Разбуди меня (СИ)

Гермиона вся задрожала.

— Прошу тебя, остановись! — повторила она, уже всерьёз паникуя.

Тео с явным недовольством убрал руки, теряясь в догадках.

Неужели Грейнджер боится, что нас застукают?

Или она боится моих действий? Да быть того не может! Что она строит из себя недотрогу?

Он решил убедиться наверняка и предпринял последнюю попытку. Его ладонь опять скользнула под рубашку гриффиндорки, касаясь кожи возле пупка...

Гермиона рванулась так, что Тео едва удержал её, но в тот момент, когда она повернулась к нему в профиль, увидел блеснувшие в глазах слёзы.

— Грейнджер, успокойся, — сказал он, крепко обнимая её, но испуганная Гермиона продолжала брыкаться. — Тише, тише, я больше ничего не буду делать, — добавил он, удивляясь тому, как мягко звучит его голос, и тому, что он испытывал к Гермионе в данный момент. Это было что-то похожее на нежность, желание заботиться и защищать её.

Я совсем спятил. Надо больше спать.

— Нотт, отпусти меня, — почти беззвучно выговорила Гермиона, всё ещё слабо вырываясь.

Он сам не понял, как выпустил её из своих объятий. Она наконец повернулась к нему лицом; растерянная, разгорячённая его ласками и в то же время напуганная, она пыталась застегнуть пуговицы рубашки, но пальцы дрожали, и у неё ничего не выходило.

— Дай-ка мне, — сказал Тео, отводя её руки в стороны.

— Нет! — в ужасе воскликнула Гермиона. Её глаза были широко распахнуты, и в них застыл неподдельный страх.

Проклятье! Она мне не доверяет. Ещё бы...

Мерлин, а я так хочу, чтобы доверяла.

— Я обещаю, что не сделаю тебе ничего плохого, — серьёзно сказал он, хотя своё разыгравшееся воображение унять был неспособен. Гермиона сейчас была так пленительна: с растрёпанными волосами, в чуть помятой юбке и наполовину расстёгнутой рубашке.

Он осторожно, не отрывая взгляда от её побледневшего лица, взялся за хлопковую ткань и медленно застегнул ту самую опасную пуговицу на груди. Ему стоило невероятных усилий не наброситься на Гермиону и не порвать к чёртовой матери эту рубашку вместе со всем остальным. Его останавливали лишь её глаза, слегка безумные, округлившиеся, непонимающие.

— Грейнджер, — сказал Тео, с плохо скрываемой досадой застёгивая последнюю пуговицу, — тебя что, никогда не трогал мужчина?

Гермиона стыдливо опустила ресницы. Вопрос был слишком прямой, и Нотт ждал такого же прямого ответа.

— Никогда, — выдохнула она, с опаской поглядывая в сторону двери. Едва Нотт перестал её касаться, мысли стали понемногу приходить в порядок, и Гермиона вспомнила, что они по-прежнему находятся в учительской.

— Я наложил Запирающие чары, — хмыкнул Тео, проследив за её взглядом. — А Уизли круглый идиот.

Гермиона подняла на него глаза, полные несогласия, но он жестом пресёк её попытку возразить.

— У тебя чудесная фигура, — сказал он будто между прочим, но, увидев, как она зарделась, решил тут же вернуть её с небес на землю: — Наверное, так задумано природой: красивое тело в противовес вредному характеру. Во всём должен быть баланс.

Гермиона, вспыхнув, сжала кулаки и вскинула голову.

— Раз я такая вредина, зачем я тебе? А, Нотт? Зачем возиться со мной, когда столько девушек претендуют на твоё внимание?

Тео довольно, почти приторно усмехнулся.

— Какой кайф мне доставляет твоя ревность, Грейнджер! Только уже ради этого я готов, как ты говоришь, «возиться с тобой». Ну и ещё ради того, чтобы получить тебя.

Он скользнул откровенным взглядом по её ногам, потом задержал его на влажных, чуть приоткрытых губах.

— Ты просто озабоченный подросток! — вспылила гриффиндорка, нервным движением поднимая мантию с пола и очищая её волшебством.

— Осторожнее с выражениями, Грейнджер. Я ведь могу прервать срок действия своего обещания.

— Хватит меня пугать! — прошипела она.

— Я не пугаю, а предупреждаю, — спокойно отозвался Тео. — Объясняю один раз (просьба усваивать информацию сразу): во-первых, я далеко не подросток. Мне девятнадцать, как и тебе, и, смею надеяться, я уже достаточно сформировавшаяся личность со своими взглядами на жизнь. Я вырос в таких условиях, где взрослеть пришлось рано. Я не маменькин сынок, в отличие от некоторых, — тут он осклабился, вспомнив своих соседей по комнате, — я долгое время жил абсолютно один, когда мой отец сидел в Азкабане, а родственники со стороны матери от нас отвернулись как от прокажённых. В шестнадцать лет я был предоставлен сам себе, и, как ни парадоксально это звучит, нужно было иметь немало мозгов, чтобы не сойти с ума.

— И что же тебе помогло? — спросила Гермиона, глядя на него с недоверием.

— Я знал, что Малфою уже тогда поставили метку и знал, что меня это тоже ждёт. Чем больше Пожирателей будет в замке, тем проще этому уроду туда будет попасть... — с этими словами он с такой силой сжал дверцу шкафа, что стекло в ней треснуло. — Мать вашу... Репаро! Но мне повезло: Волан-де-Морт был зол на Малфоя-старшего и хотел наказать его с помощью сына. Его устраивал любой исход. Убьёт ли Драко Дамблдора или нет, не имело значения. Волан-де-Морт полагал, что старикашке в любом случае осталось недолго, а эта миссия, возложенная на Драко, лишь давала ему возможность манипулировать Люциусом... Он — жестокая сволочь, каких только поискать, и я, чёрт возьми, рад, что вы наконец его остановили.

Гермиона не сдержала гордую улыбку: ей почему-то был очень приятен этот его комплимент, а Нотт тем временем продолжал:

— Весь шестой курс я наблюдал за неудачами Малфоя; мне было жаль его, и именно благодаря ему я окончательно разочаровался в идеях Пожирателей смерти. Но помочь Драко я не пытался. Волан-де-Морт всегда знал много того, о чём мы и не подозревали, и я, не планируя умирать в столь юном возрасте, решил играть свою роль до конца. Играл настолько убедительно, что в прошлом году даже применял Круциатус к наказанным. Тогда я считал, что это неплохой способ выместить свою агрессию, но после наказаний мне становилось только хуже.

— Агрессию? — перебила его Гермиона, нетерпеливо переминающаяся с ноги на ногу. — Вызванную чем? Действиями Кэрроу и Волан...

— Неважно. Это к делу не относится, — отрезал Тео, отлично зная, что как раз это относится к делу напрямую. В голове невольно всплыл образ кровати во мраке слизеринской спальни, и на него вдруг навалилось странное оцепенение: три последних ночи без сна давали о себе знать. — Так вот, — с наигранной живостью сказал он, сбрасывая с себя дремоту и возвращаясь к поднятой теме, — это что касается «подростка». А по поводу «озабоченного» скажу как есть: я обычный мужчина и, да, я хочу тебя.

Дыхание Гермионы перехватило, в висках запульсировало. Нотт снова смотрел на неё как на объект своего бешеного влечения: страстно, жадно, почти плотоядно. Чувствуя дрожь в ногах, она прислонилась к боковой стенке шкафа, а Тео подошёл вплотную к ней и, мягко взяв за подбородок, заставил посмотреть в глаза.

— Ты тоже этого хочешь, — уверенно сказал он, гипнотизируя её взглядом. — Мне не нужно даже касаться тебя, чтобы убедиться в этом; тебя давно выдали твои глаза.

Гермиона мотнула головой, боясь потерять последние остатки самоконтроля.

— Я не... не могу... — сбивчиво проговорила она, вцепляясь пальцами в мантию Нотта, колеблясь между тем, чтобы оттолкнуть его, и тем, чтобы притянуть к себе.

— Проклятье! — выругался Тео сквозь зубы, резко отпустив её и метнувшись к двери. Короткий взмах палочки, и замок был открыт. — Я обещал не делать тебе ничего плохого, Грейнджер, но если ты не хочешь быть изнасилованной прямо сейчас, ради Мерлина, проваливай в свою башню.

— Нотт, я...

— И побыстрее, — жёстко сказал он и вышел первым.

Гермиона ещё несколько минут стояла, ошарашенно глядя куда-то перед собой. Сердцебиение понемногу приходило в нормальный ритм, краска отхлынула от лица, но тело так и ныло от желания снова и снова ощущать эти смелые прикосновения. Она поспешно затянула шнуровку мантии, чтобы не видеть теперь наглухо застёгнутой белой рубашки: от одного воспоминания о пуговице на груди у неё мутилось в глазах, а по телу пробегал электрический заряд.