На попутных ветрах (СИ)

— О, золотце проснулось, — ухмыльнулся Брок, вошедший почти неслышно, или это Баки так увлекся разглядыванием карты, что не услышал ничего. — Сходи погуляй, чего сидишь взаперти?

— Можно? — изумился Баки.

— Хотел бы я тебя держать взаперти — посадил бы в трюм, — хохотнул Брок. — Гуляй себе и не бойся, никто тебя не обидит.

Баки осторожно вышел на палубу, но там не происходило ничего сверхъестественного: матросы драили корабль, вахтенные стояли на своих местах, отбили одну склянку, а Баки посмотрел на небо и увидел ослепительно яркий солнечный диск в зените. Баки зажмурился, не в силах глядеть на дневное светило, но упорно открыл глаза, прикрываясь рукой. “Гидра” куда-то летела под всеми черными парусами, которые на поверку оказались серыми, а на некоторых кое-где виднелись заплаты. Баки, жмурясь на солнце, рассматривал корабль, как мог, выйдя из тени кормовой надстройки. Он заметил, как сменились вахтенные, точно по отбою первой склянки, и эта военная точность его поразила. Он был уверен, что пираты — это шайка раздолбаев, которые хорошо умеют только грабить, но на корабле стоял идеальный порядок, какого не встретишь на ином гражданском судне, хотя Баки не сказать чтобы часто бывал в долгом плавании, больше увеселительные морские прогулки на яхте не больше, чем на пару дней, поэтому, как надо, представлял себе не особо.

Баки несмело прошелся по палубе, стараясь никому не мешать, хотя видел, что матросы большей частью сидят на бухтах и ничего не делают, но ему было боязно одному гулять по чужому кораблю, где все казалось ему враждебным. Он видел, как на него смотрели, разглядывали, не таясь, и от этих взглядов по спине бегали мурашки. Баки пересилил себя и, повернувшись к разглядывающим его матросам спиной, облокотился на борт, глядя на короткие волны на которых играло бликами солнце. Прохладный ветер, плотно натягивающий паруса, трепал его волосы и одежду, брызгал солеными каплями в лицо, и Баки отпускало. Он начинал чувствовать странную свободу от всего вокруг, словно этот самый ветер выдувал из его головы все проблемы и вопросы, оставляя его пустого, открытого для чего-то нового, неизведанного, большого и немного пугающего.

— Нравится? — раздался у него над ухом голос Брока, который встал рядом с ним, так же облокачиваясь на борт.

— Да, — вздрогнул Баки, кивнув в ответ, солнце мешало смотреть на Брока прямо, и он продолжил глядеть на воду, играющую бликами. — Красиво. Завораживает.

— Море, золотце, это стихия, в которую надо погрузиться полностью, чтобы понять ее, чтобы она проникла в душу, не оставляя места ни для чего другого, — немного грустно сказал Брок, тоже глядя на воду. — Если ты позволишь ей, откроешь свое сердце, то у тебя получится.

Баки задумался над словами Брока, не представляя, правда, себе, как можно вот так вот взять и открыться стихии, как вообще это сделать. А еще ему показалось, что за этой всепоглощающей любовью к морю кроется что-то еще, но что, Баки не представлял. Он, почти зажмурившись от яркого солнца, еще раз глянул на Брока, но тот безмятежно смотрел на воду и, казалось, видел там что-то свое.

— Пойдем, что покажу, — Брок взял Баки за руку и потащил на нос.

Баки, не сопротивляясь, шел за ним, не представляя, что Брок хочет ему показать, пока тот не поставил его под парусом на самом носу корабля, в маленькую полуденную тень. Баки открыл глаза и увидел необъятный морской простор, тугой ветер ударил ему в лицо, разметал и так давно разворошенные и запутавшиеся волосы, с первым же вдохом наполнил легкие, бросил в лицо пригоршню соленых брызг. Глядя в сияющую на солнце лазурную даль, сливающуюся с невозможно голубым небом на горизонте, Баки начинал понимать, что ему хотели показать, и чего он до этого дня не видел. Корабль несся к недостижимому горизонту на всех парусах, повинуясь воле человека, стоящего сейчас у него за спиной, и этот человек, Брок, правил, куда хотел, неподвластный ничьей воле, только собственному разумению.

— “Эгида” на хвосте, — услышал Баки.

— Гребаный Роджерс, — буркнул Брок. — Прости, золотце, дела.

Брок оставил Баки на носу одного, а сам ушел, попутно раздавая команды, которых Баки не понимал. Он обернулся, глядя на быстро уходящего Брока, не сразу сообразив, кто такой Роджерс и что за “Эгида”. А потом понял, но вместо того, чтобы жутко обрадоваться, что за ним хоть кто-то идет, почему-то кольнуло сердце постылой женитьбой, которая была ему не нужна. Он не боялся вернуться домой, даже зная, что отец придет в ярость, но вот хотел ли он домой, сейчас Баки с уверенностью сказать не мог. Брок словно приоткрыл для него дверцу в другой мир, и Баки хотелось хотя бы посмотреть на этот мир, прежде чем расстаться с ним навсегда. Он уже и забыл, как вчера вечером трясся, что Брок покусится на него, потому что сегодня был другой день, словно другая жизнь.

— Сыпь порошок! — услышал Баки и развернулся посмотреть, что происходит.

С носа хорошо была видна палуба, как по ней сновали матросы, доставая из трюма небольшие бочонки, и лезли с ними на ванты, поднимались до самого топа мачт, чтобы рассыпать какой-то песок на паруса. Эффект был потрясающим. Корабль словно прыгнул вперед и понесся по волнам с удвоенной скоростью, а “Эгида” за кормой становилась все меньше и меньше.

— И в этот раз ушли, — слышалось Баки разноголосое эхо матросов, которое уносил бродяга-ветер, что сейчас просто бесновался в парусах, пел в снастях и трепал волосы.

Отбили очередную склянку, а Баки все стоял на носу, глядя в даль, пытаясь разобраться в себе, понять то, как за неполные сутки на пиратском корабле успел проникнуться этой бесшабашной свободой, хотя еще вчера готов был чуть ли не выть о том, как он хочет домой. Да и хотел ли он сейчас домой на самом деле? Ему было приятно, лестно, даже радостно от того, что Стив нашел его, погнался за пиратами, за своим давним врагом, чтобы вырвать его, Баки, из цепких лап морского разбойника. Это было бы так романтично, если бы не знание, что его уже отдали Стиву, что отец уже все решил, и ему, принцу, придется подчиниться воле отца. Особенно, если Стив принесет блудного сына домой чуть ли не в пасти.

Баки еще долго стоял на носу, а потом, осмелев, пошел гулять по кораблю, он слышал, как некоторые за его спиной называли его сухопутной крысой капитана, но не обращал на это внимания. Ему было все равно, что о нем думают, потому что не он сюда напросился, а его притащили на этот корабль. Как оказалось, Баки совершенно беспрепятственно мог сунуться и в недра корабля, даже добраться до трюмов, набитых черт знает чем, от банального золота и драгоценностей до очень странных статуэток, ткани и просто какой-то фигни, взятой словно сувенир. Баки увидел даже штурвал, явно чем-то инкрустированный. Он забрался и в помещения для команды, но быстро оттуда ретировался, не желая близкого знакомства.

Не найдя себе никакого полезного занятия, Баки вернулся в капитанскую каюту, завалился на кровать и не заметил, как уснул под мерное покачивание палубы.

— Просыпайся, золотце, — вырвал его из сна Брок, и Баки открыл глаза. В каюте было темно, не считая свечи в руках Брока. — У меня для тебя сюрприз.

— Какой? — не понял со сна Баки.

— Пойдем, покажу, — Брок потянул его за руку, и Баки поднялся и позволил увлечь себя в кабинет, где сейчас посреди обстановки стояла здоровенная латунная ванна на львиных лапах, полная горячей воды. — Купайся.

На столе стоял все тот же канделябр с зажженными свечами, рядом с ванной на одном табурете стояло блюдо с фруктами, а на другом лежало мыло и полотенце. Уже знакомая ночная рубашка была небрежно кинута на спинку кресла, рукавом прикрывая корону.

Баки взглянул на Брока вопросительно, и тот поднял руки и обезоруживающе улыбнулся.

— Ухожу-ухожу, раз золотце стесняется, — усмехнулся он, оставляя Баки наедине с вожделенной ванной.

Баки не представлял себе, во что для команды обошлась эта ванна с пресной водой, но был уверен, что очень дорого, и тут же в голову закралась мысль, а чем ему самому за это придется расплачиваться с капитаном. Но он отогнал от себя всякие дурные мысли и быстро скинул грязную опостылевшую одежду, залезая в идеально нагретую воду, словно тут кто-то знал, какую температуру он любит.