Это было у моря (СИ)

— Но я же не знала… Мне казалось, я тебя раздражаю…

— Ты, ты меня раздражаешь? Меня бесит собственное бессилие — то, что я не могу ничем помочь тебе, только веду эту ржавую колымагу — а нам на пятки наступают эти уроды.

— Ну, а что ты мог еще сделать? Убить их всех?

— Ну, для начала.

— Этого я и боялась. Поэтому и молчала. Мало тебе досталось у моря, а я еще и в эту трясину тебя толкаю…

— Никуда ты меня не толкаешь. Свой выбор я сделал сам. И не смог, как выясняется, даже выполнить свой долг — защитить любимую женщину от чудовищ. Пока я занимался идиотскими самотерзаниями, он вон как близко к тебе подобрался, этот твой гад.

— Он не мой. И потом, это же Мизинец… Ты же знаешь, какой он.

— Знаю. Что было дальше? Вчера?

— Я пошла завтракать, а он ко мне подсел. Наговорил кучу пакостей, грозился, уламывал, шантажировал. Тобой, по большей части. Газету мне принес — там была статья про помолвку Джоффри. И про море — про расследование.

— Видел я эту газету. Читал даже. Случайно попалась в забегаловке, где я ел…

— Ну вот. Тогда ты половину и так знаешь. Потом дал мне это треклятое кольцо. Сказал, что у меня срока месяц, чтобы добровольно прийти к нему: тогда тебя не посадят. Обещал помощь, что-то вроде переправить тебя за границу.

— Лучше сдохнуть в тюрьме, чем пользоваться услугами Мизинца. Ты ему, надеюсь, ничего не обещала?

— Нет, я вообще только молчала. Потом он уехал. А я пошла к тебе…

— И решила в который раз меня поберечь, укрыть от правды?

— Да.

— Пташка, я же не старик на смертном одре. Меня не надо беречь. Правда в этой ситуации куда важнее моего душевного состояния. Она критична для нас обоих. Иначе ты видишь, что получается…

— Вижу. Но не могу ничего с собой поделать. Пока я дышу — я буду стараться.

— Стараться что?

— Беречь тебя. Кто-то ведь должен…

— Почему это всегда ты?

— Потому что я люблю тебя, как ты не понимаешь? И больше всего я ненавижу Бейлиша даже не за то, что он на мне женился обманом, а за то, что держит на крючке тебя… Ты бы слышал, как он издевался насчет того, как тебя посадят на пожизненное, а я буду ходить на свидания через решетку…

— Мерзкая тварь. А у тебя осталась та запись в телефоне?

— Конечно.

— Ну, тогда мы еще повоюем.

— Но он знает, что я его записала…

Сандор встал. Подошел к окну, глянул — снег вроде прекратился. Ничего подозрительного. На вид.

— Ну и хрен с ним. Пусть знает. Будет впредь поосторожнее. Интересно, как он следит за нами? Надо полагать камеры наблюдения…

— Что?

— Камеры наблюдения, которые там и тут натыканы в этой чудесной стране. Теперь даже не надо вытаскивать кассеты — все идет дистанционно, куда потребуется…

— А как он добрался до записей?

— Григор. Ты же знаешь, что он его взял в союзники. А у того наверняка ко всем этим штучками есть прямой доступ…

— Боги, ну как мы выдержим против такой ненависти и изощренности?

— А ты не сдавайся раньше времени. Надо делать отсюда ноги — да побыстрее. И все же добраться до дома Серсеи. Там камер не будет…

— Тогда поехали скорее. Снег, правда…

Пташка слезла с кресла, завернувшись в одеяло, подошла к окну, встала рядом с ним. Его маленький храбрый воин… Одна — против всего мира… Это было невыносимо нечестно…

— Обещай, что не будешь ничего от меня скрывать, ладно? Этого я просто не выдерживаю… Что угодно — но не это…

— Я обещаю. А ты…

— Что?

— Можешь меня обнять? Если тебе не неприятно…

К Иным это одеяло — оно само сползло. Она была теплая, как из кровати… Боги, как он по ней изголодался за эти сутки… И как только человеку в голову приходит так над собой измываться… И над ней тоже… И как в первый тот раз, возле балкона — горечь и сладость — отчаянное, затопляющее все его сущность непотребное счастье — она вся его: сейчас — да. И опять Сандор в который раз за этот день вдруг почувствовал — конец близок, и недолго им еще осталось наслаждаться объятьями — поэтому они каждый раз были как в первый раз — и как в последний… От этого ощущения ее губы были только более желанны, и еще труднее было от нее оторваться… Но время было тут — за окном — молчало им в лица белизной первого снега, стекало по запотевшему стеклу слезами их дыханья…

— Все, пора. Иди к себе, соберись. Выезжаем, пока не начало опять заметать. Не дай боги, дороги на перевал закроют…

— Прости, я опять тебя задерживаю.

— Прекрати извиняться, Пташка. За любовь не просят прощения…

— Тебе одно горе от этой моей любви.

— Не одно горе. Еще и немыслимое счастье. С высоты больно падать. Но когда попадешь туда — понимаешь, что оно того стоит. Даже если знаешь, что через секунду сорвешься… Я люблю тебя, Пташка… С тобой я готов лететь куда угодно — и падать в любую бездну….

— Давай лучше все же не будем падать… Ну, хоть постараемся…

— Давай. Иди уже, а то я не выдержу… Я так по тебе соскучился… Доедем до места — можно будет слегка расслабиться…

— Я тоже соскучилась — страшно. Словно вечность прошла. Поедем скорее. Уже ухожу…

— Куда ты пошла? Иди через холл…

— Нет, у меня там ключ в двери…

Она выскользнула наружу и побежала, пятная следами проклятущую простыню снега, что опять начал падать, ложась звездочками на черные Пташкины волосы… Сандор смотрел ей вслед — полный нехороших предчувствий и бесправных ожиданий на скорое их воссоединение. Пусть краткое, но бесценное…

========== III ==========

I’m looking through a crack of the window while you drive

Trying to decide

If the world looks different through the glass of your wagon

In the night, bouncing off the lights

These Are The Thoughts I have when I’m happy

This is where I go

I’m with you, so I don’t have to worry

I’m already home

I’m listening to the sound of the gravel while you walk

Trying not to talk

Feeling no less freedom than the breeze that rustles through your hair

Bouncing off the air

These Are the Thoughts I have when I’m happy