Это было у моря (СИ)

— Пташка! Поди сюда на минутку. Тут один вопрос возник.

— Опять про Бейлиша? Не хочу об этом говорить.

— Может, и так. Подойди, пожалуйста.

Она высунула голову из ванной. Сандор осторожно взял кольцо двумя пальцами. Судя по виду, дорогая безделушка.

— Откуда у тебя вот это, можешь объяснить?

— Ты шаришь по моим вещам?

— Я не шарю по твоим вещам. Я всего лишь поднял твои штаны, что валялись на полу, а из них выпало это. Пожалуйста, скажи, откуда ты взяла сегодня такую занятную вещицу? Утреннее свидание с поклонником? Или с кем-то еще?

— Я взяла ее из рюкзака. Это подарок Джоффри. На день рожденья. Я видела по дороге ювелирку, хотела сходить и продать. Мне не нужны его подарки. Но там было закрыто… Я не понимаю, в чем ты меня подозреваешь? Что я украла его? Я не страдаю клептоманией, и мне не нужны побрякушки. Я подумала, что деньги нам скорее пригодятся… А ты нападаешь на меня с какими-то нелепыми обвинениями…

— Прости. Мне просто показалось странным его присутствие в твоём кармане. У Джоффри — вернее, у Серсеи — хороший вкус. Хотя в здешней ювелирке его вряд ли оценят. Прибереги его до крупного города. Там продашь и сможешь купить себе новый телефон. Позвонишь, скажешь Серсее спасибо за подарок. И за ключ от домика.

— Ну уж нет. Кстати, я, кажется, додумалась, как найти телефон Арьи. Ты сказал, в домике есть интернет?

— Да.

— Ну, тогда проблем быть не должно. Оттуда и позвоню.

— Прекрасно.

— Я пошла платить за номер. Дашь мне денег?

— Отличный вопрос. Если только ты не пойдешь покупать новую краску для волос. Я как-то устал от превращений.

— Зачем это? Потом, тут нет парикмахерской.

— Это обнадеживает.

Он протянул ей свой конверт с деньгами. Пташка, не глядя, сунула его в карман и вышла в ту дверь, что вела в холл.

Сандор положил блестящее колечко обратно в коробку, закрыл ее. Она реагировала так спокойно, что трудно было заподозрить ее во вранье. Беда была в одном — Сандор знал, что именно Серсея собиралась дарить Пташке на день рожденья. Он сам видел пресловутый фамильный медальон, который Серсея потащилась упаковывать в город. Сам возил ее туда. Или Джоффри решил выпендриться и приготовил свой собственный сюрприз, втайне от матери, или же Пташка сейчас ему солгала, причем хладнокровно и, главное, с непонятными мотивами. Он еще раз открыл коробку, посмотрел на кольцо. На задней его части была гравировка, что-то на какой-то тарабарщине. Латынь? Сандор не замечал в Джоффри любви к античности. Но зато знал другого товарища, что этим грешил. Он бросил мерзкую вещицу обратно в коробочку, запихнул ее подальше в сумку, словно это помогло ему выкинуть все это из головы.

Он дособрал остальные шмотки, проверил ванную. Кажется, Пташка забрала все свои листочки. Вон как аккуратно сложила их все. Его портрет лежал сверху. Сандору вдруг стало тошно. Что за игру она ведет? Почему вокруг одни лжецы? И она тоже… Такая искренняя, такая чистая в своей наивности… Какой он все же идиот…

Пташка — или Алейна? — вошла в комнату. Тихо прикрыла за собой дверь.

— Все, готово. Возьми свой конверт. Ты уже все собрал? Тогда можем ехать. Только в сортир забегу.

— Хорошо. Никаких проблем?

— Нет, никаких. А сколько ехать в этот домик?

— За пару суток доберемся.

— Тогда нам придется еще раз остановится где-то. Опять на день — или на ночь?

— Какая разница? Решим по пути.

— Мне, честно говоря, больше нравится традиционное время для сна. И вообще.

Правда, днем спать приятнее — особенно вместе. Все видно.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь. Остановимся, когда остановимся. Сейчас тебе обязательно это надо знать? У тебя какие-то планы?

— Какие планы? Что ты злишься? Я просто спросила. Чтобы знать, хоть примерно. Ну и вообще.

— Я не злюсь.

— Ладно. Поехали, а то уже совсем стемнело. Надо торопиться.

Он взял сумку, вышел первым, не оглядываясь. Пташка медлила внутри. Опять ритуалы прощания. Как же ему все это надоело. Он раздраженно закурил. Хотелось надраться. Вусмерть. Ну ничего, вот доберутся до домика, там он сможет догнаться. Забыть про колечко. И про вранье. Возможное вранье. Сандор совсем запамятовал о том, что сам решил ей лгать напропалую по поводу их будущего. Теперь его волновало только то, что Пташка вела с ним двойную игру — его злило то, что это было до усрачки больно и обидно. Но выпытывать правду у нее ему не хотелось. Это было ниже даже его песьего достоинства. Сама решила врать. Посмотрим, к чему это приведет. Он зло затушил окурок в горшке с хризантемами, побрел к машине. Сел, завел двигатель. Им надо было заправиться, Машина почти на нуле. Пташка наверняка побоялась останавливаться с ним, больным. Да и наверняка она не умеет заправлять машину. Надо бы ее научить…

Как же может быть такое — ее жертвенность, все ее трогательные жесты — и потом — ушатом холодной воды — эта ложь? Все бабы такие — взять хоть Серсею. Чем, собственно, Пташка лучше? Да ничем. Привыкла изворачиваться, вешать родным лапшу на уши. Так же, как делал Джоффри с матерью. А у Пташки теперь нет матери — только он. Вот ему и врет. Надо побыстрее сплавить ее к тетке. Пусть ищет свой номер, звонит сестре, и он ее доставит, куда следует. Когда они в следующий раз остановятся, он позвонит Роберту. Сандор уже раздумывал о том, как сказать об этом своем решении Пташке, но, ввиду последних событий, ничего он ей говорить не обязан. Пусть хранит свои секреты. А у него будут свои. Он глянул в окно. Вот она. Красивая до тошноты, до боли в висках. И походка стала как у женщины — довольной собой. Удовлетворённой. Еще бы. И повадка, увы, тоже. Его имеет, ему же и врет…

Она села в машину. Улыбнулась ему.

— Поехали?

— Да, едем.

Он тронул машину. Их путешествие продолжалось…

Конец шестой части

========== Часть седьмая - I ==========

Берег моря был недалеко, —

День пути, мгновение в веках.

На душе беззвучно, нелегко,

Ни во что не верится пока.

Ни во что не верится уже,

И рассудок слепнет средь химер.

Не в твоем ли смутном мираже

Я бреду в переплетенье вер?

Не в твоей ли тягостной тиши

Мне неметь, чураясь темноты?

Сжалься, путь мой нынче заверши,

Отреши от мира суеты.

Отреши от мытарства веков,

Завяжи глаза покровом дня

И путем усталых берегов

Доведи до пропасти меня.

Благодатью снизойди ко мне

И в полет бросок мой обрати

Дай забыть о кровожадном дне,