Ночная духота (СИ)

И тут меня оглушил удар колокола или звонкая пощёчина, одна, вторая, третья. Я попыталась дёрнуться, чтобы увернуться, но не могла оторвать тело от земли.

— Да очнись ты уже!

— Только посмей ещё раз ударить её!

И тут я завизжала, увидев слишком близко лицо распорядительницы, но вампирша быстро поднесла к моим губам стакан воды и оторвала голову от земли, чтобы я не захлебнулась. Мы были в парке. Около клумбы. Похоже там, где чёртов «Пресли» завалил меня на землю. Вот и он сам стоит подле меня на коленях, и, наверное, это его пальцы оставили на моих щеках зудящий след.

— Долго будешь так сидеть? — прорычала на него хозяйка. — Позови хоть одного из них. Она же и шага без посторонней помощи не сделает.

Я, желая опровергнуть её слова, приняла сидячее положение, но вампирша тут же подставила мне под спину руку.

— Теперь понимаю, отчего у твоего хозяина аллергия на женскую кровь, — расхохоталась она в недрах вываливавшейся из лифа груди. — Нет ничего противнее нажравшейся женщины.

Я опустила глаза. Надорванное платье едва прикрывало босую ногу. Хорошо, что я не видела своего лица. Вскоре вернулся «Пресли» со второй туфлей — хорошо ещё он не ей съездил мне по морде, приводя в чувства. Следом шёл Лоран, обсыпанный пудрой и злостью. К счастью, графа с ним не было.

— Я же просил не пить! — Лоран не кричал, но тихие слова хлестнули плёткой, и я подскочила на ноги, но не удержалась и рухнула на подставленные распорядительницей руки.

— Дейв отнесёт её в машину, – выплюнула вампирша и брезгливо оттолкнула меня к «Элвису Пресли», но Лоран перехватил моё падающее тело.

— Мне не нужна помощь.

Я уткнулась носом в плечо хозяина и шмыгнула.

— Не надо давить на жалость, — буркнул Лоран и двинул плечом мне прямо в скулу.

Я отстранилась и к ужасу увидела графа, спокойно идущего по правую руку приёмного сына.

— Антуан, ты можешь остаться. Я отвезу тебя, — послышался где-то далеко голос распорядительницы и быстро последовавший за ним отказ парижанина.

В другой момент я бы обрадовалась отказу, но сейчас мне хотелось, чтобы граф остался с этой грудастой стервой. Я боялась, что он озвучит мою бредовую фантазию. Хорошо же я стукнулась головой о клумбу. В очередной раз я не послушалась хозяина и оказалась в дурацком положении. Узнать хотя бы, в какой момент порвалась моя связь с реальностью. И если я нафантазировала себя произошедшее в спальне, то кто даст гарантию, что в тот момент я не забыла чего-то, что произошло на самом деле. Не могло же всё быть по-детски просто: этот Дейв вывел меня на прогулку, начал приставать и, оттолкнув его, я ударилась о клумбу, а он бросился за помощью к хозяйке. Я ощупала голову. Шишки не было. Значит, я просто лишилась чувств от выпитого вина. Или… Слишком много “или”…

========== Глава 23 ==========

Утро пятницы началось, как всегда, со звука газонокосилки. Я не знала, когда и как уснула, но понимала, что жутко не выспалась, потому, не открывая глаз, выпалила в потолок все известные мне испанские ругательства, но тут же села и в страхе огляделась. Спальня, к счастью, оказалась пустой, и единственным напоминанием о графе служил лежащий на соседней подушке свеженадушенный платок. Я приложила его к носу, пытаясь вспомнить, как мы втроём добрались до дома — вернее, как я оказалась в своей постели да ещё в пижаме. Только никаких мыслей в пустой голове не нашлось, как впрочем и остатков алкоголя — все мои воспоминания оказались коротенькими, как мысли свежевыструганного Буратино, и заканчивались ровно в тот момент, когда тело моё коснулось ледяного сиденья «Бьюика».

Единственное, что я прекрасно помнила, это мой сон или скорее пьяный бред. Как иначе назвать то, что примерещилось мне прошлой ночью? Я настолько отчётливо помнила миссис Винчестер, что будь под рукой блокнот, легко бы набросала её портрет, а имя Габриэль врезалось в память калёным железом. А что если индейца действительно зовут Габриэлем… Я всеми фибрами души желала, чтобы содеянное ночью оставалось плодом моей больной фантазии, ведь дурные мысли материализуются гораздо быстрее праведных. На трезвую голову я никогда не потеряла бы той самой головы.

Пустая лёгкая голова была страшнее тяжёлой похмельной, и я стремительно принялась утяжелять её размышлениями о том, с каким лицом надлежит предстать перед графом, когда он прочитает, если уже не сделал этого, мою фантасмагорию в интерьерах спальни старушки Винчестер. И тут же с ужасом обнаружила в приоткрытом шкафу испорченное платье эпохи ампир, которому, по словам самого графа, теперь надлежало найти свой последний приют в помойном ведре. Или он повесил его здесь посланием проснувшейся Кате, которое я не могла прочесть? Или же аристократическая щепетильность не позволила выкинуть пусть и испорченную, но всё же чужую вещь?

Я слезла с кровати и вцепилась в платье, словно то способно было дать хоть один из желанных ответов. Оно действительно пахло туалетной водой графа, духами вампирши и вином — источники всех этих запахов и обстоятельства получения их несчастным платьем были мне хорошо известны. А вот индеец Габриэль, увы, не пах никак — вернее я не могла сейчас восстановить в памяти никакого аромата. Даже запах табака не вязался в памяти с «белым орлом», и этот запах проклятое платье точно не источало. Оно пахло роковой тайной, в которой мои потаённые желания разбились о безысходность действительности — такое платье выкидывать нельзя. Оно и правда моя оболочка, как сказала миссис Винчестер. Быть может, если я переделаю его на благородный викторианский манер, оно освободит из плена мою память?

Эту мысль сдобрил сильный аромат кофе, и я поняла, что кое-кто вновь поставил эспрессо-машину на таймер, будто заранее знал, когда я проснусь. Впрочем, проспать жужжание газонокосилки не было никакой возможности. Бравые мексиканцы все ещё бороздили безбрежные просторы газона на заднем дворе, но я решила не ждать их ухода и, приняв душ, вышла на кухню. Есть совершенно не хотелось, и я чуть ли не силой впихнула в себя чашку кофе и тост, оставленный на кухне заботливым графом дю Сенгом, чтобы все ангелы на него ополчились! Он даже поставил в вазу новые розы, в которых затерялась записка. Боже, как в дешёвом романтическом кино! Не удивлюсь, если в ней будет написано что-то по-французски…

Но я удивилась, потому что записка оказалась от Лорана. Его красивым почерком по-английски было выведено напоминание о выставке несравненного Джо. Да, в хорошем же я была вчера состоянии, что хозяин не понадеялся на силу своего внушения и по-человечески оставил записку. Спасибо ему огромное, потому что сегодняшний вечер напрочь вылетел из моей больной головы. Впрочем, голова не болела, как бывало по утрам после терапии. Наверное, и вправду граф запретил Лорану касаться моих мыслей, сейчас это была его прерогатива. Что ж, современное искусство Джо и бренчание Клифа должны вывести из себя парижанина намного больше моих ничтожных бабских фантазий. Быть может, эти двое спасут мой вечер! Потому что моё утро Лоран спас короткой подписью — змей я покормил. Интересно, заботился ли он в тот момент обо мне или всё же тревожился о своих питомцах? Должно быть, второе…

Что ж, я специально не давила на его жалость. Я заслужила хорошую взбучку за семь бокалов вина, выпитых на голодный желудок. Быть может, хозяин ещё призовёт меня к ответу, когда будет не так занят музыкой. Пусть же он как можно дольше следует завету Верлена: «музыка прежде всего». А для меня эта выставка может стать прекрасным поводом вновь надеть платье, чтобы показать графу, что я превратилась в саму скромность.

Верные решения принимаются быстро, и я стала обзванивать пошивочные мастерские в надежде уговорить хоть одну мастерицу исполнить мой заказ прямо сейчас за любые деньги. Я час выслушивала милый китайский выговор и отказ по каждому набранному телефону. Наконец одна согласилась сшить мне за два часа викторианское платье. Я тут же закинула платье в химчистку и, перерыв в магазине все кружева, отыскала те, что напоминали творение миссис Винчестер. Я купила к ним бежевую ткань, пуговицы и даже нитки. Оставалось дело за малым — отыскать модель. Не надеясь на свой карандаш, я принялась перебирать в памяти художников, которые могли воссоздать желаемый образ. И вот во всемирной сети я отыскала изображение похожего платья. Им оказалась, как по заказу, картина парижского американца Джеймса Эббота Макнила Уистлера — хорошо ещё длинноволосая красавица не имела со мной ни малейшего сходства. Швея, не подведи!