This one. Книга вторая. Ирисы под кровавым дождем (ЛП)

– Если бы твоя жизнь пошла другим путем, ты мог бы жить счастливо, работая в своем поле и пробуя пищу, выращенную собственными руками.

Немного нахмурившись, он поставил на стол свою чашку, больше не интересуясь едой. О чем это она? Ему не нравилась печаль в ее глазах. Неужели она снова вспомнила о прошлом? Или думала о будущем? Почему? Неужели из-за моих встреч с Иидзукой-саном? Она боится, что наше время здесь подходит к концу?

– Думаю, это правда, – признал Кеншин после небольшой паузы. Если бы все сложилось по-другому, он вырос и стал бы еще одним фермером. Потирая лоб, он вспомнил обо всех поворотах его жизни, о выборе, который он делал, хорошем и плохом, и обо всем, что могло бы быть.

Если подумать, то я никогда не говорил ей об этом?

– Я пережил трудные времена, – начал он, глядя на нее снизу вверх. – Я родился в середине голодных лет, мои родители и братья умерли от холеры. С юных лет я неустанно тренировался в стиле Хитен Мицуруги. А теперь… Я убийца Чоушуу. За всю мою жизнь, рядом со всеми людьми, с которыми мне пришлось столкнуться, у меня было немного поводов улыбаться.

Она напряглась от его жестких слов – но не закрылась завесой боли, как обычно. Означает ли это, что она его выслушает? Может, она даже поймет, за что он воюет?

– Я изучал принципы стиля Хитен Мицуруги, использовал свой клинок и убивал ради лучшего мира, ради безопасности и мира простых людей. – Он повторил фразу, высеченную в его душе, те слова, которые он повторял себе снова и снова худшими ночами в Киото, когда чувствовал себя опустошенным и бессмысленным. Закрыв глаза, он медленно выдохнул и прошептал, – и все-таки… Теперь я понимаю, что это было ошибкой.

Он чувствовал, что это звучит сущей ересью, но понимал, что сейчас, в этот момент это правда.

Он сглотнул один раз, два… потом поднял взгляд, чтобы встретиться с ее шокированными глазами.

– Лучшее, что я могу сделать, это жить здесь и создавать жизнь, вместо того, чтобы уничтожать ее. До сих пор я не знал счастья. До недавнего времени я даже не знал, что означает это слово. Жить здесь, проводить время в деревне и возвращаться к тебе – вот истинное счастье. – Он вздохнул и продолжил, и его голос приобретал уверенность с каждым словом. – Живя здесь, с тобой, я понял, как ужасна на самом деле была моя жизнь убийцы. И причина, по которой я усвоил этот важный урок… это ты. – Он не мог сдержать улыбки, что поднялась к губам, потому что все, что он говорил, было правильным. – Томоэ, ты научила меня этому, дала мне это счастье. С этого момента я буду бороться именно за это.

Сомнения и холодность испарились из ее ки, и она кивнула. Только один раз, но этого было достаточно. В словах больше не было необходимости.

Она понимала его причины для борьбы, даже если и не разделяла их. Этого было достаточно. Он знал, насколько она не любила войну и саму мысль о сражениях и боевых действиях, независимо от их цели. Тем не менее, она была рядом, она слушала и поняла. Больше никто не сделал для него больше, никогда.

В тишине они вернулись к еде, а потом разделили саке. Ей понадобилась минута, чтобы согреть его для них. Вместе они сидели рядом возле очага, наблюдая за огнем. Только тогда она заговорила.

– После того, как война закончится… Я хотела бы жить вот так, с тобой.

Кеншин взглянул на нее искоса, прежде чем взять ее за руку. Да, жить с ней, вот так, он тоже хотел бы – о, это было все, чего он хотел. Она потянулась к нему, нежно поглаживая его щеку и поворачивая его лицо так, чтобы встретиться с ним взглядом. В ее тоне сквозила уверенность и неоспоримая внутренняя сила.

– И если так случится, если у нас будет жизнь вместе… то я хотела бы ребенка, дочь, с твоими глазами.

Что может мужчина сказать на это? Кеншин улыбнулся, положил свою ладонь поверх ее ладони и пообещал:

– Так и будет.

По мере того, как приближался конец года, погода становилась все холоднее. Земля замерзла, замерзла и поверхность протекающего неподалеку ручья, так что ему приходилось вскрывать лед каждый раз, когда он шел за водой. Снег мог пойти со дня на день. Если быть до конца честным, Кеншин ждал его. Он всегда любил снег, а без него опустошенная земля, грязные обочины, увядшие растения, голые деревья… все это было темным и мертвым. Если бы свежий снег закрыл все это, было бы прекрасно.

Кеншин получил некоторые взволновавшие его новости из столицы. Всего несколько дней назад он снова встретился с Иидзукой-саном, и его начальник рассказал, что Такасуги-сан повел Кихетай в Хаги, чтобы возглавить правительство провинции. Чоушуу буквально кипела инакомыслием. И что еще хуже, никто не слышал о Кацуре-сан со времени восстания у ворот Хамагури, и люди даже привыкли называть его «дезертир Когоро».

То, что люди так быстро потеряли веру в Кацуру-сана, заставило Кеншина кипеть от возмущения.

Что тревожило еще больше, по словам Иидзуки-сана, недалеко то время, когда Бакуфу попытаются избавиться от повстанцев, скрывающихся в сельской местности и вернувшихся в провинцию. В последнее время Кеншин и так задумывался над событиями этого лета. О том, что Бакуфу заказали его убийство задолго до инцидента в Икеда-я. За несколько недель до знаменитого удара Шинсенгуми по повстанцам некоторые фракции Бакуфу знали о личности хитокири Баттосая. И если тогда им было известно его лицо, то что остановит их от преследования его здесь?

Он был слишком узнаваем.

И если эти люди придут за ним, теперь, когда столица под контролем Бакуфу, тогда Томоэ тоже угрожает опасность.

От этой мысли мурашки побежали по коже. Кажется, независимо ни от чего их мирная передышка в Оцу подходит к концу. Однако без указаний Кацуры-сан он не мог взять Томоэ и уйти в другое место. Нет, так или иначе… ему просто нужно оставаться на своей месте и игнорировать опасения и страхи.

К счастью, зимой варианты нападения на них у Бакуфу были ограничены. Никто не станет охотиться за мятежниками по горам, когда вот-вот пойдет снег. В конце концов, они довольно высоко, и когда выпадет снег, быстрый и тяжелый, передвигаться будет нелегко.

Да, если пойдет снег, тогда у них будет время побыть вместе, здесь, в их раю.

Усиливающиеся холода вынудили их купить в деревне теплую одежду – еще две юката, хаори и теплые носки. Столько покупок сразу влетело им в копеечку, но если учесть, как немного одежды у них было вообще, эти расходы были оправданны.

Другим делом, изменившимся с приходом зимы, был обычный порядок их мытья. Их дом был слишком мал, чтобы иметь настоящую баню, как в гостинице у Оками-сан, или ванную комнату, как в доме детства Томоэ. И все же, несмотря на неудобства, она любила поддерживать чистоту. И он делал все возможное, чтобы доставить ей такое удовольствие, независимо от того, сколько работы требовалось, чтобы наносить домой ледяной воды из ручья и нагреть ее в доме.

Хотя нужно признать, что Кеншин не мог утверждать, что не любил ее настойчивость в вопросе частого купания. Тем более, что она не возражала, чтобы он мыл ей спину, или любое другое место, когда его руки начинали блуждать по ее телу… не возражала она также и против того, что следовало за мытьем.

Нет, это не так уж и плохо, решил Кеншин с легкой усмешкой. Он осторожно смывал мыло с ее груди, отмечая, как ее губы вздрагивают от его осторожной заботы.

Однако в отличие от предыдущих раз, сегодня Томоэ убедила его раздеться, чтобы они могли помыть друг друга. Поначалу он запротестовал. Он не очень комфортно чувствовал себя настолько обнаженным, и его несколько пугало то, что она может увидеть его голым. Но это же просто купание, и она так просила его об этом, что он просто не мог ей отказать.

Так что они сидели сейчас на краю деревянного настила, рядом стояли ведра с водой и лежали чистые полотенца, а на их коже не было ничего, кроме мыла. Это было более чем глупо и странно, но в то же время было приятно позаботиться друг о друге таким образом.

Томоэ получила большое удовольствие, отмывая его волосы, замечая вслух, как хорошо теперь они выглядят, благодаря небольшим усилиям. Благодаря ей, конечно – она по-прежнему любила расчесывать их время от времени. Он совсем не возражал, хотя сейчас его волосы отросли довольно длинными. До нижней части спины.