Разбуди меня (СИ)

Но эта объективная справедливость не могла унять чувство злой досады, съедавшей его изнутри. Оба его родителя погибли из-за Волан-де-Морта, пусть не напрямую от его руки... хотя и это было спорным вопросом; из-за него же развалилась вся семья, и Тео остался один на всём белом свете, без дома и хоть какой-нибудь поддержки, зато с громкой фамилией и запятнанной репутацией.

Мать не верила в идеи Волан-де-Морта и поплатилась жизнью; отец колебался, то принимая сторону Тёмного Лорда, то вновь отрекаясь от него. Было очевидно, что над ним властвовал вовсе не Лорд, а простой страх — за себя, свою семью, своё будущее. И если мать, умерев, так и не отступила от своего мнения, то отец метался до самого конца. Наверняка в Азкабане его не раз допрашивали, и он, конечно, говорил то, что было угодно новому, послевоенному Министерству... Но сколько человек из числа допрашивающих были на самом деле рады победе светлых сил над тёмными? Немного. А ещё меньше было тех, кто поверил его словам.

А ещё были дементоры.

Скорее всего, они и лишили отца стимула жить дальше, высосав из него последние крохи надежды. К поцелую его не приговаривали, но дементоры, как известно, вполне могут действовать и без прямого контакта. Одно уже их присутствие рядом выхолаживало из души всё хорошее, что там когда-либо было...

Двери лифта открылись, и Тео оказался в пустом коридоре, пол и стены которого были выложены чёрной мраморной плиткой. Он медленно двинулся вперёд, прислушиваясь к каждому шороху и стараясь ступать как можно тише, но спустя некоторое время заметил, что не слышит даже собственного дыхания. Вокруг стояла звенящая тишина, и это показалось Тео странным, но сейчас некогда было думать об этом.

Сердце колотилось быстро-быстро, но так же ужасающе беззвучно. Тео шаг за шагом продвигался дальше по коридору. Он знал, что ищет что-то важное, но не мог вспомнить, что именно. Свет на конце палочки подрагивал — это от напряжения тряслась рука.

И вдруг в этой нереальной тишине раздался душераздирающий крик, полный боли и отчаяния.

Он узнал её голос сразу. И вся её боль мгновенно передалась ему.

— Не трогай её, мразь!

Он помчался по коридору, наплевав на прежнюю осторожность — она страдала, она нуждалась в его помощи... остальное было неважно. Поворот за поворотом, дверь за дверью — всё не то, он никак не мог найти Гермиону, а её крик становился всё громче, молотом отдаваясь у него в голове.

Тео с силой толкнул очередную дверь. Та поддалась на удивление легко, и он с разбегу влетел в большую комнату с множеством других дверей, расположенных по кругу. Крик уже был просто невыносимый, и Тео, не раздумывая, метнулся к двери, что была слева; он точно знал, что ему необходимо открыть именно эту дверь. Но его ноги не сдвинулись с места, они словно приросли к центру комнаты, не давая сделать ему ни шага. Он попытался освободить себя заклятием, попробовал руками оторвать хотя бы одну ногу от пола — всё было безрезультатно. Гермиона кричала всё жалобнее, её хриплый голос ослаб, она звала его, своего единственного спасителя, а он стоял тут, приклеенный к чёртовому мрамору, и ничего не мог сделать.

Крик прекратился так же внезапно, как начался, и где-то совсем рядом послышался холодный голос, от звука которого даже бесшумное сердце перестало биться.

— Твоя грязнокровка сейчас сдохнет, Теодор! И я хочу, чтобы ты слышал её жалкие предсмертные вопли!

Тео снова рванулся с места, но не устоял и рухнул как подкошенный на мраморный пол, слыша последние отчаянные крики любимой, которая всё ещё надеялась, что он придёт и спасёт её...

— Авада Кедавра!

Зелёная вспышка озарила круглую комнату и погасла. Раздался короткий вскрик, который почти сразу заглушил ядовитый смех — сначала тихий, а потом зазвучавший всё громче, громче, громче...

Тео вскинул голову так резко, что защемил шейный позвонок, но, не обращая внимания на боль, тут же вскочил на ноги. Пошатываясь и плохо понимая, что сейчас реально, а что нет, он бросился к окну, щурясь от яркого солнца, бросающего блики на такой же ослепительно-белый снег, выпавший ночью.

Гермиона.

Одной рукой он схватил палочку, другой — пальто из шкафа, попутно наступив на обломок бокальной ножки, и, наплевав на то, увидят его маглы или нет, трансгрессировал прямо из номера на улицу, где находился дом Грейнджеров.

Он плюхнулся в сугроб посреди детской площадки, и несколько игравших в снежки малышей обалдело уставились на непрошеного гостя, прилетевшего словно с неба.

— Мама, мама, это Санта? — закричал кто-то из них.

Тео выбрался из сугроба, наспех отряхиваясь и мысленно матеря самого себя за тупую опрометчивость.

Ещё бы на голову кому-нибудь свалился, идиот, вообще было бы прекрасно.

Он уже собирался исчезнуть с площадки, пока его чудесного падения не заметил никто из взрослых, как вдруг один мальчик ухватил его за рукав пальто и требовательно пропищал:

— Санта, а где же мои подарки?

Тео недовольно скрипнул зубами, но взял себя в руки и постарался ответить как можно дружелюбнее:

— Я немного ошибся дымоходом, дружище. А подарки были вчера, разве нет?

И пока мальчик не сообразил, что на это ответить, псевдо-Санта перепрыгнул через забор, отгораживающий площадку от дороги, и скрылся в неизвестном направлении.

Я должен её увидеть. Я должен знать, что с ней всё хорошо.

Тео шёл так быстро, что едва успевал смотреть на номера домов; в голове всё смешалось, и он никак не мог понять, был ли этот кошмар сном или...

— Не думала, что ты начнёшь преследовать меня уже с третьего дня каникул.

Он резко затормозил и обернулся, пряча улыбку облегчения. Гермиона стояла перед ним, целая и невредимая.

— Размечталась, Грейнджер, — хмыкнул Тео, чувствуя, как всё внутри заполняется теплом от осознания того, что с ней всё в порядке. — К тому же, сегодня не третий день каникул, а четвёртый. Ты что, так поражена моим рождественским подарком, что разучилась считать?

Она глубоко вдохнула, пытаясь сохранить самообладание, и ответила ему ровным голосом:

— За подарок спасибо. Но, может, ты скажешь, что всё-таки привело тебя в район, сплошь населённый маглами?

— Ну, не «сплошь»... — он сделал паузу, заставляя Гермиону посмотреть ему в глаза в ожидании продолжения, и добавил: — Здесь живёт одна хорошенькая волшебница.

Тут гриффиндорка уже не смогла притворяться и вся вспыхнула, а Тео, усмехнувшись, ощупал её жадным взглядом с головы до ног.

Чёрт подери, как же я завидую снежинкам, которые так нахально ложатся на твою дурацкую вязаную шапку, твои волосы, лицо, ресницы, губы...

Как же я хочу прижать тебя к себе и трансгрессировать куда подальше от этих маглов...

— Родители уже выходят, — вдруг сказала Гермиона, оборачиваясь на домик в конце улицы. Двое людей, мужчина и женщина, спускались по лестнице.

Она снова повернулась к Нотту.

— Если тебе больше нечего сказать, то я должна идти.

— Ну почему же нечего? Я не прочь познакомиться с твоими родителями, — заявил он, глядя поверх головы Гермионы на спускающихся по ступенькам мистера и миссис Грейнджер и не давая их дочери никакой возможности возразить. — Мне ещё не приходилось общаться с маглами тет-а-тет. Надо же когда-нибудь попробовать.

— Вот ещё! — мгновенно взвилась Гермиона, плохо отдавая себе отчёт, почему так реагирует — что, в конце концов, криминального в знакомстве родителей с этим человеком?

Что такого? Да ничего, не будь это Теодор Нотт, преисполненный самоуверенности слизеринец, циничный скептик, насмехающийся над всем и всеми вокруг, считающий себя богом, а остальных чернью, этот наглец, который смеет вот так запросто являться чуть ли не на порог моего дома!..

Она закусила губу, дрожа от негодования, а Тео, наблюдавший за ней всё это время, расплылся в торжествующей улыбке. Боковым зрением он видел, как родители Гермионы приближаются к ним, и теперь, выправив осанку и приняв самый скромный вид, на какой был способен, смотрел на чету Грейнджер с вежливым интересом.