История Нового Каллена — Недосягаемая (СИ)

Стенки стеклянного душа мягко обволакивал полупрозрачный пар, и я крепко закрыла глаза, прислоняясь щекой к прохладному, скользкому кафелю. Ноздри щекотал терпкий запах вишневого шампуня. Я винила себя за слабость, за малодушие и безволие. Прошли годы с тех пор, как я могла похвастаться, что знаю, что такое настоящая ответственность. Когда-то давно я делала домашку не из-под кнута родителей, а потому что знала — в первую очередь это нужно мне самой. Я откладывала скудные карманные деньги не для того, чтобы купить дорогущее платье, которое надену всего лишь раз, а чтобы из чистой воды альтруизма вместе с братом сходить в детский центр, вдоволь напрыгаться на батутах, до скрипа зубов наесться сахарной ваты и выиграть кучу разноцветных игрушек в автоматах. А сейчас, семимильными шагами приближаясь к совершеннолетию, я чувствовала себя беспомощной, как малолетний инвалид. Каждый божий день мне готовят завтрак, стирают, раскладывают по местам разбросанную одежду и покупают те самые долбанные шампуни, запах которых уже приелся настолько сильно, что кажется затхлым, как сырые земляные стены чужого подвала.

С ужасным грохотом вся полка с выставленными на ней косметическими средствами полетела вниз. Груда разноцветных флакончиков рассыпалась по полу. Пена от шампуня, взбитая струями душа, поднималась все выше; я уже не видела собственных щиколоток. Забота моей новой матери превратила меня в недееспособную, изнеженную куколку-человека, надежно закутанную в мягкую соболью шубку, с которой предупредительная Таня сдунет каждую снежинку. О каком достойном отпоре могла идти речь? Я так низко пала, что позволила типичному золотому мальчику надругаться над собой.

Глаза застилали горячие слезы. Я до боли впилась зубами в ладонь, чтобы никто не услышал моих рыданий из соседних комнат. Вчерашний инцидент вспыхивал в памяти скрытыми кадрами жуткого кино, от которых лихорадочно тряслись поджилки. Я безвольно осела на пол. Яркие пятна флакончиков раздражали глаза. Душ остервенело хлестал спину. Вздохнуть было все тяжелее, пространство вертелось смерчем. Ну же, Лиззи, соберись…

Мокрые ступни оставляли влажные следы на скользком, холодном полу, со слипшихся волос капала вода, извилистыми дорожками стекая по спине. «Не забывай полагаться лишь на себя», — звучал в голове ровный, уверенный голос Джаспера; он одним из первых попытался разбудить во мне чувство самодостаточности, помоги ему Один. И теперь, на собственной шкуре прочувствовав необратимость человеческого мира, я наконец готова встретиться лицом к лицу с нечеткой реальностью. Единственный человек, способный решить все мои проблемы — я сама. И я могу это сделать, могу импровизировать, хоть и забыла правила игры. Пора безжалостно сорвать с себя подарочную упаковку, разодрать витиеватые банты, сжечь облепившую меня мишуру, взглянуть на свое настоящее лицо. Вот оно, проступает в зеркале, которое вытирает от пара моя дрожащая, со взбухшими жилами рука.

Я с остервенением вглядывалась в отчужденное отражение. В полумраке комнаты опухшие, раскрасневшиеся глаза блестели как черные бусины, напоминая безумный взгляд загнанного животного. Девушка в зеркале могла бы разорвать меня в клочья. Я отлично знала, что увижу в следующую секунду: я ощущала страшную правду под одеждой все более явственно по мере того, как тело стряхивало с себя продолжительный, убийственно сахарный сон. На ключице, на плечах, на груди нефтяным пятном расплывались синеватые и багровые кровоподтеки. Следы человеческих рук. Незабываемый след, неизгладимое впечатление, персональные метки Александра Мэнголда обвили моё тело толстой змеей. И, что самое страшное, увечья меня не удивили. Я приняла их как должное. Лишь едва заметной галочкой отметила, во что для меня вылилась бесконечная хваленая вампирская забота.

У меня было только два пути: пасовать или воспарить. Начнем с малого: возможно, я не так сильна, как бы мне хотелось, не так быстро бегаю, как блуждающий полузащитник, но я вполне способна огреть придурка сумкой по голове и отрезвить. Я-то прекрасно все видела. За непроницаемой стеной психоза все еще скрывается счастливый велосипедист, сверкающий направо и налево белозубой улыбкой и уничтожающий литры питательного смузи из кафешки. Именно поэтому никакой мести Мэнголд не заслужил: просто он ощутил на себе мой бесконтрольный и необъяснимый дар совершенно случайным образом. Другой вопрос, что заставило лицо невинного дурачка переплавиться в лик, что будит меня каждую ночь. Лик, что скрылся за покореженными осколками и тонкой ледяной коркой замерзшего топлива, и почему-то проявившийся вновь.

Доктор все время отправляет меня на бойню, руководствуясь лучшими намерениями; больше к его помощи прибегать не стоит. Грех отказываться от его теплого крова, безлимитных кредиток и быстрой машины. Но даже при самом огромном желании он не сможет переселить в меня крупицу своей мудрости. Мне лишь остается учиться всему на собственных ошибках. А значит, мне предстоит встретиться лицом к лицу со своими страхами, чтобы навсегда их перешагнуть, забыть о гордости и предубеждениях, и, наконец, вырваться из замогильных вампирских объятий и очутиться в настоящем человеческом мире. Я должна познать все прелести человеческой жизни, пока у меня еще есть время, пока мириады пузырьков кока-колы вызывают восторг и гастрономический экстаз, пока я могу радоваться жизни, а не отчитывать месяцы до её конца, выискивая морщины на многострадальном лбу.

Если я хочу добиться в этой жизни еще хоть чего-то стоящего помимо рекордного количества истерик — пора браться за себя, за ум, за учебу, за жизнь в мире, где вампиры — лишь плод чьего-то необычайно яркого воображения.

***

«Я лишь хочу получить то, что однажды упустил», — в моей голове отчетливо прозвучал полузабытый голос, голос бархатный и вкрадчивый, но изломанный незнакомым акцентом. Позвоночник напрягся, как струна — чужой, чужой, не верь ему! — но доверчивое сердце призывало подойти поближе, различить хриплое бормотание и внезапно обнаружить за шелковой преградой капюшона его лицо, лицо, которое снисходительно улыбнется, прежде чем впиться мне в глотку.

Я подскочила в постели, как от ощутимого разряда тока, и бессильно застонала, откидываясь обратно на мягкую подушку. Из груди вырывалось хриплое, сбитое дыхание, последние тени кошмара рассасывались в дневном свете, как жирный дым. Кровать оказалась невыносимо влажной. Я переместилась на кожаный скрипучий диван, стащив со спинки теплый шерстяной плед. От непродолжительного сна мне не стало легче: голова так и продолжала болезненно пульсировать, а налившееся синяками тело безмолвно напоминало о «чудесных» школьных буднях.

Потакая искреннему желанию побыть в одиночестве, я отказалась от необходимости спуститься вниз и позавтракать. Общение с доктором Калленом, который, вероятно, о моем передозе знает не понаслышке, будет похож на разговор со следователем по делу об убийстве четырнадцатилетней девушки, чье бездыханное тело нашли у моих ног. Ведь та девчушка, Бет Кингсли, и правда мертва…

Карлайл наверняка решит, что я окончательно слетела с катушек, раз рискнула потягаться со смертью и нарушить врачебные предписания; а значит без его квалифицированной помощи здесь не обойтись. Только его мне и не хватало! Я наглоталась его таблеток и теперь отвратительно себя чувствую. Да, в этом и моя вина. В следующий раз подумаю, прежде чем повторять убийственный опыт и тянуть в рот, что попало. Но кто меня к этому подтолкнул? Неумолимый доктор Каллен! Довёл до ручки. Заставил просить прощения. Без его лекций мы с Мэнголдом, небось, давно оставили бы друг дружку в покое. Теперь я избита, отравлена и, как любила говорить моя мать, не по-христиански зла. Но зато снова готова бороться. Вот только отдохну дома еще денек; хорошо бы, чтобы мои великие планы не нарушила первая же лужа, в которую я упаду, чтобы затем немного поплакать на бессмертном плече приемного папочки. Тьфу!