Орлиное гнездо (СИ)

Иоана так и не сказала своему супругу на прощанье ничего, стоя безмолвно и печально подле человека, послужившего причиною падения Корнела – а может статься, его вознесения? Венгр заметил ее жадный взгляд, устремленный на пленников.

- О чем ты думаешь сейчас, когда глядишь ему вслед? – спросил он ревниво, горячо, схватив невесту за руку.

Иоана повернулась к Андраши.

- Корнел, которому я изменила, был верен мне безрассудно, как теперь верен своему князю, - без улыбки, без мысли о грехе сказала она. – А о тебе, который хочет взять меня в жены, я знаю очень мало.

Граф смотрел на нее так же серьезно.

- Иоана, у меня христианское сердце, - сказал он. – Понимаешь ли ты, что это значит?

Иоана улыбнулась.

- Я думаю теперь, что у мужчин почти никогда не бывает христианского сердца, - с горечью проговорила она. – Ты же - язычник, ты сам мне сказал…

Андраши сжал обе ее руки.

- И у язычников бывают верные и неверные! – воскликнул он в величайшем волнении. – Нам же с тобою никто не обещал, что крест наш будет легок, - однако Господь поможет все снести! И я знаю, что Господь все видит, - прошептал венгр, поникнув головою.

- Точно ли так? – спросила Иоана, сурово глядя на него.

- Я повидал и испытал многое, - ответил Андраши после раздумья. – И я знаю теперь, Иоана, что мужчина, имеющий несколько жен, - это как разум, имеющий несколько воль… Говорить ли о законных или невенчанных женах, - прибавил он, коснувшись губами ее уха и заставив зардеться. - То, чего ты требуешь от меня, - это не только заповедано Господом: это то, чего я сам прежде всего требую от себя. И только тот, кто верен, может познать любовь.

- Как хорошо ты говоришь, - сказала Иоана, внимательно глядя ему в лицо.

- Ты веришь мне? – спросил Андраши.

- Да, - сказала она.

Главное, что есть в человеке, что есть в этом человеке, - это огонь его души, владычицы тела: это Бог, которого Бела Андраши познал, сойдясь с нею, быть может, сам того не желая.

- А знаешь ли, что я думаю сейчас, - сказала Иоана: ворота за пленниками короля уже закрывались. – Я думаю, что теперь князь Дракула и его воины наконец смогут отдохнуть, Матьяш даст им отдых… Не правда ли? Король венгерский так долго распоряжался ими, как рабами, прикрывался ими как щитом – а теперь…

Иоана не удержалась и всхлипнула.

- Дорогая, у каждого свое предназначение, - сказал Андраши. – Пути Господни неисповедимы…

- Господь несправедлив, - ответила Иоана. – Господь никогда не бывает справедлив.

Бела Андраши долго смотрел на нее, долго силился ответить, заспорить – но не смог: ни ответить, ни заспорить, ни даже прикоснуться к ней.

Выступать собрались скоро.

Король венгерский, с которым снесся Бела Андраши, известив Матьяша Корвина о том, кто должен сейчас сидеть на престоле Валахии, понял срочность и важность грядущего похода – быть может, Корвин и теперь промедлил бы, задержав военную помощь, как уже делал это с Дракулой, но страх за судьбу отуреченной Валахии перевесил всегдашние сомнения и робость короля.

Матьяш прислал к воротам Брашова большую армию, состоявшую из венгров и чехов, - кормиться им было нелегко, и мало доброго они ждали для себя на валашской земле. Но это были хорошие солдаты и католики, послушные Богу и королю.

За католиками подтянулись и православные: валахи, обманутые Белой Андраши, - боярские люди со своими господами, видевшими в этом венгре с памятью о Византии валашского князя Дана. А может быть, они и понимали его ложь, изреченную во имя общего блага.

В Валахии, да и во всем христианском мире во главе с Венгрией, жизнь и власть были замешаны на лжи – счастье, если эта ложь приведет хотя бы к какому-нибудь благу и постоянству!

Иоана наконец смогла покинуть чужие, давившие ее стены – и сбросить платье, лишавшее ее свободы, как путы стреноженную лошадь. Ее возлюбленный – а еще раньше Марина, наслушавшаяся рассказов княгини Елизаветы, – говорили ей, что турчанки носят шаровары, как мужчины. Для христианских же жен удобство в одежде было дикостью и грехом…

Впрочем, теперь почти никто из воинов Андраши не смотрел на то, как одета его подруга, - они повидали и турок, и турчанок, а валахи так и турецкие обычаи на своей земле. Сейчас всего важнее было победить. А потом никто не посмотрит на то, какова была цена победы, - потому что она будет одержана с благословения короля: все жестокости, свойственные диким язычникам, тотчас становятся богоугодными делами, как только их освятит воля могущественнейшего из христианских государей.

Иоана ехала среди кольчуг и лат, среди пестрых колышущихся знамен валашского и венгерского аристократства, одетая в сработанное собственными руками легкое и красивое мужское платье. На голове боярской дочери блистал золотой венчик, которым валашка, как и ее белый рыцарь, самовольно короновала себя – и никто среди конников и слова не мог ей сказать: они только почтительно склоняли головы, если кому-нибудь случалось встретиться с нею взглядом. Мужи эти, как великая княжеская дружина, ограждали Иоану от посторонних взглядов; сам Бела Андраши выступал во главе войска. А рядом с невестой венгерского ставленника ехал одетый настоящим рыцарем Албу Белые Волосы, державший знамя Иоаны – валашского орла, распятого на католическом кресте.

========== Глава 58 ==========

Первые два дня войско продвигалось беспрепятственно – по выжженной земле, за каждую пядь которой турки заплатили кровью. Но теперь окраинная Валахия, опустошенная и захватчиками, и защитниками, зализывала раны, а воинство Раду чел Фрумоша – не такое и многочисленное – сосредоточилось в Тырговиште и его окрестностях. Любимец султана еще не отвык чувствовать его руки на своих плечах, и самовластное правление было для него внове; он еще помнил роскошные шатры, где пил шербет, когда воины Аллаха мучались от жажды. Бояре же, стоявшие за младшего Дракулу, были куда менее изнежены жизнью, чем он, – и быстро воспользовались таким положением: князь-изгнанник не погрешил против истины, сказав, что под началом его брата шакалы растаскивают то, что осталось от Валахии.

Дела в княжестве шли еще хуже, чем после гибели старшего Дракона – отца обоих братьев, обезглавленного венграми. От господаревой власти осталось только имя.

А может, и нет – может, именно теперь Влад Дракула выиграл то, чего не выиграл мечами и кольями. У султана Мехмеда оставалось еще довольно силы, чтобы всецело покорить Валахию и сделать ее пашалыком, частью империи: и с этим погибло бы все христианское дело. Посадив же на трон своего возлюбленного, быть может, уступив его уговорам, Мехмед Завоеватель великодушно оставил княжеству свободу – или то, что могло называться свободою под такою властью…

Не зная ничего, а только строя догадки о намерениях султана и Раду Дракулы, Бела Андраши оглядывался на каждом шагу и засылал далеко вперед разведчиков: и первые из них возвращались с утешительными новостями. Дорога им была так же гладка, как гладка она мертвецам*, отправляющимся в последний путь, - Валахия была вся как смертное поле, где опасности давным-давно сшиблись друг с другом и полегли в бою. Никаких турецких отрядов их армии не встречалось; никаких валашских – тоже. Должно быть, все войска оказались стянуты или в столицу, или во владения бояр, вновь почувствовавших себя в силе.

На исходе второго дня понадобилось пополнить съестные припасы – и сделать это было негде, кроме как в деревнях, в которых давно уже умирали голодною смертью.

Воевода поразмыслил.

- Что ж, - сказал он. – Крестьяне умирают голодною смертью только за себя – мы же умираем в бою: и за себя, и за всех них! А теперь еще тепло, прокормятся и травою! Берем сколько есть!

- Ты мудро рассудил, - проговорила Иоана, когда послушный слову венгра отряд отделился от вставшей лагерем армии и отправился нести горе и разорение мирным валашским селянам.