To Stop (СИ)

Наращивать новые кости, изменять внутренние ткани — всё это требовало ресурсов, которых не было в организме, поэтому магия тянула их извне. Конечно, со временем, если полудракон часто обращается, то его организм привыкает к этому, но первый раз всегда самый болезненный. На задворках сознания всплыл совсем нежелательный факт из истории их племени: раньше, когда не было старейшин, зелий, и магия была загадкой, при первом обороте большая часть полулюдей умирала.

Да, это именно то, что должен был вспомнить Иккинг перед тем, как осознать, что его магия выжгла землю вокруг него и начался пожар, а затем потерять сознание.

Его тело рычало от боли, выворачивалось наизнанку, хрустело, ломалось, подстраивалось под новый облик; когти вырывали травы с корнями, оставляли огромные борозды; чешуя переливалась от той силы, которая в неё поступала, а вырастающие клыки дробили челюсть. Озеро рядом осушалось, выпаривалось, рыба внутри него умирала; трава желтела, отдавая всю воду для новообращённого; деревья склонялись, чувствуя огромную силу, но неопытную, поэтому старались защитить, помочь, не дать умереть от жажды, боли или голода, несмотря на все те ветки, которые поломал юный дракон, когда добирался до этого убежища, несмотря на собственные страдания.

Интересно, можно ли умереть от боли?

(да)

***

Астрид смотрела на уснувшую Забияку и гладила её по голове — девушка уже не чувствовала ладонь, — когда Громгильда негромко позвала её мысленно, потянула, спрашивая, можно ли придти.

Под боком у дракона безмерно тепло, мягко и защищено, прямо как дома возле очага или на печке, когда под ногами шкура заморского медведя.

— Готти может предсказывать смерть? — Астрид погладила Громгильду под подбородком, еле вывернув руку из неудобной позы. Сама она сидела на стуле, Забияка спала на коленях, а дракон сел чуть позади справа, чтобы случайно не разбудить спящую.

“Да, — ответ Громгильды был простым до неприличия и таким же спокойным, но от неё ждали продолжения, судя по прекращению поглаживаний, поэтому она объяснила: — Она гадает по рунам, выцарапанным на костях предков. Первое, что сделал Иккинг, так это попросил сказать им, когда близнецы умрут”.

— И это будет завтра, да?

“Да”.

Вот так просто. Без фанфар, без сопроводительных фейерверков и взрывов. Без громогласных слов и пафосных фраз. Без плача жены и мужа, без криков детей и семьи. Под взглядами единственных друзей.

Пол почему-то дрожал, а перед глазами плотный туман, но человек сглотнул странный ком в горле и спросил:

— Неужели магия не может ошибаться? Она так непреложна? Она является законами миров?

“Драконы видят гораздо больше, чем хотят. Смерти близких, рождения далёких. Потоки жизни в теле, потоки магии, которую заложил в нас сам Один. Это тот груз, который не может понять простой человек. Ты чувствуешь, что такое связь со мной. Мы счастливы. Представь, что у тебя таких же связей, только, может, чуть слабее, тысячи, тысячи нитей с каждым на этом острове. И ты чувствуешь каждого. Знаешь, когда кому уходить, а когда и в какой семье придёт новая жизнь, — Громгильда подошла поближе, стараясь не скрипеть деревянными половицами, и уткнулась мордой куда-то в висок. — Какие бы законы не устраивали в деревне, как бы не хотели пихнуть кого-то ещё, но Иккинг практически вождь. Он чувствует всё это. Магия уже избрала его. Она нечто такое, что руководит нами издали, с помощью чего мы защищаемся от самих себя и помогаем другим вовремя уйти. Или прийти в этот мир. Даже сами мы не знаем полностью, сколько для нас творит магия. Но ты плачь, плачь, ведь эмоции - тоже дар от богов”.

И Астрид рыдала тихо, беззвучно, судорожно, захлёбываясь в собственных слезах, царапая щёки и лоб до крови верхней чешуёй и прижимаясь сильнее к единственному родному существу во всём мире, моля, чтобы хотя бы она её никогда не оставила.

“Я не успела достаточно хорошо узнать её, но неужели всё так… безнадёжно? Без шанса на будущее?” — просипела Астрид в мыслях; в мыслях меньше шанса заплакать вновь и подавиться воздухом.

Громгильда дунула на неё тёплым воздухом, даже горячим, который тут же высушил щёки и запёк кровь из мелких ран, а затем лизнула шершавым языком.

Что-то было не для необычных людей. Может, поэтому Иккинг не хотел говорить. Знания иногда убивают надежды.

“Знаешь, — внезапно в голове громко и чётко произнесла Змеевик, открыв глаза и смотря на больного, — магия пусть и такая важная, но даже её можно перебороть. Готти уже три раза предсказывала смерть Иккингу, а он, как видишь, живее всех живых. Не собирается помирать. Может, у его ближнего круга такие же чудеса выйдут”.

У Астрид ужасно болела голова — в мыслях всплывали то образ злого отца с запутанной бородой, то седина матери и её заплаканные глаза, то Забияка, говорящая, что Иккинг влюблён в неё, Астрид, а серо-зелёное лицо Задираки всё это объединяло настоящим, даже когда девушка закрывала глаза. Перед ней умирающий брат её подруги, на коленях не могущая жить без близнеца Раф, сзади — любимый и единственный дракон на всю жизнь.

Как прогнать всю дурь из головы? (особенно если это убивает)

— Эй, дорогая, — Астрид вновь погладила под подбородком Громгильду, вслушиваясь в треск поленьев, который мог успокоить, — а почему ты мне не сказала, что значит запах белены? Запах каштанов?

Дракон прикрыла глаза на мгновенье, а когда открыла, то зрачок превратился в тонкую ниточку, словно яркий солнечный свет озарил всю комнату разом.

“Всё слишком сложно, да? Я не хотела тебя пугать,” — Змеевик снова дунула горячим воздухом, пытаясь отвлечь свою всадницу и успокоить. Какие же люди сентиментальные.

“И что мне с этим делать сейчас?” — мысленно простонала Астрид, вновь настраиваясь на речь внутри головы. Не то чтобы это было действительно сложно, просто непривычно до сих пор.

“Он начал обращение благодаря тебе. Вся деревня благодарна тебе. Ты не обязана что-либо сейчас делать, нам всем сейчас тяжело, — она пробурчала ещё что-то неразборчивое, что можно было бы принять за слова утешения, а затем: — но только не упусти его! Ты всегда можешь отправиться ко мне за советом!”

Драконья ухмылка — это то, что вы пожелаете забыть, как только увидите первый раз.

Готти доваривала помогающее зелье, чтобы совершить полный оборот. Под потолком витал немного ядовитый запах зеленоватой дымкой, въедающийся в ноздри. Скорее всего, его впитает дерево (впрочем, кто знает, сколько эта крыша видела разных зелий и впитывала запахов), на несущих балках останутся разводы.

Они не знали, как оно сработает вместе с источником отравления внутри Забияки, отреагирует на его кровь, смогут ли они вообще обратиться. Но так хотелось верить. Ведь ливень за окном прекратился, дав им немного времени. Вдруг Боги всё же на их стороне?

В воздухе пахло влагой, сырой травой и плесенью.

“Поспи немного, время есть. А потом начнём,” — шёпот в голове был будто «мутным», немного отстранённым, но таким привлекательным, заманивающим.

Когда Астрид проснулась, она пожалела, что послушала Громгильду. От Иккинга невеста знала, что кровь драконов действительно гораздо гуще, что помогало им спать в любой позе, но, похоже, её кровь явно не давала таких преимуществ: шея болела, задница болела, спина болела, нога, на которой спала Раф, ужасно затекла, а теперь словно горела огнём; если чуть отстранить безвольное тело, то начнутся жуткие покалывания тысячи ледяных иголок.

Девушка зевнула, когда увидела выходящую из закутка Готти. Старушка кивнула, улыбаясь, думая, что викинг сразу примет этот жест за готовность.

Тянуть было нельзя.

Астрид толкнула изо всех сил Громгильду, сидящую сзади и будто впавшую в транс, чтобы та позвала Рыбьенога для расшифровки всего происходящего, а Иккинг и Сморкала просто обязаны быть здесь.

Дракон обиженно курлыкнула и с разбега вылетела наружу, крича на драконьем во всё горло, чтобы Сарделька побыстрее нашлась. Змеевик вернулась ещё раз к наезднице, чтобы сказать, что Иккинга нигде нет. Девушка не могла сдержать себя, будучи на пределе: да пусть хоть Сморкала ищет, они должны быть здесь уже сейчас!