Плененный принц (ЛП)

Деймен заметил зрелого мужчину, властно обнимавшего одной рукой маленького мальчика. Наверное, отец привел сына посмотреть на излюбленные состязания. Он ощутил сладкий запах, знакомый по купальням, и увидел леди, глубоко затягивающуюся через длинную узкую трубку. Дама сидела, прикрыв глаза, пока ее ласкало юное увешанное драгоценностями создание. Подобная легкая распущенность царила во всем зале.

Вот какой Вир, чувственный и упаднический, край сладкого яда. Деймен вспомнил последние предрассветные часы при Марласе: вирские шатры за рекой, развиваемые ночным ветром богатые шелковые знамена, звуки смеха и развлечений, и герольда, плюнувшего под ноги отца.

Деймен сообразил, что застыл на пороге, когда его дернули за цепь на ошейнике. Один шаг. Другой. Лучше идти, чем его будут тянуть.

Он не знал, радоваться или волноваться, когда его не повели сразу на ринг, а швырнули на пол среди трибун. Он оказался перед креслом со знакомым золотым символом-звездой на гербе, – знаком наследного принца – богато задрапированным синим шелком. Его цепь замкнули на кольцо в полу. Когда он поднял взгляд, то первое, что бросилось в глаза, – нога в вычурном сапоге.

Если Лоран и позволил себе излишества прошлой ночью, то сегодня об этом ничего не говорило. Он выглядел свежим, беспечным и невинным, золотистые волосы ярко горели на фоне синих, почти до черноты, одежд. Голубые глаза были ясны как небо, только если присмотреться повнимательней, в них можно было увидеть что-то искреннее. Например, неприязнь. Деймен списал бы это на злость – что Лоран намеревался заставить его заплатить за услышанный ночью разговор с дядей. Но правда состояла в том, что Лоран смотрел на него так же с самого первого мгновения.

– У тебя разбита губа. Тебя ударили. О, верно, я помню. Ты стоял неподвижно и позволил себя ударить. Болит?

Трезвым он был хуже. Деймен намеренно расслабил пальцы, до этого сжатые в кулаки, связанные за спиной.

– Мы должны поговорить. Послушай, я спросил про твое самочувствие, и теперь предаюсь нежным воспоминаниям о нашей первой ночи. Ты думал обо мне этим утром?

На этот вопрос хорошего ответа не существовало. В голове неожиданно пронеслись вспоминания о купальнях, горячей воде, приторном запахе курений, клубах пара. «У тебя шрам».

– Нас прервал мой дядя, стоило только подойти к интересному. И мне до сих пор любопытно, – Лоран казался самим простодушием, но он методично выуживал сведения в поисках слабости. – Ты совершил что-то такое, что заставило Кастора тебя возненавидеть. Что это?

– Возненавидеть? – повторил Деймен, посмотрев вверх и слыша реакцию в собственном голосе, вопреки решению не отвечать. Но это слово возымело свое действие.

– А ты думал, он отправил тебя ко мне во имя любви? Что ты ему сделал? Победил на турнире? Или трахнул любовницу... как ее имя?.. Иокасту. Или, может, – Лоран распахнул глаза, – ты взбрыкнул после того, как он трахнул тебя.

Это предположение настолько Деймена возмутило и застало врасплох, что он ощутил во рту привкус желчи.

– Нет!

У Лорана засияли глаза.

– Значит, я прав. Кастор покрывает своих воинов, как кобыл в стойле. Ты принимал его, сжав зубы, потому что он король, или тебе нравилось? Ты даже не догадываешься, как я наслаждаюсь, представляя это. Просто великолепно: удерживающий тебя, трахающий членом с бутылку мужик, с бородой, как у моего дяди.

Деймен сообразил, что отшатнулся от него, когда цепь натянулась до предела. Было что-то непотребное в человеке, который с таким лицом говорил подобное совершенно спокойным тоном.

Последующий обмен «любезностями» прервали несколько подошедших придворных, которых Лоран встретил с ангельским выражением. Деймен застыл, узнав Гиёна, облаченного в тяжелые темные одежды, с медальоном советника на груди. По короткому ответному приветствию Лорана он сделал выводы, что женщину с властными замашками звали Ванн, а мужчину с острым носом – Этьенн.

– Ваше высочество, вас так редко видно на подобных развлечениях, – сказала Ванн.

– У меня сегодня настроение повеселиться, – ответил Лоран.

– Ваш новый пет возбудил всеобщий интерес, – Ванн обошла вокруг Деймена. – Он совершенно не похож на остальных рабов, дарованных Кастором вашему дяде. Мне любопытно, у вашего высочества был шанс их увидеть? Они более…

– Я их видел.

– Вы недовольны.

– Кастор прислал две дюжины рабов, обученных пробраться в опочивальни самых влиятельных членов двора. Я вне себя от радости.

– Какой весьма приятный вид шпионажа, – бросила Ванн, удобно усаживаясь рядом. – Но регент держит рабов на коротком поводке, как я слышала, и никому с ними не позабавиться. К тому же, я сомневаюсь, что мы увидим их на ринге. У них совсем нет… напора.

Этьенн фыркнул и привлек к себе своего пета – нежный цветок, выглядевший так, словно на нем останутся синяки от малейшего прикосновения к лепесткам.

– Ванн, не всем по вкусу петы, которые могут сметать противников с ринга, как тебе. Я, например, рад слышать, что большинство рабов Акилоса не такие, как этот, верно? – в конце послышалась нервозность.

– Нет, – авторитетно заявил советник Гиён. – Он такой один. Среди акилосской знати доминирование – признак положения в обществе. Рабы – сама покорность. Я полагаю, ваше величество, это намеренный комплимент вам, подразумевающий, что вы можете сломить раба настолько сильного, как этот…

Нет, все не так. Кастор забавлялся за чужой счет. Изощренная пытка для сводного брата и завуалированное оскорбление для Вира.

– …что же о его прошлом, у них регулярно устраиваются бои на арене, – на мечах, трезубцах, кинжалах – думаю, он был одним из бойцов в представлениях. Настоящее варварство. Во время боев на мечах на участниках почти ничего нет, а борются вообще обнаженными.

– Как петы, – рассмеялся один из придворных.

Разговор перешел на сплетни. Деймен не услышал ничего полезного, но ему и сосредоточиться было тяжело. Ринг, нависший над головой угрозой унижения и насилия, занимал почти все мысли. Он подумал: «Значит, регент хорошо следит за рабами. Это уже хоть что-то».