It Sleeps More Than Often (СИ)

Сразу после школы Паулина вышла замуж за подающего надежды молодого футболиста. Небесталанного футболиста, раз уж его карьера вскоре позволила им вместе с тремя нарожденными детьми жить в трёхэтажном особняке, иметь три машины на семью и ездить в экзотические путешествия по три раза в год. Бог любит Троицу — прошло немало лет, прежде чем готовящегося к завершению карьеры футболиста обвинили в растратах со счетов клуба и упекли в тюрьму с полной конфискацией имущества. Большой был скандал, поговаривали, несчастная Паулина осталась с детьми на улице. Униженная, без средств к существованию. “Не повезло”, — сказал тогда Лоренц, ещё не епископ, но уже не самый последний человек в епископате, распивая виски в бильярдной комнате своего старого друга-прокурора. С прокурором, как и с мэром, как и с прочими представительными чинами, епископ водил нужную дружбу издавна. Нужная дружба с нужными людьми — что может быть полезнее? После выпускного Паулина бросилась в койку к футболисту, а Кристиан подал документы в семинарию. Ну не годится он в альфа-самцы, что ж: он пойдёт другим путём.

Впервые надев сутану, Лоренц понял: теперь уже никто не посмеет над ним посмеяться. Над священниками не принято смеяться. Впервые надев сутану, Лоренц сделал первый шаг на пути к власти.

Костлявая рука, уверенно зажимая дорогую перьевую ручку, карябает по блокнотному листу, вырисовывая изящную розочку. Точно! Надо будет подарить Катарине цветы…

***

Катарина уже битый час сидит в церкви, на крайней к распахнутым дверям скамье: через широкий зазор она наблюдает происходящее на улице. Эксперты наконец приехали: поместив тело под навес, специалисты осматривают его, делают фото и записи для отчётов, патрульный тщетно пытается разогнать толпу местных жителей, препятствующих свободному движению работников экспертной службы. Сестра не знает, что будет дальше. “Аргумента” больше нет, а местные мракобесы ясно дали понять, что они в курсе, что она в курсе. Она знает, на что они способны — самое время, испугавшись за собственную жизнь, сесть за руль и ехать отсюда, забыв дорогу до Рюккерсдорфа навсегда. Куда угодно — да хоть бы к Лоренцу под крылышко. Её никто не защитит, и она бы пожалела себя, если бы не мысли об отце Кристофе. Как заставить бежать его? Как убедить держаться от этой проклятой деревни подальше? Заведи она свою песню — он и слушать не станет: его вера в это место слепа. Может, поговорить с Ландерсом? Тот на дух её не переносит, но всё же он более благоразумен… Однако без доказательств рассчитывать на его поддержку не стоит. Почти стемнело: эксперты, наконец закончив с первичным этапом своих работ, грузят тело на носилки и уже готовятся застегнуть чёрный мешок из плотного пластика. Старенький фольксваген тормозит у церковных дверей так не вовремя — кто-то позвонил Шнайдеру, или он сам приехал в столь неподходящий момент? Отец Кристоф, облачённый в светское, почти в домашнее, выскакивает из машины и бежит к офицеру. “Что здесь происходит?”, — доносятся до сестры обрывки его сумбурных речей. Всё последующее происходит, как в мрачном кино: Кристоф бросается к носилкам, подоспевший Ландерс и двое экспертов пытаются не допустить его до тела, но он отталкивает их и падает на колени перед уродливым трупом. Падает прямо в грязь, разнося крупные брызги на полтора метра вокруг, не беспокоясь ни об окружающих, ни о собственной чистоте. Катарина просто не может на это смотреть: она направляется в глубь молельного зала, к алтарю. Самое время помолиться, но слова не идут, и она, тихо опустившись перед большим деревянным распятием, сидит молча, сложив ладони в замок. Всё пошло не так, а самое страшное — впереди неизвестность.

— Сестра? Мне сказали, что Вы здесь…

Катарина вырывается из дрёмы и поглядывает на часы: оказывается, она уснула прямо тут, на полу, и проспала целых полтора часа. Шнайдер возвышается над ней, уже в чистом и сухом, и даже почти спокойный. Ему явно неуютно наблюдать заспанную монахиню, прикорнувшую на полу и теперь неуклюже пытающуюся подняться на ноги, путаясь в длинных полах рясы, края которой уродливо обрамляют засохшие капли грязи. Кажется, подать ей руку, помочь подняться, даже не приходит ему в голову. На самом деле, он только об этом и думает, но не решается. Нельзя касаться монахини — это может быть неверно истолковано. Наконец, опершись об алтарь, Катарина поднимается и жестом приглашает Шнайдера присесть на ближайшую скамью.

— Мне очень жаль, отец Кристоф. Такое несчастье… — она старается обходиться нейтральными фразами, чтобы никак не выдать свою посвящённость в истинную суть произошедшего.

— Отец Клаус был моим наставником… Я попал под его профессиональную опеку сразу после семинарии, и если бы ни его добрые напутствия, я бы никогда не вырос как пастырь… Я надеялся, что он действительно бежал. По каким-то личным причинам — грязным толкам клеветников я никогда не верил… Такая жуткая смерть. Кажется, он утонул, как же так вышло, что мы не нашли тело…

— Вы ведь и не искали тело, — пытается утешить Шнайдера сестра. — Вы искали отца Клауса. Все думали, что он где-то прячется, но ведь никто не ожидал, что он мёртв.

— Вы правы, сестра. Жестокая судьба. Бедные прихожане. Я даже представить себе не могу, как помочь им пережить утрату. Теперь на мне двойная ответственность — моя задача не просто заменить старого настоятеля, но и не опозорить его памяти. Ведь это он обучил меня пасторскому делу…

Катарина чувствует, что Шнайдер начинает заговариваться, гоняя по кругу по сути ничего не значащие фразы. Он хотел бы сказать что-то настоящее, что-то выковырнутое из-под сердца и облачённое в слова. Но кто она ему, чтобы он открылся перед ней? И всё же его боль сочится через кожу невидимым эфиром. Как помочь несчастному отцу Кристофу?

Она ещё даже не поняла, как рискует. Он мог бы оттолкнуть её, уйти — кто знает — но он спокойно принимает её объятия и даже отвечает на них. Они сидят рядышком на скамье, повернувшись вполоборота лицами друг к другу. Их плечи поверхностно соприкасаются. Тонкие руки Катарины обвивают крепкие плечи отца Кристофа, а его руки несмело смыкаются на её пояснице. Своей грудью он чувствует её грудь — ощущение, которого не было никогда прежде: её грудь такая мягкая и так волнующе вздымается, грудная клетка такая хрупкая, и каждое рёбрышко прощупывается даже сквозь несколько слоёв одежды. Фата скрывает её волосы, и ему ничего не остаётся, как вдыхать запах отсыревшей шерстяной материи, она же морщит нос — одна из кудрявых прядей щекочет её щёку, и от густых волос отца Кристофа пахнет шампунем — наверное, прежде чем придти в церковь, он принял душ. Отец Кристоф чувствует неладное, голос разума шепчет: “Беги!”, но тело не желает слушаться. Кристоф крепче сжимает свои бёдра вместе и несмело проводит кончиком пальца вдоль маленьких выпирающих позвонков на спине монахини. Взгляды обоих обращены куда угодно, но только не друг на друга. И не к двери, со стороны которой веет сырым вечерним холодом. Пока они прислушиваются к непривычным ощущениям, отдаваясь новым чувствам, опасаясь нарушить гармонию, им невдомёк, что в церкви они уже не одни.

Пауль, ставший свидетелем телефонного звонка фрау Мюллер, которая и сообщила Кристофу о произошедшем, приехал в Рюккерсдорф вместе с другом. Как отпустить его одного? Как оставить его одного? Он знает Кристофа — в одиночку тот не справится. Пауль снова рядом, как и тысячу раз до этого — он рядом, чтобы помочь. В поисках улизнувшего из дома без предупреждения друга он добрёл до церкви и застыл в дверях. Он думал, что знает, что такое ненависть, но сейчас сам себе готов признаться, что не знал. Ненависть — это то что заставляет слезам скапливаться на воспалённых глазах, то, что заставляет губы дрожать, а руки трястись. То, что колючей проволокой сковывает лёгкие, не позволяя сделать вдох. Если бы у него при себе был нож — он бы убил. Но у него с собою только мобильник — прицелившись сквозь влажную пелену, застилающую горящие глаза, он делает снимок. Вышло так себе: полумрак молельного зала, двое сидят вдали, меж скамей, но всё же главное угадывается безошибочно — отец Кристоф, сестра Катарина и их тёплые объятия. Будь проклята, сучка: налюбовавшись на плоды своего фотомастерства, Пауль жмёт “послать” и выбирает в списке контактов тот, которым ему ещё ни разу не доводилось пользоваться.