Игра на двоих (СИ)

Я не собираюсь останавливаться на достигнутом: мне, моему ментору, окружающим меня людям и предметам, а также самой жизни еще предстоит ответить на несколько вопросов, которые не дают покоя несчастной Победительнице. В своих поисках я не раз загляну сюда, в свой старый дом, когда-то теплое и родное место, ставшее теперь обителью скорби и вечного холода. Но я знаю, что, несмотря на произошедшие изменения, меня здесь ждут, пусть и не те, с кем я ищу встречи, а всего лишь вечная спутница и безмолвная свидетельница моей жизни. В следующий раз, когда я, соскучившись, вернусь, чтобы послушать ее молчание, она откроет мне еще пару секретов.

Грустно улыбнувшись, поворачиваюсь, медленно спускаюсь по узким деревянным ступенькам и шагаю вслед за Хеймитчем. Ментор, заметив мою слабую, но многообещающую улыбку, удовлетворенно кивает, чуть замедляет шаг и приобнимает подопечную за хрупкие плечи. Мы пересекаем Главную Площадь и направляемся в сторону Деревни Победителей. Пустынные, безлюдные улицы Шлака и прохлада ясного ноябрьского утра навевают мысли об одиночестве, порывистый ветер — о том, что вся жизнь Дистрикта и его обитателей стремительно проносится мимо, не позволяя нам приблизиться ни на шаг, не разрешая даже коснуться проходящих одного за другим мгновений. Теперь мы лишь наблюдаем со стороны за всем, что происходит в когда-то родном и привычном мире, — нежеланные свидетели тысяч людских судеб, две из которых предназначались нам. Солнце уже высоко: его яркие, но холодные лучи напоминают мне ледяные взгляды и насмешливые улыбки, которых мы удостаиваемся от тех, кому есть и будет место в этом мире, знакомом для всех остальных, но чуждом для нас.

По светло-голубому небу плывут редкие белоснежные облака; под ногами потрескивают сломанные ветки. С деревьев облетают последние листья — темно-коричневые, сморщенные, сухие. Мертвые. Пришло их время умирать. Когда-нибудь — возможно, скорее, чем я думаю — придет и мое. Вспоминаю слова отца и ментора, от которых сердце делает еще одну попытку забиться, но мысли одна за другой возвращаются к событиям последних месяцев, и пустота внутри меня вновь заявляет свои права на мои тело и разум. И я сдаюсь. Снова. Но на этот раз это лишь временная, мимолетная слабость, за которой последует прилив сил и готовность продолжить борьбу за свою жизнь и право самому выбирать время и место собственной смерти. Надеюсь, что так и будет. Ведь бывают времена, когда ничего другого, кроме надежды, не остается. Для нас с ментором они наступили в тот день, когда на роковой церемонии Жатвы прозвучали наши имена.

========== Глава 21. Последний взмах крыльев ==========

Металлический звон. Легкий, почти невесомый. Словно тонкие крылья пойманной бабочки, будь они сделанными из металла, бьются друг о друга. Странный звук. На мгновение останавливаюсь, чтобы оглянуться по сторонам и прислушаться, но не замечаю ничего, что могло бы привлечь мое внимание. Возможно, просто показалось. Глубоко вздохнув, продолжаю двигаться дальше по мрачным, серым от угольной пыли улицам Шлака. Найди меня Хеймитч, первыми его словами было бы что-то вроде «ну и долго ты будешь от меня прятаться?». Нервно посмеиваясь, продолжаю идти дальше. Я не прячусь, правда. Просто нужно время. И одиночество, которого я так неожиданно лишилась. Мне упорно пытаются внушить, что я больше не одна, и я пока не знаю, имею ли право поверить в это.

Весь последний месяц Хеймитч не отходит от меня ни на шаг. Не оставляет одну, не позволяет уходить в себя, не дает — даже на мгновение — отвлечься от реальности. Следит, чтобы я нормально питалась, тепло одевалась и достаточно спала. Не замолкает ни на секунду и все время находит, чем интересным я могла бы заняться. Возвращает к жизни, по его словам.

Родители уже успели привыкнуть к постоянному присутствию ментора. Мало того, они явно довольны: в моей жизни есть тот, кто готов защитить меня, когда семья не в силах сделать этого. Теперь они могут быть уверены, что никто не причинит мне вред, даже я сама. А им большего и не надо. Хеймитч же рад стараться. Он — первый, чей голос я слышу, стоит мне проснуться. Он же — последний, чью насмешливую улыбку я вижу перед тем, как уснуть. Каждое утро ментор терпеливо ждет моего пробуждения, после чего стаскивает с меня одеяло и отправляет в душ. Пока я просыпаюсь, прыгая под ледяными струями, ментор спускается вниз, чтобы приготовить горячий завтрак. Затем, преодолевая слабое сопротивление, натягивает на подопечную плотную куртку и вытаскивает на улицу. Хорошо еще, пока не догадался нацепить поводок.

Каждый день мы покидаем Деревню на рассвете и проводим все светлое время суток либо в Дистрикте, либо в лесу. В первом случае ментор тащит меня в Котел, пообщаться со старыми знакомыми, во втором — отправляет на охоту. Сам Эбернети тоже не сидит без дела — дает мне ценные указания, приводит в порядок оружие, решает, кто станет нашей добычей сегодня. Иногда мы спускаемся к озеру или уходим глубоко в лес. В другие дни сидим на склоне, наблюдая за жизнью Дистрикта. Ментор что-то рассказывает, я же механически киваю и, если получается вникнуть в его слова, отвечаю. Чаще невпопад, что безумно злит мужчину.

Каждый вечер, придя к нам домой, ментор готовит для подопечной легкий ужин, затем буквально берет ее за руку и ведет в гостиную, где демонстрирует вернувшейся с работы матери, что с ее дочерью все в порядке — весьма относительном, но это уже детали, о которых ей знать необязательно. После этого я ухожу к себе на чердак, а Хеймитч на пару минут задерживается внизу, но вскоре поднимается ко мне и, убедившись, что я не успела ничего натворить во время его отсутствия, с удобством разваливается в глубоком кресле у окна и продолжает наблюдать за мной. Я делаю запись в блокноте, он берет в руки книгу. Иногда, если видит, что я готова слушать, читает вслух или рассказывает истории из жизни. Смешные, грустные — неважно, главное, чтобы подопечная заинтересовалась. Я часто вижу в его глазах беспокойное, гнетущее ожидание: мужчина надеется, что однажды я отреагирую на его слова и сама пожелаю превратить монолог в диалог. Но пока этого не происходит. Напротив, если мне надоедает его общество, я молча отворачиваюсь к стенке и притворяюсь, что сплю. Он немедленно замолкает, уставившись в книгу или, все тем же невидящим взглядом, — в окно.

А глубокой ночью, думая, что подопечная крепко спит, ментор тихо покидает свой пост. Он не уходит к себе домой, как вы могли подумать. Совсем нет. Вместо этого Хеймитч неслышно подходит к двери, делая вид, что уходит, закрывает ее, а затем приближается к кровати, поправляет сползшее на пол одеяло и ложится рядом, заключив меня в крепкие объятия и легко прикоснувшись холодными губами к моему виску. Только тогда мне удается уснуть. На протяжении всей ночи мужчина согревает меня своим теплом — живым, настоящим, внушающим доверие. Во сне, сама не осознавая собственных действий, я поворачиваюсь и прижимаюсь к нему, пряча лицо у него на плече. Как я об этом узнала? Очень просто: ментор и не подозревает, что его подопечная просыпается гораздо раньше, чем он успевает неслышно подняться и вернуться в кресло, стоящее напротив ее кровати. Так и живем: он притворяется, что проводит ночь в постели, я делаю вид, что не знаю, в какой именно. А утром все начинается с начала.

Я ни на секунду не могу остаться наедине с собой, с собственными мыслями. «Правильно, потому что твои мысли оставляют желать много лучшего!» — прикрикнул бы ментор. Согласна, оптимизмом они не отличаются, но я привыкла проводить много времени в одиночестве, а теперь меня самым наглым образом лишили этой привилегии. Хеймитч все время рядом. Насмешливо улыбаясь, желает мне доброго утра, язвительно комментирует мою медлительность и приступы апатии, будничным тоном пересказывает новости Дистрикта-12 и Капитолия — очередная жестокая казнь очередного дерзкого нарушителя правил в первом и невероятно пышная свадьба старшей дочери министра во втором. Иногда я нахожу в себе силы сделать вид, что мне это интересно. Но чаще просто пропускаю его монологи и замечания мимо ушей и продолжаю молчать. Краем глаза замечаю, что ментор мрачнеет и замолкает, но ненадолго.