Орлиное гнездо (СИ)

Казалось, что бунт улегся, - как вдруг какой-то одинокий смельчак бросил ком грязи, да так удачно, что тот попал в самое лицо князю Цепешу.

Кругом ахнули; не то восторжествовали, не то ужаснулись, а вернее сказать, все вместе. Дракула вскинул голову – по щеке стекала земляная жижа - и ожег брашовцев взором своих глаз, которые, казалось, не могли принадлежать ни мужчине, ни женщине: огромные, зеленые и слишком страшные для любого человека, но с длинными женственными ресницами.

Однако крикнул он так, что отшатнулись самые отважные мужи:

- Подлые шелудивые псы!..

И ненависти в этом крике было еще больше, чем в тех проклятьях, которыми его осыпал торговый люд Брашова, примученный князем Валахии всего сильнее. Народ зашумел и стал напирать; брань посыпалась на беззащитные головы пленников, как град.

- А ну назад! Осади назад! – приподнимаясь в седле, с бешенством закричал Ян Жискра, вращая глазами и описывая над головою круг огромной саблей, которую носил на боку, как когда-то Дракула. – Собачьи дети!..

Ударив саблей коня, он врезался в толпу. Люди попятились; а над головами их раздались выстрелы из аркебуз, которыми была вооружена половина “Черного войска”, с грохотом, дымом и огнем. Толпа, мало знакомая с огнестрельным оружием, которое представилось сейчас дьявольскими штуковинами, с криками разбежалась в стороны; иные припадали к земле.

- Кто еще посмеет буянить – дурь вышибем из башки свинцом! – крикнул Жискра. - Мы ведем пленников короля! Всем разойтись с дороги!

Народ расступался, взволнованно восклицал и затихал, смиряясь перед блеском “Черного наемника”.

- Пленников короля, - прошептала Иоана, взглянув на графа. В глазах ее сверкали слезы. – Пленников короля!..

И она, привстав на цыпочки, поискала глазами среди неумолимо удаляющихся узников – и вдруг крикнула во весь голос:

- Корнел!

Страшная тишина повисла над толпою. И Иоана поняла, что Корнел услышал ее, понял, кто зовет его.

- Помни Царьград! – крикнула она.

Никто больше, кроме этих супругов, не понял, о чем она говорит; и Иоана ужаснулась, что Корнел тоже не поймет. Но вот до нее донесся ответный крик, уже слабый оттого, что валахи так удалились.

- Помню!

Пленники прошли, и стражники их тоже; и тогда общее внимание и негодование обратилось на Иоану.

- Их ведьма! Валашка!

Андраши, быстро заступив свою суженую, выхватил меч; толпа шарахнулась. – Пошли прочь! Подлая чернь! – крикнул золотоволосый рыцарь. А Иоана, схватившись за плащ венгра, больше всего жалела, что она сейчас в женском платье и не может так же постоять за себя, как он встал за нее.

Но граф уже отпугнул тех, кто покушался на Иоану; и, схватив за руку, велел ей:

- Идем отсюда, все кончено!

Они выбрались из толпы, которая с охотой и даже с некоторым страхом давала им дорогу. К ним примкнули их венгры и валахи: точно ручейки слились в одну строптивую горную реку, пробившую себе путь среди камней католического города.

Иоана взглянула в глаза жениху – и поняла, что ничего говорить не нужно. Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ: в глазах его, как и в ее глазах, блестели слезы.

- Теперь их отведут в тюрьму, - прошептал Андраши. – А тем временем обыщут дом, где они жили: Дракула, кажется, перехитрил нас…

- В чем же? – воскликнула Иоана.

Граф огляделся по сторонам и быстро и тихо проговорил:

- Корона.

Приведя невесту домой, Андраши наказал ей сидеть тихо – сейчас очень опасно было выходить на улицу; а в такие дела, которыми займется он, женщине и подавно соваться нельзя.

“Женщине почти никуда нельзя соваться, - мрачно подумала Иоана. – Если только она не отрекается от своего лица”.

- Постой, - видя, что он вот-вот уйдет, Иоана схватила жениха за руку. – Ты будешь добывать корону? Но ведь Дракула, конечно, не мог бросить ее в пути, она для него дороже даже собственной чести!

Андраши кивнул.

- Бесспорно, - серьезно сказал он. – И больше всего я опасаюсь, что Дракула ее и вовсе не вывозил из Валахии – а оставил своему брату Раду. Тогда, придя в Тырговиште, мы найдем его уже на троне!

Иоана нахмурилась.

- Неужели же ты думаешь, что…

Венгр пожал плечами.

- Это… семейная их слабость, - слегка улыбнувшись, сказал он; Иоана порозовела. – Быть может, сам Дракула снисходительно думает об этом пороке. Кроме того, я опасаюсь…

- Что князь и в самом деле пожелает военной помощи Турции? – воскликнула Иоана, забыв об осторожности; Андраши быстро подался к ней, широко раскрыв голубые глаза, готовый зажать ей рот. Но это уже не понадобилось: валашка поняла свою оплошность.

Шагнув к ней ближе, Андраши заключил ее в объятия.

- Опасаюсь, возлюбленная, что в первый раз Дракула взошел на трон именно так – что он не бежал из плена, а был отпущен турками, чьим покровительством заручился, - тихо проговорил венгр. – Я, что ни час, переменяю свое понятие об этом человеке! Иногда я восхищаюсь им, иногда ненавижу! Но ненависть выжигает все иное в моем сердце, когда я подумаю, что Дракула может оказаться в союзе с турками.

Иоана ощутила, как окаменели нежные руки, лежавшие на ее плечах.

И тут что-то безвозвратно переменилось в ней самой. Вдруг боярская дочь почувствовала, что в один миг поняла этого человека лучше, чем за все время, что знала его.

Нет, Бела Андраши никак не мог быть подданным султана!

- Ты ненавидишь турок еще сильнее Дракулы? – воскликнула Иоана.

- Они вырвали сердце у моей матери-церкви, - тихо ответил граф Андраши. – Они обесчестили сотни греческих девушек и юношей прямо на алтарях! Они лишили мой великий город того, чем он жил и дышал!

Иоана молчала, задыхаясь, точно сама сейчас дышала гарью на улицах Константинополя. Ей захотелось зажать уши, точно она слышала ужасные крики боли и унижения, поднявшиеся над Пропонтидой*, над чудом зодчества – Святой Софией, над дворцами, садами и кипарисовыми парками: как когда-то в храмах поднимался фимиам, а во дворцах и садах – веселый смех и заздравные чаши с вином. Греки умели любить и Господа, и жизнь.

- Так ты… грек? – тихо воскликнула она. – Знатный господин? Откуда же у твоей матери перстень Дана?

Андраши склонил голову, точно в скорби по навеки ушедшему.

- Моя мать обманула Дана, - с едва заметной улыбкой ответил ее лукавый возлюбленный. – Дану это стоило только кольца – для нас же может означать все… Когда-то Валерию Андраши полюбил человек из страны, которой больше нет, - страны, в которой люди умели любить женщин. Валерия, прекраснейшая из дев Венгрии, принадлежала этому человеку только неделю, но так и не смогла его забыть… За миг счастья графине Андраши пришлось расплачиваться всей своей жизнью.

Голос венгра дрожал от боли и гнева.

Иоана поняла, что плачет, слушая его, и смахнула с щеки слезу.

- Кто был твой отец? Ты знал его? – тихо воскликнула она.

- Нет, - сказал Андраши. – Но я вижу его, когда гляжусь в зеркало. У меня его волосы, глаза и улыбка.

Граф говорил с любовью к себе и к тому, кому был обязан собою.

- Моего отца звали Роман, и он был одним из благороднейших людей Византии, принесших в эту страну то, чего Венгрия никогда не знала, - сказал венгр. Он улыбнулся – а глаза были пустыми, опустошенными.

- Романа убил барон Берчени – из дикой злобы и зависти. Барону было довольно только посмотреть на моего отца, а потом на себя, чтобы исполниться такой злобы и зависти!

Андраши рассмеялся, как император ромеев, наслаждающийся утонченными пытками.

- И ты убил его? – спросила Иоана: сама уже страстно желая, чтобы оказалось так.

- Мой слуга заманил мужа моей матери в чащу, подражая зверю, - улыбаясь, сказал венгр. – Там его окружили – и я вышел к барону, чтобы посмотреть ему в глаза и спросить, как он убивал моего отца. Я обещал, что пощажу его, если он все расскажет…

- А когда барон рассказал, ты его застрелил, - произнесла Иоана. Душа ее ликовала при мысли о смерти мучителя женщины.