Игра Канарейки (СИ)

Лугус мгновенно вскочил с бревна и отдал честь всаднику. Кадеирн вар Далейг тоже выпрямился ещё сильнее, стал больше похож на доску, чем на человека. Быстро отсалютовал, а затем оба солдата пали ниц перед мужчиной.

Это лицо было выгравировано в памяти у каждого порядочного нильфгаардца. Всякий разглядывал его профиль на гобеленах и золотых монетах, пытался увидеть его как можно ближе на военных парадах и маршах. Лицезреть орлиный нос и холодный взгляд чёрных властных глаз, стать и силу, исходящую от него. И даже сейчас, в абсолютно неформальной обстановке, посреди залитого дерьмом тракта угнетённого северного королевствишка, Кадеирн напрягся, пытаясь запомнить мужчину в чёрном доспехе с золотым солнцем на груди.

Гном снял зелёный колпачок, нервно протёр лоб от пота.

– Ваше величество! – воскликнул Лугус. – Белое пламя…

Всадник таким же властным жестом указал ему молчать.

– Я путешествую инкогнито, – произнёс он низким голосом с хрипотцой.

Кадеирн вар Далейг ещё раз поклонился и положил руку в тяжёлой латной перчатке на голову Лугуса, чтобы тот тоже ещё раз выразил своё почтение.

– Тогда не смеем вас больше задерживать… милсдарь.

Мужчина с золотым солнцем на груди сдержанно кивнул, тронул лошадь пятками, и она неторопливо зашагала по тракту.

Кадеирн, провожая путника взглядом, вдруг заметил кое-что.

Он вскинул арбалет и направил его на кобылу.

Он очень надеялся, что ему не показалось.

– Стой! – крикнул Кадеирн. Лугус переполошился, взглянул на офицера, но останавливать его не стал. Слишком уж решительный вид у него был.

Гном обернулся, заметил арбалет, направленный на кобылу и дёрнул спутника за руку. Тот невнятно выругался.

– Повторяю: остановись! – расхрабрился Кадеирн вар Далейг.

– Вам что-то нужно от моего господина? – спросил негромкий вкрадчивый голос. Лугус и Кадеирн обернулись. Возле них на иссиня-чёрной дохлой кобылке незаметно возник ещё один имперский рыцарь. Он поднял забрало, из шлема на патруль посмотрели чёрные глаза. Лугус невольно подумал, что они больше похожи на дырки, просверленные внутрь черепа, чем на обычные человеческие глаза.

– Это правда он? – спросил вар Далейг.

Рыцарь улыбнулся как-то жутко.

– Даже если и не он, милсдари, это совершенно не ваше дело.

– Что за нелюдь убогий сидел с ним на одной лошади?! Как так может быть? – всполошился Лугус.

Рыцарь посмотрел патрульному прямо в глаза, повторил:

– Не ваше дело.

Обычные слова отдались эхом, прозвучали как заклинание.

Кадеирн и Лугус замерли, а рыцарь рядом с ними вдруг растворился вместе со своей дохлой кобылкой. Вар Далейг торопливо обернулся, но вместо лошади и путников увидел только маленькую чёрную точку, которая вскоре и вовсе скрылась за горизонтом.

После завтрака Ольгерд фон Эверек забрал из конюшни самого строптивого коня и умчал на нём куда-то в сторону леса.

Канарейке же оставалось только ждать. Ожидание было томительно, растягивало время и щекотало нервы. Целый день эльфка бродила по дому «кабанов», пытаясь найти себе дело и применение. Но никто из вольной реданской компании не подпускал Канарейку к быту на пушечный выстрел, все учтиво отказывались от помощи и просили её что-нибудь спеть.

От безделья и беспомощности хотелось взвыть. Канарейка собралась с завтрашним рассветом самой выдвигаться в сторону Новиграда, гному навстречу.

Ведьмак тоже ошивался где-то неподалёку, от нечего делать собирал по окрестным деревенькам заказы на утопцев и эндриаг.

– Эй, Птаха.

Канарейка, до этого полулежавшая на столе, приподнялась, посмотрела на Эльзу.

– Ты чего тут?

– Жду, – бесхитростно ответила эльфка.

Эльза нахмурилась, почесала шею.

– Пошли. Развлеку тебя.

Жеребец лениво переставлял копыта – атаман заставил его хорошенько побегать, и весь характер из коня словно выветрился. Ольгерд фон Эверек медленно затянулся, так же медленно выпустил облачко дыма.

Не хотелось ни о чём думать, рассуждать, наблюдать беззаботно весёлых «кабанов» и сдержанно тоскующую Канарейку. Всё это было невмоготу и вместе с тем уже столько раз пройдено, что делалось не только тоскливо, но и скучно.

Каменное сердце значительно уменьшило спектр эмоций, которые мог испытывать Ольгерд фон Эверек.

Так сам он себе говорил.

Впрочем, судя по всему, в этот спектр всё-таки входило искреннее удивление, потому что не совсем понятно, как можно иначе отреагировать на вывернувшую из леса кобылу, везущую уже знакомого атаману гнома Биттергельда и самого императора Нильфгаарда. Гном бранил Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, самыми изощрёнными словами, а Его Величество нервно и неумело подгонял кобылу, строя при этом такое удивлённое лицо, какое ни у одного императора в жизни не получилось бы.

– Какой у тебя голубокровный эскорт, – усмехнулся атаман, поравнявшись с кобылой гнома.

– Какой, блядь, есть, – выдохнул Биттергельд. – И тебе доброго здравия…

Гном с усилием проглотил слово «приблуда».

– Нашёл что-нибудь, гном?

– Да, человек, – проворчал Биттергельд. – В первый и последний раз в жизни рад видеть твою рыжую рожу. Всё никак разобраться не могу, где ваша халупа.

– Может, Биттергельд, ты познакомишь меня с этим милсдарем? – неловко улыбнулся император, мгновенно теряя весь величественный флёр и военную осанку.

Ольгерд взглянул на него. Он был, конечно, довольно сильно похож на Эмгыра вар Эмрейса, но вблизи всё-таки можно было заметить, что глаза явно больше человеческих, а волосы лежали так чётко, волосок к волоску, чтобы прикрыть уши.

– Пошёл бы ты нахуй, твоё императорское величество! Нас из-за тебя чуть нильфский патруль не проткнул болтом.

– Они поверили и пропустили, попрошу! – искренне возмутился Эмгыр. – Ты правильно выбрал, Бит, что позвал меня. Я-то знаю, как оставаться незамеченным.

– А ты – Элихаль? – спросил Ольгерд.

Эльф-император внимательно посмотрел на атамана, потирая подбородок, щёлкнул пальцами.

– А ты, значит, тот господин, который ходил с Кариной на свадьбу?

– С платьем ты мне удружил, если бы это была не Канарейка, – усмехнулся Ольгерд.

Элихаль наградил атамана таким взглядом, будто это была их с эльфкой свадьба.

– А что она с ним сделала?

– Надела под низ рубаху, – выдохнул атаман.

Элихаль нахмурился, покачал головой.

– Ты не говорил, что господин фон Эверек тоже здесь замешан, – сказал эльф Биттрегельду. Тот прыснул:

– У Карины все неприятности начались, как только она с этим типом связалась.

– А так у неё никогда не было неприятностей? – рассмеялся Элихаль. – Ну конечно! Жила наша девочка праведной и тихой жизнью, молилась Праматери три раза в день.

– Таких проблем не было, – буркнул всё ещё недовольный гном.

– Ты просто, мой дорогой, не прятал её от двух патрулей нильфской стражи и трёх – реданской в бадье с водой.

– Не хочу больше ничего слышать! – воскликнул гном.

Пока Ольгерд вёл гнома и императора нильфгаардской империи к дому «кабанов», вполуха слушая беззлобную перебранку этих двоих, он подумал, что Канарейка имела какую-то сверхъестественную тягу к разного рода уродам. Имея в виду, конечно же, и себя в том числе.

Компания, сидевшая за столом, из просто разношёрстной превратилась в совершенно дикую. Эльфка-убийца, бессмертный атаман, гном-матершинник с пачкой пергамента, седой ведьмак и завершавший экспозицию император Нильфгаарда Эмгыр вар Эмрейс.

Канарейка искренне обрадовалась и гному, и эльфу, но от наряда последнего её бросило в полуистерический хохот, приправленный ворохом банальных колкостей. Элихаль в ответ на это пытался шутить на тему того, за каким занятием её застали приехавшие путники.

Пару дней назад «кабаны» на кромке близлежащего леса обнаружили разбитую телегу, нагруженную виноградом. Эльза, заявив, что не пропадать же добру, сказала забрать виноград и объявила, что попробует сделать из него вино. Почётная должность давителя винограда досталась Канарейке. Именно за этим занятием, в длинной рубахе, подвязанной на бёдрах, по колено в винограде, Биттергельд, Элихаль и Ольгерд и застали её перед домом. Под взглядом атамана все «кабаны», с удовольствием и похабными улыбочками наблюдавшие за этим действом из-за углов и ставень, быстро растворились и вернулись к своим делам, а сама Канарейка, решив, что уж кого-кого, а этих троих стесняться бессмысленно, так и выскочила из бадьи, бросившись обнимать эльфа и гнома.