It Sleeps More Than Often (СИ)

Оказывается, сестра по делу. Да и как иначе? Разве мог он ожидать иного? Она хотела заехать: епископ готовится к публичным слушаниям и велел ей сообщить обоим настоятелям об их предстоящем выступлении. О слушаниях, назревающем скандале с мусульманами и далеко идущих планах епископа Шнайдер слышит впервые. С досадой он сообщает сестре, что в связи с постигшим отца Пауля несчастьем, он сам временно не находится в Рюккерсдорфе, и предлагает ей приехать в Нойхаус, чтобы увидеться с ними обоими.

— А знаете что, — отвечает Катарина внезапно повеселевшим голосом, — давайте отложим мой визит на денёк-другой. Всё же путь не близкий, да и погода…

Шнайдер вынужден согласиться — сам он планирует вернуться домой завтра к вечеру, если найдёт попутку. Попрощавшись с сестрой, он возвращается в дом — слишком уж темно, мокро и холодно стало на дворе, почти как у него на сердце после звонка Катарины.

***

Сестра откладывает телефон в сторону. Значит, отец Кристоф в отлучке? Это шанс! Нужно вернуться в Рюккерсдорф за доказательствами! Она даёт себе ночь на размышления и подготовку плана и завтра же тронется в путь. На этот раз одна, и на этот раз она даже предупредит о пути своего следования Лоренца — чтобы не дёргался. О том, что отец настоятель в селении пока отсутствует, ему знать необязательно. Сидя в своей келье в ожидании вечерней молитвы и ужина, она пытается припомнить всё, о чём ещё вчера беседовала с профессором Гессле. Она рассказала ему про труп! Труп — главное доказательство! Труп — это по крайней мере шанс привлечь к общине внимание правоохранителей. Шанс вытащить отца Кристофа из этой дыры или хотя бы предупредить его об опасности, а заодно дать органам опеки повод поставить под сомнение, что подобное место подходит для жизни несчастному сироте. Чуть отойдя от разволновавшей её перспективы скорого возвращение в проклятую деревню, сестра отыскивает в своих записях адрес той мастерской, что упоминала Штеффи. Пусть ей пока и удалось одурачить одержимого контролем епископа, но от маячков всё же надо избавиться…

Комментарий к 13. Буря. Начало

* Целибат - это добровольный отказ от вступления в брак. К нему не принуждают, его принимают по собственной воле. Но целибат - обязательное условие для того, чтобы стать католическим священником. Суть в том, что Католическая церковь рукополагает во священники мужчин, избравших жизнь в безбрачии и обязующихся никогда не жениться уже после принятия священного сана. До принятия сана, в том числе во время учёбы в семинарии, будущие пасторы от обета свободны. Нарушение обета сурово карается: при попытке заключения брака на действующего священника налагается “суспенсия” - запрет дальнейшего служения. Мужчина может сам выйти из сана, но если потом он захочет обвенчаться со своей супругой в Католической церкви, то для этого нужно освобождение (диспенсация) от целибата, предоставление которой остается исключительной прерогативой папы Римского (почти дохлый номер). Bыход из сана не означает автоматического прекращения действия обета. Во всех догмах, касающихся обета безбрачия, фигурирует термин “брак” как состояние, противоположное целибату, так как любые отношения вне брака неприемлемы по умолчанию.

****** На главу было запланировано куда больше событий, и данный объём едва ли вместил в себя половину, так что “Буря” растягивается…

*** !!! ШНАЯ С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ !!! ***

========== 14. Буря в разгаре ==========

Перспектива дальнего путешествия за рулём, несмотря на непогоду, сестру Катарину не пугает.

Она уже успела днём ранее съездить в Мюнхен, и на этот раз даже не на кафедру, а прямо к профессору домой! Передвигающийся с опорой на старинную трость седовласый старец не решился покидать своего жилища в разгар бури и был так любезен, что пригласил приглянувшуюся ему шуструю и любознательную монахиню к себе. Сестра ехала по записанному адресу не без постыдных щекотливых опасений — в последнее время дома уважаемых людей встречают её не очень ласково. Она зря боялась: профессор живёт не один, а в окружении огромного семейства. По пути в рабочий кабинет герра Гессле ей встретились люди всех возрастов, от старушки — ровесницы профессора, до молоденькой женщины с младенцем на руках — наверняка, дочери, невестки или даже внучки, недавно ставшей матерью. Сестра уже и забыла, что такое бывает. Что бывают семьи, несколько поколений которых объединяет общая крыша огромного хлебосольного дома, где никогда не бывает тихо — ворчание стариков и детский смех ни на минуту не позволяют дому молчать. Дом говорит со своими обитателями, говорил он и с гостьей, сперва обласкивая забытой, а может и неизвестной атмосферой преемственности и уюта, а после тыча в лицо ею же: мол вот, смотри, монахиня, у тебя никогда такого не будет. Не будет ни мужа, ни детей, не будет способных поддержать в трудную минуту родителей, как и не было никогда, даже дома не будет. Твой удел — казённые стены и сёстры по несчастью. Невесты Христовы, давшие обет верности лишь Господу своему, и потому недоумевающие, почему Господь в награду за верность хотя бы чудом своим не лишит их ежемесячного проклятья?

Такие дома прежде Катарина видела лишь в фильмах, и в не самых дурных фильмах! Огромный особняк внутри казался ещё величественнее, чем снаружи. Стены его изнутри украшало невероятное множество семейных портретов — начиная от писаных маслом изображений давно почивших предков, позирующих художникам в полный рост в праздничных камзолах и пышных платьях, заканчивая современными фотоинсталляциями ныне живущих представителей именитого семейства. Услужливая женщина средних лет проводила сестру в кабинет, где радушный старик уже ожидал её за своим рабочим столом, и вскоре перед ними появился поднос с ароматным кофе и целой коллекцией свежайшей домашней выпечки. Растерявшись от такого великолепия, Катарина, скрывая неловкость, разглядывала комнату: книжные полки, возвышающиеся от пола до потолка, дубовая мебель, географические карты и даже огромный напольный глобус — да в таком помещении только кино снимать! Как знать, может они и снимают… Из раздумий её вырвал скрипучий голос профессора, предложивший ей сесть. Она рассказала ему о своей вылазке в Рюккерсдорф, о том, как наблюдала некое подобие факельного шествия в Вальпургиеву ночь прямо возле церкви. Долго не решаясь, она всё же не устояла и поведала старику о трупе Майера в подвале. Тот, казалось, её рассказу не удивился, но испугался. И предложил единственное кажущееся возможным решение: вызвать на место полицию, хоть анонимным звонком, хоть как — лишь бы внезапно. Пусть власти сами обнаружат тело, руководствуясь наводкой монахини. Только труп способен сдвинуть дело с мёртвой точки, растормошить гнездо сектантов, привлечь внимание к происходящему там. Напоследок, выговорившись и ощутив облегчение — почти забытое чувство, насладившись угощением и приятной компанией, Катарина обратилась к официальной цели своего визита. Как она и ожидала, старик не был в восторге от затеи епископа. Сама мысль зачем-то разжигать вражду с религиозными меньшинствами казалась ему глупой, а уж марать собственное имя, публично принимая одну из сторон в общественных слушаниях накануне парламентского рассмотрения, он и вовсе не желал. Он отказался, и, готовая расплакаться, Катарина собралась уже попрощаться. Старик прожил долгую жизнь, он видел тысячи людей и тысячи историй, что стояли за ними. На лице молодой монахини он увидел разочарование и… страх. “Скажите, у Вас ведь будут неприятности из-за моего отказа?”, — почти бестактно поинтересовался он, и лишь мягкие интонации выдали в прозвучавшем вопросе скорее сопереживание, чем желание подначить. Сестра ничего не отвечала, но того и не требовалось — в качестве жеста дружеской поддержки профессор изменил своё решение. Он примет участие в слушаниях, поведает почтенной публике о давних традициях троичных гуляний, которые ведут своё начало из времён, когда на баварскую землю ещё не ступала нога магометянина. Катарина готова была броситься ему на шею, ведь он, сам того не ведая, спас её от гнева Лоренца. Но профессор попросил её не обольщаться и предостерёг. “Сосредоточьтесь на трупе, дорогая. Это сейчас куда важнее и куда опаснее”, — подытожил он под занавес их тёплой встречи.