Разбуди меня (СИ)

— Ох, эти ваши традиции... — она скептически поджала губы, туже затягивая шарф. — Как тяжело быть аристократом.

— Да нет, как видишь, я справляюсь, — хмыкнул он; ему по-прежнему нравилось, когда Гермиона начинала нервничать, а сейчас именно это и происходило.

— Ну ладно, — со вздохом раздражения сказала она, когда они подошли к боковой башне замка, и Тео заклинанием отпер дверь. — Как же тебя тогда называть?

— Можешь «мистер Нотт», — усмехнулся он, медленно поднимаясь по лестнице. — Ну а если серьёзно: те немногие, кто ещё со мной общается, зовут Тео. Я привык. Хотя бы не как отца.

— Хорошо, — Гермиона снова поджала губы. — Но ты станешь Тео только тогда, когда научишься и меня называть по имени.

— А, ну то есть когда ты наконец сама меня поцелуешь?

— Иди ты к чёрту!

Они дошли до гобелена, который закрывал выход на третий этаж, и Тео уже собирался отогнуть полотно, как вдруг сверху послышались голоса.

— Ну где же она?! Джинни, ты была в библиотеке?

— В первую очередь! — ответила явно встревоженная Джинни. — А ванную старост проверяли?

— Проверяли... — донёсся голос Симуса. — И Большой зал, и туалеты, и все коридоры... Она как сквозь землю провалилась!

— Зачем только мы отпустили её в лес одну! — в отчаянии воскликнула Астория.

В этот момент Гермиона повернулась к Нотту с торжествующим видом:

— Вот видишь, они меня ищут!

Он и бровью не повёл.

— Гринграсс права: нечего было отпускать тебя в Запретный лес в одиночку. Тогда и искать бы не пришлось.

Гермиона вздохнула, мысленно соглашаясь.

— Ладно, я должна пойти к ним. Ты... доберёшься сам?

— Грейнджер, иди уже, — рассмеялся Тео. — Доброй ночи... вернее, утра.

С этими словами он отодвинул полотно и чуть подтолкнул Гермиону вперёд, а сам стал по возможности быстро спускаться по лестнице, уже слыша доносящиеся сверху радостные возгласы друзей старосты школы.

Гермиона была благодарна Джинни, Астории и остальным за то, что они так рьяно искали её (Хагрид так и вовсе до сих пор бродил по Запретному лесу, и Дин был вынужден вернуться к его хижине, чтобы дать сигнал о том, что с Гермионой всё в порядке), но внезапно навалившаяся усталость была поистине невыносимой, поэтому она обошлась коротким объяснением своего исчезновения: она просто заблудилась в лесу.

Переволновавшиеся за неё друзья готовы были засыпать её вопросами, но Падма, проявив свойственную ей чуткость, остановила их.

— Пойдёмте спать, ребят, — сказала она, видя, что Гермиона едва передвигает ноги. — Не хватало ещё попасться Филчу. Завтра поговорим, ладно?

Когтевранцы и гриффиндорцы разошлись, и последних долго не хотела пускать Полная Дама, смотревшая, наверное, уже десятый сон. Её пришлось будить; это заняло столько времени, что даже Дин уже успел вернуться от Хагрида.

— Ну пожалуйста, не сердитесь на нас! Лео фортис!

В конце концов Полная Дама всё-таки открыла проём, и ребята, которых уже тряс сонный озноб, скользнули в приятное тепло своей гостиной.

Ложась спать, Гермиона прокручивала в голове все события за последние несколько часов. Она была почти уверена, что назавтра всё это покажется ей глупым сном. Не было никакого гиппокампа, кентавров, Нотта...

Он защищал меня. Не атаковал и не провоцировал, а защищал. Это не может быть правдой, но это так. И это потрясающе.

Тео...

Я что, уже мысленно называю его по имени? Великолепно.

И всё-таки приятно, когда за тебя вступаются и заботятся о тебе. Когда наконец можно почувствовать себя хрупкой маленькой девочкой.

С этими мыслями Гермиона, улыбаясь безмятежной улыбкой, провалилась в сон.

С наступлением ноября на замок опустился густой туман, время от времени разбавляемый противным, но неизбежным «снегодождём». Квиддичные тренировки зачастую проходили не в самых благоприятных условиях, и Падме, наблюдавшей из окна своей спальни за продрогшими, вымокшими до нитки спортсменами, всё чаще приходила в голову мысль, что, пожалуй, хорошо, что она не играет в квиддич.

Когтевран готовился к матчу против Слизерина, но привычный накал страстей, предшествующий самой игре, никоим образом не касался отношений Падмы и Малфоя. По мере усложнения предметов, которые они изучали, а также заданий, которые необходимо было выполнять — и выполнять не просто, а блестяще, как требовали преподаватели — они всё больше сплачивались и были готовы в любую минуту поддержать друг друга.

У Падмы был заметный прогресс в легилименции: с каждым новым уроком она всё лучше противостояла воздействию Уильямсона, и тот не переставал ею восхищаться. Однако постоянные нагрузки не могли пройти даром. После памятного похода к гиппокампу, внезапного исчезновения Гермионы в лесу и, главное, из-за недомолвок с Дином у Падмы в результате стресса случилось что-то вроде временной утраты способностей.

На этот раз они с Драко экзаменовали друг друга, и Падме выпало первой читать его мысли. Малфой давно научился выдавать то, что хотел, а не то, о чём на самом деле думал, и на этот раз Падма увидела в его мыслях ничью между их факультетами в ближайшем матче. Ей было приятно, и она уже с улыбкой опустила палочку, как вдруг подумала: последний матч в сезоне Когтевран играет против Гриффиндора, и Дин, как капитан, конечно приложит все усилия, чтобы выиграть его... Да, разумеется, она была его персональной болельщицей, но и за свой факультет болела не менее сильно. Если выиграет Гриффиндор...

Почему-то сейчас ей казалось, что это будет поражение, нанесённое Дином лично ей.

Всё хорошее настроение мигом улетучилось. Пока Падма убеждала себя, что до последнего матча ещё очень далеко и не стоит пока забивать этим голову, Малфой молча наблюдал за ней: он видел, что в его соратнице происходит какая-то внутренняя борьба. Падма изо всех сил попыталась отогнать лишние мысли и освободить сознание для того, чтобы показать Драко что-нибудь нейтральное. Однако ей это не удалось.

Применив заклятие «Легилименс» без особого усердия, чтобы не мучить разум Падмы, Малфой принялся читать её мысли и с первой же секунды понял, что перед ним появляются картины всего произошедшего ночью тридцать первого октября. Вот школьники идут за Хагридом, вот зовут из воды чудо-животное, вот гладят его и кормят... Всё было спокойно.

Потом пропала Гермиона. Падма не видела смысла показывать Малфою сами поиски, и с этого момента попробовала думать о чём-то другом, однако у неё ничего не вышло. Она пыталась восстановить контроль над роящимися в голове образами, но два из них никак не хотели покидать её сознание: Гермиона, растерзанная зверьми Запретного леса — именно этого Падма больше всего боялась в ту ночь — и порядком взволнованный Дин, продирающийся сквозь колючие кустарники и тщетно зовущий Гермиону.

По тяжёлому дыханию Падмы Малфой понял, что она уже плохо контролирует свой разум, и поспешил отменить заклинание. Когтевранка бессильно опустилась на ближайший стул.

— Ты в порядке? — спросил Драко, всматриваясь в её усталое лицо. — Как себя чувствуешь?

— Нормально... — ответила она еле слышно. — У меня ничего не выходит. Первый раз такое.

— Это бывает, ты же знаешь... — Малфой замолчал, но спустя несколько секунд заговорил вновь: — Почему ты не рассказала мне, как пропала Гермиона?

— Но разве Астория...

— Она сказала лишь, что Гермиона заблудилась в лесу и в итоге нашлась сама.

— Ну да... А что не так?

— Я думал, она исчезла по дороге в замок, а, оказывается, это случилось ещё на берегу. У меня словно паззл в голове сложился: Нотт.

— Что — Нотт? — непонимающе уставилась на него Падма.

— Он ушёл как раз около восьми вечера, когда вы и собирались идти смотреть этого гиппокампа. Он знал, во сколько вы пойдёте к Хагриду. Наверняка он слышал, как Астория говорила мне время и место.

— Подожди... ты думаешь, что он причастен к исчезновению Гермионы?

— Пока я просто не исключаю такую возможность. Всё выходит слишком гладко.