Окутанная тьмой (СИ)

2. Это предпоследняя глава этой работы, следующая станет завершающей. И я надеюсь, она никого не разочарует.

3. Что-то мне в голову взбрело поменять название работы, ибо оно банальное и часто употребляемое и в других фэндомах, что меня, мягко говоря, не радует. Хотелось бы узнать по этому поводу ваше мнение, мне тут мои знакомые накидали парочку предложений: Адская фея, Фея из ада, Падшая, Повелительница тьмы, Лучшее творение тьмы, Окутанная тьмой, Темная, Сияние дьяволицы, Другая сторона, Познавшая цену жизни, Воскресшая. Буду рада услышать и ваши предложения, если таковые имеются.

ПБ открыта.

Спасибо за внимание.

====== Эпилог: Отобранное сердце... ======

Люси устало прикрывает глаза, наблюдая одну и туже, порядком надоевшую за несколько часов картину вокруг себя — одно беспокойное море с высокими, хлещущими по бортам корабля волнами. На ресницы оседают холодные, ощутимо обжигающие кожу лица капли дождя, тонкими линиями скатываясь вниз по лбу, щекам и подбородку. Корабль мерно покачивается из стороны в сторону, медленно продолжая свой путь, уверенно идя сквозь плотную завесу весеннего ливня, непрерывно льющегося из густого пласта серых облаков. Мимо, коротко оглянувшись на Хартфилию, удивлённо изогнув густые брови, проходит капитан, придерживая старческой сморщенной рукой фуражку, но молчит. Только выпустит рядом сухими губами ленту вьющегося седого дыма любимой сигары, на мгновение замрёт под дождём, внимательно всматриваясь в горизонт и уйдёт, плотно прикрыв за собой дверь, но замок никогда не щёлкает. Люси не знает, какой он на самом деле, но чувствует искреннюю доброту и желание помочь, — даже просто укрыв её от дождя в каюте, пропахшей сигаретным дымом и чёрным чаем с бергамотом. Хартфилия только коротко усмехается, ощутив на губах юркую змейку дождевой воды, застывшую на несколько секунд в уголках губ и скатившуюся дальше, оставив только лёгкий холод и трезвость мыслей.

С неким облегчением Люси выдыхает горячий воздух, вертит во влажных руках обломок кинжала — единственную память, верное напоминание, оставшееся после Эми. И в груди начинает щемить, ведь она не захотела оставаться там, просто не хотела участвовать в её похоронах, видеть, как её без сожаления опустят в холодную землю, хотя и по-прежнему ощущала что-то родное и близкое. Было всё равно, что всё это время в её теле жила совершенно другая душа, всё равно, что это был демон — Люси успела полюбить её, успела привыкнуть и привязаться крепче, чем предполагала раньше, чем позволяла себе каждый раз. И теперь казалось, что эта холодная, ненасытная до крови и смертей сталь продолжала хранить отпечаток неумелых детских ладошек, продолжала держать в себе тепло хозяйки. В отражении обломка лезвия Люси не видела себя — она видела широко распахнутые, наивные глаза цвета тёмного шоколада, видела алые пряди волос, видела улыбку, в который были изогнуты по-детски пухлые розоватые губы. На душе едва заметно становится легче и теплее, но где-то далеко, на задворках сознания, раздаётся излюбленная фраза Марвелл, адресованная Эми: «Почему ты не улыбаешься? Твоё имя значит — улыбка! Улыбнись…».

Чем дальше от дома, места, где её, несомненно, ждут, тем страшнее; чем дальше без них, дорогих её сердцу и душе людей, тем сильнее становится дрожь, будто Хартфилия чувствует так же остро, как и прежде, холод дождя. Чем больше тишины и гула ветра, смешавшегося с шумом беспокойных волн, — тем сильнее в душе возрастает знакомое чувство одиночества, липкими руками скользя по бледной влажной от дождя коже. Но в этот раз, в отличие от многих других, Люси ему не верит, больше не хочет верить этим рукам, каждый день и час обещающим мнимое и теперь уже несуществующее спокойствие, тишину и радость. Хартфилия прекрасно знает, что будет ждать её там, в неизведанных глубинах темноты, — сначала бездна поглотит её проблемы, даст желаемое, но после, быстро и ненасытно, утянет и её саму, а на прибрежном песке останутся только свежие следы её пальцев и ногтей. Больше Люси не верит в это мнимое спокойствие, которое потом вновь напомнит о себе острой резью меж рёбер.

— Замечательная погода, не так ли, Люси? — Хартфилия заметно вздрагивает, напрягается, но всё же с интересом оборачивается к своей новоявленной собеседнице, наивно и глупо устроившейся на перилах, покачивая ногами на манер озорного ребёнка. Люси никогда прежде не радовалась её визитам, прекрасно зная, кого и почему видела в ней Имизуки, с огнём в глазах наблюдая со стороны — будь то обычная битва или серьёзные разговор. Люси знает, что является для неё любимым творением, ожившей куклой чужого сада, с дерзким характером, с острыми когтями, злобным, насмешливым оскалом и волчьим недоверчивым взглядом. Имизуки любила в ней всё, включая невозмутимость и резкую перемену настроения, переход на неконтролируемую ярость и ненависть ко всему живому. Но больше всего она любила эти глаза — её манила их глубина и цвет, который, по её мнению, подходил Хартфилии идеально. — Я вырвалась к тебе ненадолго. Знаешь ведь, что мне нельзя высовываться на улицы, пока что… Слишком опасно, если учесть, что происходит вокруг, да и Таро переживает. Смешно, правда? Казалось, он и забота — несовместимые вещи, — Хартфилия пожимает плечами, вовсе не считая, что Таро и человеческие чувства такая редкость, по крайней мере, она видела его другим — в первый день объявления Лии он помог ей. Сильно помог и на стадионе, и сейчас Люси казалось странным то, что Имизуки то ли не знает этого, то ли продолжает отрицать какие-то изменения, как в себе, так и в муже. Имизуки только придвигается ближе, с восхищением и задумчивостью всматриваясь в лицо Хартфилии, находя то, что так хотела увидеть в ней, выискивая то, чего раньше не было. Тёмные и озлобленные на многих, включая саму себя глаза, — глаза, которые никогда не доверяли Имизуки, всегда искали скрытый подвох, но полагались на её помощь, потому что больше было не на кого рассчитывать. Глаза, которые видели много грязи, но почему-то продолжали верить и искать нечто светлое и непорочное среди крови, глаза, которые ждали спасения так долго. — Не отворачивайся от Амэтерэзу, она славная. Только присмотрись к ней и увидишь, почему я доверяю ей, и почему тебе стоит поступить так же. Знаешь почему? Она больше не ангел, да и не была им никогда — с рождения падшая, полукровка или же, как принято называть таких, грязнокровка. Понимаешь, что это значит? Грубо говоря, она такой же демон, как и я, как и ты, как и другие демоны вокруг нас. Кровь такая же, только крылья у неё другие и господин. Она служит своей сестре, Судьбе, ну, а мы полностью отдаёмся Смерти. Это последний раз, когда я провожу тебя на задание, а дальше доверься ей. Хотя бы немного, ладно? Пообещай мне, чтобы я могла спокойно сидеть в подземелье и не отправлять к вам на разборки Таро или Акихико, — спокойно требует Имизуки, посерьёзнев до невозможности, — Люси на это только отворачивается, впиваясь взглядом в мутную толщу воды, едва сдерживая смех. Только что именно эта девушка говорила что-то про несовместимость демонов и человеческих чувств, а уже через мгновение она, как самая заботливая в мире мать, требует подчинения, послушания от своих детей для собственного спокойствия. Хартфилия подпирает щёку влажной рукой, на минуту задумавшись, с чего Имизуки так переживает за их с Амэтерэзу отношения, и почему она, ненавидящая ангелов так же сильно, как и Люси, заступается за кузину? И расплывшись вместе со злорадной улыбкой, Люси допускает мысль, что, быть может, их связывает что-то светлое и тёплое — их общие воспоминания из детства, за которые они благодарны друг другу. Ведь с чего Имизуки выбрала проводником для неё именно Амэтерэзу, не передав эту возможность мужу, брату? И, чтобы отправить Имизуки назад спокойной и более-менее радостной, побывавшей здесь, где начинают цвести деревья и цветы, согласно кивает головой.

— Ладно, я обещаю. Никаких разборок между нами не будет, но это и не значит, что я подпущу её к себе ближе. На это у меня есть свои причины, и её оправдание, что она только мой хранитель, отправленный моей матерью, и может защищать только меня, больше не действуют. Если она хочет помогать и быть рядом со мной, то пусть будет так — это не отменяет того, что в любой момент она может получить удар в спину… Так ей и передай.