Окутанная тьмой (СИ)

Следующие две главы, возможно, будут бонусами, дополнениями к жизни некоторых героев. Только тогда я вновь вернусь к продолжению.

Написано с трудом и потому, скорее всего, тут есть ошибки, не поленитесь, укажите на них, за искреннее спасибо, конечно ^_

====== Бонус 2. Райто: почему я так боюсь огня... ======

— Давай, выбирай, Анастейша, ну же, смелее, посмотри какие они хорошенькие. Какой тебе нравится больше всех: этот с ярко-синими глазками или этот с такой пушистой, вьющейся шерсткой? Ну?

— Нет, я не хочу такого, — Райто тогда еще толком не понимал и не знал, сколько ему было отроду, когда тяжелые двери со скрипом отворились и их уютное гнездышко, где он, еще слабый и маленький, мирно ползал вокруг, проверяя свои силы, грелся у горячего живота матери бок о бок с такой же маленькой сестренкой и другими, подкинутыми к ним, щенками, разворошили. Тот идеальный и чистый мир, созданный его мамой, которая была защитой, опорой для него, просто разрушился, привычный полумрак рассеялся, освещаемый яркими огоньками свечей, а тишину постоянно разрезали чьи-то голоса, вгоняя маленького, ничего не могущего щенка в дрожь. Райто помнил незнакомую бледную чуть костлявую руку, обтянутую белой кожей, помнил, как эта рука одного за другим вытягивала его названных братьев и сестричек. Сверху доносились непонятные для него тогда слова, но он, не будучи храбрым и любопытным, только выглядывал из-за хвоста матери. Щенков, пищащих то ли от недовольства, что их потревожили, то ли от боли, когда тонкие пальцы с темными ногтями поднимали их за шкирку, вытягивая на свет, но после вновь возвращали сюда в их дом, мир. Вскоре пришла очередь его сестры — ее Райто хорошо отличал по запаху и по глазам — голубыми они были только у него и у нее, остальные щенки были другими, отличными от них. Он до сих пор помнил как сестру, тихо пискнувшую от неожиданности и страха, схватили, поднимая куда-то вверх за пределы его видимости, но тут же опустили, а после подняли и его. Райто промолчал, ни визгнув, ни пискнув, только с испугом вглядываясь в полумрак, в огоньки свечей и темно-карие глаза, появившиеся, будто из ниоткуда, глядевшие не на него, а в его глаза и, видимо, нашедшие там то, что так усердно искалось ими. — Он мой! — твердо, но по-детски забавно прозвучал тонкий звонкий голосок, и Райто только и сумел, что рассмотреть овально личико десятилетней девочки, которая бережно приняла его из рук рядом стоящей женщины. Райто видел, в какой довольной, удовлетворенной улыбке растянулись ее губы, обнажая еле заметные клыки, она крепко прижала его к своей груди, что-то проговаривая на ушко, касаясь тонкими пальчиками его головы, влажного носа, хрупкой спины, неподвластно дрожащей, как и все тело, от этого страха и полнейшей неизвестности. В тот момент Райто хотел быть сильным, храбрым, чтобы мама гордилась им, чтобы сестра никогда не отворачивалась, не отрекалась от него, он хотел быть тем, кем никогда не был — героем.

— Идем, Анастейша, теперь его нужно омыть кровью твоей жертвы, ему нужна еда, идем, деточка, идем, — дальше темная и уже совсем не страшная, непроглядная темнота застлала по-детски чистые, ясные, тогда еще невинные глаза Райто, не видевшие ничего плохого, гнилого, порочного. И душа его была такая же светлая, не знающая, не чувствующая ни вины, ни ненависти, ни сожаления о содеянном ранее.

Райто помнил как спустя несколько минут плутаний в темноте, его глаза ярко и беспощадно слепил свет множества зажжённых свечей, их фитили, охваченные ярко-красным пламенем, отражались в его испуганных глазах — но все равно он не мог оторваться, пускай оно и было неизвестным для него, оно было таким чарующим, волшебным. Помнил он и неподвижное тело, лежащее на каком-то столе, на бардовой шелковой простыне, вокруг него — у самой головы и у ног — стояли золотые подсвечники с резными ножками, освещая бледное лицо, закрытые глаза и плотно сжатые в одну тонкую линию губы. В этот момент единственной верной защитой и опорой Райто была эта девочка, но и она на мгновение исчезла, усадив его рядом с головой мужчины. Райто помнил, как хотел, надеялся укрыться и согреться теплом этого человека, но тепла как такого и не было — он был холоден как лед, и Райто показалось, что мужчина нуждается в спасении и защите куда больше.

— Райтик, ты готов? Сейчас ты увидишь все это впервые, но не думай плохо обо мне и не бойся — я не убийца, все так, как и должно быть, я ведь демон. Этот мужчина грешник и его черная, насквозь прогнившая душа с таким количеством лжи и боли — моя еда, чтобы не умереть и жить вечно, а вот его черное сердце — твоя, — Райто хорошо помнил, как затрясся, испуганно поджал хвост, прижал уши к голове, сжавшись в маленький беспомощный комок. Он смотрел на эту девочку, назвавшую убийцей и себя, и его, исподлобья, не веря, выжидающе — а в ее карих глазах плясали черти. Бледно-алые губы тронула едва заметная ухмылка, в свете многочисленных огней, теперь слишком пугающих Райто, мгновенно блеснуло острое лезвие кинжала с драгоценными камнями на рукояти.

Райто чувствовал себя беспомощным, одиноким, вовсе незащищенным — ее рука слишком уверенно держала кинжал острием вниз, а сама девочка слишком зловеще и непредсказуемо ухмыляясь. Она занесла руку для удара, целясь куда-то рядом с сердцем, и Райто видел, как она тонким пальчиком проводила между ребер, будто примеряясь, уточняя куда лучше. И все это лишь для того, чтобы насытиться, получить выбранную ее тетушкой душу и посвятить дьявольского пса во все закрытые от него ранее дела, тем самым, призывая его верой и правдой служить той, которая показала ему эту сторону до скончания веков. Огоньки свеч дрогнули и лезвие, рассекая воздух, опустилось, Райто испуганно выглянул из-за плеча мужчины и тут же кинжал вонзился в кожу, брызнула кровь, попав и на самого щенка, неприятно стекая вниз по маленькой мордочке, навсегда запятнав его светлую душу кровавым клеймом. Маленькие ручки девочки ловко, быстро, остервенело продолжали разрезать, как оказалось, тонкую кожу, грубо кромсая кости — и Райто слышал каждый звук, каждый хруст сломанного ребра, он видел и кровь, беспрерывно стекающую вниз по простыне.

— Не бойся, Райтик, я уже выпила его черную душу и кровь — она была на удивление поганой, мерзкой, тошнотворной, обычно чувствуется только легкая горечь, но, видимо, его количество грехов было намного больше обычного. А сейчас, мой хороший, твоя очередь — ужин подан, — с улыбкой проговорила Анастейша, хотя на ее бледных щеках в свете огоньков блестели алые капли и руки, по локти перепачканные в крови, предавали ей еще более ужасный вид. Теперь перед маленьким Райто лежало сердце, еще минуту назад снабжавшее все похолодевшее тело кровью, с обрывками тканей, когда-то связывающих его с телом мужчины, со свежей стекающей вниз на простынь кровью, сейчас слишком желанной и манящей. — Давай, Райтик, не упрямься и не бойся, пойми, что перед тобой демон, а этот падший человек наша еда. Не бойся крови, не бойся моей ухмылки, не бойся огня и темноты — они неотделимые составляющие нас, — Райто осторожно приблизился к окровавленному органу, оглядывая его любопытным взглядом со всех сторон — непонятное и незнакомое ранее чувство подсказывало, подталкивало, нашептывало ему разные мерзости, гадости, пробуждающие желание вцепиться в сердце зубами и рвать, грызть, как только можно, но он не знал с чего начать, просто боялся. Все эти мысли и желания были вовсе несвойственными ему — милому, ранимому мальчику, который так любил свою маму и сестру, который раньше не видел ничего подобного, но теперь жаждал всего и сразу, он просто поддался, сломался, меняясь в корне.

Райто помнил как спустя долгую, мучительную минуту, с помутневшими от ярости и злости глазами, с необъяснимым даже самому себе наслаждением, вгрызался в эти маленькие кусочки, которые один за другим подавала Анастейша. И содержание лжи, о которой так много говорила девочка, было просто колоссальным для него, Райто помнил, как с каждым кусочком пробуждалось желание съесть еще больше, убить еще больше, увидеть крови еще больше. Это будто был и вовсе не он, потому как все детские, невинные мечты, мысли разбились об скалу правды, которую ему слишком рано открыла девочка, но чем раньше, тем лучше, она придерживалась этого правила. Райто помнил, как задорно и довольно рассмеялась девочка, теперь уже его хозяйка — Анастейша — усаживая его почти спящего, уставшего, опустошенного и убитого морально к себе на плечо, не боясь, что он весь измазанный в крови замарает ее платье. Тогда Райто понял только одно — с этого момента он связан с этой жестокой, незнающей пощады девочкой, показавшей ему другую взрослую, лживую сторону жизни, и с ней он теперь был связан нерушимыми узами до самого конца.