Окутанная тьмой (СИ)

Люси чувствовала, что Гажил вновь колебался, стиснув зубы, сдерживая в себе желание наплевать на всё, забрать Леви и уйти, туда, где они будут счастливы, туда, где их никто не найдёт и не потревожит. Но, видимо, опять последствия, которые могут быть в случае рождения этого ребёнка с больными глазами, всплывали в его сознании, принуждая сдаться и послушно расстегнуть молнию на ярко-рыжей куртке, поднимая кофту МакГарден, оголяя её живот. Сама Леви спала спокойно, едва заметно ворочаясь, удобнее устраиваясь на коленях Гажила, а он только и мог, что гладить её пухлые, румяные щёки, пытаясь успокоить, показать, что он рядом с ней.

— Всё в порядке. Если готова, то можешь начинать, — Целительница серьёзно взглянула на Люси, не отпуская ладошку Леви, на это Хартфилия усмехнулась, радуясь, что та, наконец, утёрла сопли, вернула себе уверенность и серьёзность. Такой, сильной и мудрой, она нравилась Люси намного больше, ведь, что полезного и хорошего можно сделать, если руки постоянно дрожат, а на глаза то и дело наворачиваются слёзы от страха и собственного бессилия? Так ощущала себя несколько минут назад и Целительница, но, взглянув на МакГарден, на её живот, поняв, что это не шутки, успокоилась и быстро взяла себя в руки. Будто внутри неё, где-то в сердце, щёлкнул какой-то переключатель, возвращая прежнюю, строгую женщину, которая была нужнее и полезнее.

— Раз всё нормально, то чего ждать? — Люси, подойдя ближе, присела на край стола, спокойно сжимая и разжимая пальцы — с минуту назад всё тело стало, будто деревянным, отказывалось слушаться, но Хартфилия переборола себя, хотя руки всё же не слушались как надо, но показывать, что что-то не так нельзя. На неё возложили большие надежды, и если всё падёт прахом, то цена за эту ошибку будет слишком велика, Люси не может подвести — перед ней не просто Леви, не просто её малыш, перед ней ещё один шанс почувствовать в себе добро, свет, борьбу. Хартфилия ни за что не упустит такой возможности, легко касаясь подушечками пальцем живота МакГарден — ребёнок не спит так крепко как мама, он резко и наверняка больно толкается прямо в ладонь. Он чувствует, он ощущает демона в ней, он боится, будто пытается убежать, разбудить маму, чтобы та защитила его, но у него ничего не выйдет. Влияние слишком сильное, чтобы разрушить его обычными пинками, пускай и болезненными, Люси повторяет попытку коснуться, наладить контакт с ребёнком, построить тонкую нить, чтобы ясно чувствовать тоже, что и малыш. Хартфилия доверяет Полюшке, но ей проще и спокойней, когда она сама будет следить за всем, в любом случае это будет только её вина. В этот раз малыш отреагировал спокойней, уже почти сдался, он так же попал под влияние демона, ведь никому не устоять перед этим взглядом, пускай Люси и не может смотреть на него в упор, неважно. Это вовсе не страшно, Хартфилия чувствует всё ещё яснее благодаря Леви — малышу там тепло, уютно, немного страшно, но он не дрожит, держится, не поддаётся страху, всё же кровь Рэдфокса берёт своё. Люси легко улыбается, вовсе не замечая, как при этом вздрагивает Гажил, боится её улыбки, как дрожит Полюшка, сжимая руку Леви в своих, как кто-то позади молится, читает какие-то глупые, бессвязные для Хартфилии строки, зря. Люси не изгнать обычной молитвой, её вообще не изгнать, да и ребёнку она ничем не поможет — Хартфилии безумно хочется обернуться, найти глазами Миру и оскалится, чтобы та оцепенела от страха, не могла пошевелиться и прекратила свой назойливый бубнёж. — Боишься меня, малыш, да? Правильно, бойся, не прекращая, — тихо шепчет Люси и медленно, уже не обращая внимания на покалывание, неприятную боль, расцарапывает ладонь ногтем, пуская тонкую, алую линию вниз по запястью. Ей никогда не нравилась собственная кровь, у других она была более желанной, но сейчас даже её выглядит красиво, завораживает, невольно притягивает взгляд. — Тсс, замри на секунду, — пальцем, аккуратно, пытаясь не зацепить кожу Леви ногтями, Люси вычерчивает тот же круг, ту же звезду, те же знаки, которые друг за другом всплывают в её сознании, чтобы Хартфилия ничего не забыла, не спутала.

— Удивительно, он послушался тебя, успокоился и прекратил пинаться, — с долей изумления, неверия проговаривает Целительница, а Люси в этот момент хочется свернуть ей шею, чтобы не отвлекала, не забивала ей голову подобной ерундой. Люси пропускает все её слова мимо ушей, перед ней только рисунок и мысль «Нигде не ошибиться, ничего не упустить, ничего не забыть, не смазать знаки». Всё должно быть до тошноты идеально, чтобы и результат был таким же, и Люси старается, не отводя взгляда, не моргая, продолжая ярко-алую линию по светлой коже — действительно красиво.

— Не мешайте мне, я вас прошу, отвлекаете только, — зло шикнула Люси, одарив женщину тяжёлым, леденящим взглядом, та вздрогнула, послушно прикрыла глаза, сосредотачиваясь, прилаживая ладонь Леви к своим губам. Ей страшно от того, что сейчас происходит, ей страшно от того, что будет после, ей страшно, что они вмешиваются в судьбу, так просто меняя её решение. Целительнице и вправду страшно, но, видя уверенность и некое безумие в глазах Люси, она успокаивается, ведь ей нужно следовать совету Хартфилии, нужно сосредоточиться. — А вот теперь самое главное, — Люси почти не волнуется, почти не боится, вот только рука, красная от собственной крови, предательски дрожит, замирая всего в сантиметре над печатью — сердце будто и застыло, прекращая свой ход. А было ли Кину так же страшно вчера, ему никто не помог, ведь он сам не позволил, так почему Хартфилии сейчас так страшно, почему хочется, чтобы кто-то успокоил, помог, сказал «Я верю в тебя»? Люси отгоняет такие мысли, она уверена в себе, в своём решении и правильности действий, будь уже, что будет, если что-то пойдёт не так, она остановится, она сможет это прекратить — стиснув зубы, Люси приложила ладонь. Тот же свет режет глаза, но Хартфилия не закрывает их, даже когда появляются слёзы — она должна видеть, как реагирует ребёнок, должна видеть больно ли ему, за себя Люси не боится, главное это малыш и его маленькое, хрупкое сердечко.

Секунда — не страшно, уже почти не страшно, ребёнок в порядке, он жив, он упрямо терпит и вовсе не сопротивляется, будто позволяет ей помочь, будто уже что-то понимает. Всё идёт, как надо…

Люси ясно чувствует, как руку невыносимо сковывает, оплетает боль, его боль, медленно поднимаясь вверх тонкими, чёрными линиями, проходя по коже, проникая в кровь, течёт с ней по венам, к сердцу. Дрожь едва ощутимо проходит по телу, что-то слишком тяжёлое, страшно-гадкое поднимается дальше, казалось, разрушая, задевая каждую клетку на своём пути. Люси закрывает глаза, чувствуя, как боль доходит до шеи и слишком тягуче-медленно подходит по щекам, к глазам — ощущения, будто мелкие, но безумно острые иголки вонзают до основания, одну за другой. Хартфилия ещё терпит, пытается казаться сильной, ведь чувствует осталось ещё немного — перенять чужую боль на себя страшно, но сейчас, в такие моменты, это необходимо, да и отступать поздно, все пути закрыты.

Печать разом вспыхивает, в разы ярче, опаляя руку, словно огнём, настоящим, тем, который не подвластен Хартфилии, отбрасывая её саму назад, на пол. Вот только так просто ей не подняться, свет гаснет, но в груди что-то давит, не даёт вздохнуть, сказать что-нибудь, да просто закричать от тех чувств, которые так реально и ясно разрывают изнутри. Глаза, их Люси почти не чувствует, но ощущает, что что-то горячее, липкое, будто крови, течёт по щекам, она и не знала, не подозревала, что бывает настолько больно. Хартфилия упрямо терпит, до скрежета сжимая зубы, жмуря глаза, она, как всегда, думает, что так будет лучше, им незачем знать, как ей тяжело и теперь в действительности страшно. Только почти одеревенелая рука тянется у груди, крепко, до треска сжимая рубашку, и Люси сейчас желает только одного — вырвать сердце, может, будет не так больно.

Спустя мгновение всё унимается, будто ничего и не было, Люси ничего не чувствует, но открыть глаза не может — ей не страшно, она просто волнуется, что всё вышло не так, что всё было напрасно. Люси чувствует, слышит тихие шаги, шуршание одежды, когда кто-то появляется напротив неё, тихо, бережно касается руками её щёк и плачет — Люси не слышит, не видит, она просто чувствует.