она набрала столько барахла? Она было надеялась тут покататься на лыжах — оттуда и баулы с обмундированием. Джейме клялся, что в гараже должны быть горные лыжи племянника. Но по такому снегу только на палках и прыгать…

Из двери высунулся Клиган:

— Нашел бутылку какого-то виски. Неплохой, судя по запаху и этикетке…

— Роберт говна не держал. Говно он сразу выпивал… Идем пробовать!

Джейме подмигнул Бриенне и, выдернув из мундштука выкуренную сигариллу, выбросил ее в сугроб. Машину он так и не закрыл. Бриенна бросила сумки на землю, захлопнула золотистую высокую дверцу и, в душе проклиная Ланнистера за весь этот бред, подхватив баулы (уже все в снегу), двинулась к дому.

========== XIII ==========

Снился мне сон, что я был трезвый,

Ангелы пели в небесах.

А я проснулся в черном теле,

звезда застряла в волосах.

Говорила мне мать — летай пониже,

Говорила жена — уйдешь на дно…

А я живу в центре циклона,

И вверх, и вниз — мне все равно.

А люди работают за деньги,

Смотрят в окно на белый свет.

А в нашем полку — все камикадзе,

Кто все успел — того здесь нет.

Так скажем «Банзай», и Бог с ней, с твердью;

Все, что прошло — сдадим в утиль.

И здесь у нас в центре циклона,

Снежные львы и полный штиль.

Сегодня я опять счастливый,

А завтра я опять больной,

За что ж ты, мать — сыра природа,

Настоль безжалостна со мной?

Опомнись, мать — сыра природа,

Я все же сын тебе родной!

БГ. Центр Циклона

Санса уныло крутила в руке бокал с виски. Пить ей не хотелось — но и оставаться трезвой, пока все нажираются — тоже. Сандор мерил шагами пространство гостиной, время от времени кидая на нее тяжелый взгляд. Он уже весь в подозрениях. Хорошо, что тут гости эти подвалили — иначе не отвяжешься. Были бы они одни — тут же начались бы допросы, животрепещущие откровения, всякая взаимная душевная порнография. К этому она не была готова. Ну совсем. Хотелось залечь в нору и там хорошенько все обдумать. Но от бузы вокруг Санса все время сбивалась с настроя, словно распылялась по пустякам — и та тонкая нить самосознания, что связывала ее с происходящими далеко и близко событиями, продолжала ускользать, рваться — и приходилось бесконечно напрягаться, чтобы опять связать все воедино. Как досадно, как смутно. Санса глотнула из бокала — виски обжег ей пищевод, мягко взорвался в желудке — голову тут же потянуло вниз, словно она превратилась в мрамор. Она — мраморная статуя, что хочет стоять, запорошенная снегом, в парке, куда никогда никто не приходит. Ей не хочется, чтобы с нее сдували снег, чтобы ее грели, чтобы на нее любовались. Сейчас ей хотелось только чтобы снег скрыл ее формы от мира, превратил ее в бесформенный сгусток зимы, вписывающийся в пейзаж. Так будет спокойнее. Так не будет больно. На синяк кладут лед. А что кладут на душу, что постоянно кровоточит? Возможно, ей вообще стоило превратиться в лед. Но как?

Входная дверь хлопнула, и в дом ворвался пахнущий морозом и табаком Ланнистер. Он бросил свои сумки у порога и, снимая на ходу свой до безобразия выпендрежный белый кожаный плащ, стремительно прошел к одиноко стоящей на кухонном столике бутылке виски.

— А лимона нет, Пес?

— Ты шизнулся, Ланнистер? Зима же! Какие, в пекло, лимоны? Ежели тебе угодно — вперёд, через снегопад — езжай в город по тьме и купи себе свой лимон. Когда сорвешься в пропасть — будешь знать точно, что погиб ради любви к эстетству. Надо тебе виски разбавить — поди, сорви сосульку во дворе. Экологически чистый продукт…

— И то идея. Но это не эстетство — просто привычка. Как кофе с молоком.

— А я не пью кофе с молоком. Я же не младенец. Если мне нужен кофе — причем этот продукт жизнедеятельности копытных? Я бы и без сахара пил — но горьковато…

— Ох и скучно же ты живешь, Клиган! А как же разнообразие?

— Ты зато весело. И причем тут разнообразие? Ты же сам сказал — привычка. Вот если бы ты, к примеру, вместо лимона положил в виски арбуз — то было бы разнообразие. А так — позерство одно. Не хочешь пить — не пей. А где твоя дама?

По твоей просьбе я ей налил первой — а то тут такие скорости развиваются, что может и не хватить…

— Дама вознамерилась все свои сумки принести за один раз. Да вот она.

Бриенна как раз вошла, впустив в дом облако снежной пыли. За дверью опять поднялся нехилый ветер. Она тотчас же споткнулась о сумки, что Джейме бросил у двери, и бросила на Ланнистера свирепый взгляд:

— Ты бы убрал барахло, а?

— А я еще не знаю диспозицию расположения на ночь. Охота была по сто раз потом их переносить. Потом, как решим кто, где и с кем спит, тогда и уберу…

Оба мужчины переглянулись, заметив, как совершенно в унисон находящиеся в комнате женщины вспыхнули.

Джейме ухмыльнулся.

— Я не понял, по-моему, еще не настала пора для рождественских огней. Или вы тренируетесь? К чему тут краснеть — я ведь не делал никаких намеков, ни грязных, ни даже чистых? Воистину, все слышат только то, что хотят услышать. В меру своей испорченности, так сказать. Ну вас. Ничего виски, кстати. Клиган, у тебя хороший вкус.

— Не у меня, а у Роберта.

— Но из Робертовых-то запасов ты выбирал! Этот не стыдно и дамам налить. А, дамы? Бриенна, брось ты эти баулы — они не убегут — иди сюда, выпьем за упокой милейшего Баратеона — коли уж он сам не смог распить сей чудесный напиток. У Сансы налито? Прекрасно. Если потом на нас наедет полиция за то, что мы спаиваем малолетних — я ничего не видел…

Джейме плеснул себе вторую порцию в квадратный бокал:

— Итак, что я вам хочу сказать, судари мои — и леди, естественно — Баратеон прожил идиотскую короткую жизнь! Ему не повезло жениться на моей сестре — хотя она прекрасна и мудра — ну уже если не везет, то по-крупному — еще и сынок прибавился до кучи! Но в чем-то везло и ему. У него, помимо Джоффри, были еще два отпрыска — чудные малютки, любящие его до трясучки — уже не знаю, за что. У него был кабинет, в котором он свинячил и пил, портя книги моего отца —хотя до них после отца никому — ну, может, кроме Тириона, но он, как всегда, не в счет, ибо ходит пешком под стол — дела нет. Мог бы пить и в подворотне — это изменило бы лишь коленкор — но нет, он спивался с комфортом. И главное — ему повезло со смертью! Лучше, конечно, на коне, круша врагов — ну, или перед кабаком, наткнувшись на шальной нож. Но и так неплохо. Мгновенно, чисто, быстро. Так поднимем бокалы за Роберта из семьи Баратеонов — который умер в объятьях того, что он любил больше всего на свете — в чаду алкоголя — в процессе главного своего сражения с самым ненавистным врагом — своей собственной женой! Он честно заслужил свое место в преисподней — надеюсь, это не тот этаж, где мучают воздержанием. Иначе он может взбунтоваться, ожить и опять начнет делать самолетики из страниц старинных фолиантов, чем несказанно опечалит Тириона, что положил на его кабинет глаз, и что уж точно — повергнет мою сестрицу в непосильную для ее прекрасных плеч печаль. Да будет ему комфортно и привольно там, где он теперь — и упокоится он с миром!